Ни то ни другое его не устраивало. Повреждения не были критичными, и он вполне держал себя в руках, но, когда она шагнула ближе, соблазн возрос в десятки раз, и он не удержался – разозлился и накричал.
Кажется, обиделась…
Да шэт с ней, с обидой. Главное, что ушла.
Теперь бы как-нибудь самому доковылять до спальни… через кабинет, где есть кое-что восстанавливающее.
– Милорд?
Минут через десять на него наткнулся патруль, обходящий вечерний парк. Да, эти ребята не зря получали свое жалованье – едва различимый стон, едва уловимый шорох, и они тут как тут.
– Милорд, что с вами?
– Ничего особенного… производственная травма. Витал, помоги… да, благодарю.
Через двадцать минут, выпив концентрированный энергетик, вынутый из сейфа в кабинете, лорд кое-как добрался до своей спальни, где, рухнув на кровать и скинув только обувь, впал в некоторую полудрему-полуанабиоз. Именно подобный транс максимально ускорял процесс регенерации, а сейчас это было жизненно необходимо. Еще в кустах он продиагностировал свое состояние, и оно было, без прикрас, печальным – трещина в позвоночнике и серьезно поврежденные высоким напряжением все без исключения внутренности. По сравнению со всем этим обуглившиеся кончики волос и ресницы, а также обожженные губы, куда пришелся удар, были незначительной ерундой.
Что было в этой шэтовой ампуле такого, что сейчас птенец не только опасен для окружающих, но и сам не контролирует это?! А Виктория именно не контролировала, он это чуял.
Под утро, когда полудрема начала переходить в полноценный сон, ему приснилась она.
Вика. Виктория. Птенец с душой волчонка. Она смущенно улыбалась и просила прощения… Говорила, что не специально и что это – просто защитная реакция тела на постороннего. Но если он не против, то ей будет приятно узнать его ближе. И вообще, для него она просто Вика, а никакая не Виктория.
Заснул лорд Юмирай с непривычной для окружающих слегка глуповатой улыбкой на губах.
Пока шла в дом, я зло сжимала и разжимала пальцы, но внутренне понимала, что зря злюсь. С чего я решила, что ему приятна моя помощь? С чего я решила, что она вообще ему нужна? Может, у них принято, что женщины – создания хрупкие и до жути беспомощные? Черт!
Все-все, Вика, выдохни…
Послал, да, послал. Первый раз, что ли?
Ты сейчас вообще существо бесправное, и все, что можешь, – это молча и быстро делать то, что тебе сказали. Без пререканий, без возражений и не проявляя никому не нужную инициативу.
Тяжело вздохнув, я покачала головой. Давно я не была в таком положении, очень давно. И, как ни печально сознавать, пока не в моих силах изменить ситуацию. С одной стороны, мне нужно как можно быстрее стать птицей и получить хотя бы иллюзию свободы и выбора, хотя тут во многом все зависит от решения Матери. С другой стороны, торопиться не резон и лучше дождаться, когда пройдет пресловутый полуночный слет, чтобы не попасть еще сильнее. С них станется подстроить «голос звезд». Нет уж, не согласна.
Ну и как быть?
В своих размышлениях я дошла до своей комнаты и, глянув в зеркало, расположенное над комодом, поняла, что служанка на первом этаже косилась на меня не зря – волосы дыбом, блузка в земле и листве, на щеке царапина, а губы не просто синие, а еще и светящиеся.
Кстати, не только губы…
Не решившись раздеться в комнате, куда в любой момент мог войти лорд (надеюсь, он уже оклемался), я отправилась в ванную и уже там начала немного судорожно расстегивать многочисленные пуговки испорченной блузки и стаскивать надоевшую за день юбку.
Че-о-орт…
Господи, в кого я превращаюсь?!
За день энергетические линии полностью поглотили левую руку, плечо, часть груди, левую сторону шеи, всю верхнюю часть спины и теперь нацелились на правую половину тела, ноги и голову. Кроме того, голубыми были губы, белки глаз и, как ни странно, кончики ресниц и волос.
Выглядела я при этом некрасиво и дико.
Вдруг стало страшно. Так страшно, как не было даже тогда, когда Димка начал убивать Свету.
А если это навсегда? А если они накосячили с содержимым ампулы и теперь я совсем мутант? А если… А если я так и не стану полноценным птенцом (не говоря уж о птице) и они решат меня убить? Совсем убить, навсегда.
Безумным взглядом скользя по своему перламутровому отражению, рассматривая странную, завораживающую вязь линий, в какое-то мгновение я посмотрела себе в глаза и четко увидела, как из глубины сознания на меня смотрит кто-то чужой. Я разглядывала свое отражение, но там, в зеркале, была не я.
Господи…
Отшатнувшись, когда зеркало пошло сеточкой трещин, а затем взорвалось осколками, я успела лишь закрыть лицо руками, но все осколки прошли мимо. Меня не задел ни один.
Что происходит… что за… почему? Почему?!
Выскочив из ванны как ошпаренная, я почти добежала до двери, но, уже взявшись за ручку, резко остановилась. Нет. Нельзя. Нельзя…
А что можно?
Точнее, что нужно? Что нужно мне, чтобы выжить, не сойти с ума и не стать кандидаткой в утиль? Серьезно задумавшись, но ощущая, как в глубине тела разгорается жар и странная, неведомая сила буквально распирает меня изнутри, а энергетические линии, словно почувствовав волю, буквально рвутся на захват тела, я не придумала ничего иного, как метнуться к окну.
В ванную – страшно, в коридор – нельзя, а вот к окну… да, там мне будет прохладнее и комфортнее. Невероятно обострившаяся интуиция вопила, что я просто обязана взобраться на крышу, потому что именно там, и ни в каком ином месте, мне будет спокойно и уютно.
То, что я осталась в одном белье, меня почему-то не смутило…
Стража периметра, только-только доставившая лорда в особняк и продолжившая нести свою неустанную службу, с удивлением отметила, как распахнулось «то самое» окно, затем из него высунулось нечто голубое и светящееся, осмотрелось, что-то пророкотало, а после встало на подоконник и, подпрыгнув, ухватилось за самый большой завиток, чтобы проворно вскарабкаться на пару метров вверх.
Еще метр, еще…
– Стайк, это… что?
– Думаю, птенец.
– Но это… – провожая взглядом голубую фигурку, которая поднималась все выше и выше и наконец, взобравшись на крышу, скрылась из их поля зрения, страж наконец смог обескураженно договорить: – Это вообще ненормально!
– А когда они у нас были нормальными?
– И что теперь?
– Следим, чтобы не упала, а наутро доложим милорду. Беспокоить его раньше нет смысла. Видел, в каком он состоянии?
– Ну…
– Как думаешь, сам?
– Шэт!
По-новому оценив опасного птенца и оставив даже саму мысль посмотреть на него поближе, страж поежился и внутренне признал, что Стайк прав. Их дело – следить, а никак не спасать и уж тем более не мешать кандидатам в высшие делать то, что им вздумается.
– Где?!
Лорд проснулся довольно рано, причем не сам – разбудили. И доложили.
– На крыше… – Вжав голову в плечи, Стайк отводил глаза, не в силах смотреть на гневающегося милорда. – Она туда сразу почти… вечером еще.
– Шэт!
Лихорадочно переодеваясь в свежую одежду, потому что вчерашняя была вся в прожженных прорехах, лорд пытался понять, какого (тут длинный сложносоставной мат) ее туда понесло. На крышу! Как?!
– Как?
– Она взобралась по стене.
– Как?!
– Открыла окно и взобралась по… – Сглотнув, страж совсем тихо договорил, понимая, что это звучит невероятно: – Стене…
– Если с ней что-то случилось… – Не договорив, потому что и так было понятно, что со всеми ними сделает Мать (и с Юмираем – в первую очередь), лорд рванул на третий этаж, оттуда – на чердак и уже там, замерев и приказав себе успокоиться, начал искать выход на крышу. Сам он там не был еще ни разу, так что помощь слуги, ответственного за чердачные помещения особняка, была кстати. – Всем вниз, не приведи Праматерь, девочка испугается и упадет! Поймать любой ценой!
– Да, милорд…
Стража рванула вниз, а он, подождав контрольные десять минут и мысленно воззвав ко всем без исключения высшим силам, шагнул на крышу. Та-а-ак… Ну и где?
Обходя метр за метром и морщась из-за того, что крыша неровная и на ней так много различных мешающих ему сейчас элементов, в какой-то момент Юмирай с ужасом подумал, что птенца тут больше нет, но едва различимый шелест привлек его внимание. Стараясь даже не дышать, лорд обошел самую широкую трубу дымохода, да так и застыл, не в силах поверить в увиденное.
Виктория сидела на корточках в одном нижнем белье, прислонившись к этой самой трубе, и, обняв себя одной рукой, но при этом выставив вторую ладонью вперед, зло смотрела на сидящую в паре метров от нее голубую сову. Сова периодически возмущенно хлопала крыльями и тихо, но явно осуждающе посвистывала и ухала.
