Спасибо, конечно, ему. Не хотелось бы мне в аду сейчас париться. В рай меня точно бы не взяли. Из семи смертных грехов я совершил девять. Всяко фейс-контроль бы не прошел в богоугодное заведение. Тем более, за всю жизнь не молился ни разу. С богом у нас как-то сразу не заладилось. Он в мою жизнь не лезет, я ему не мешаю…
Однажды утром в нашей палате нарисовался заведующий хирургическим отделением. Его выпученные, как у Голума глаза суетливо бегали по сторонам. Он подошел к моей кровати, шумно выдохнул и ослабил галстук на взмокшей шее.
Неприятный тип. На врачей любил покрикивать и с пациентами через губу разговаривал. К больным относился с профессиональной прохладцей и цинизмом. Поговаривали, что подарки очень любил. В основном в виде купюр. Иногда за некоторые особые услуги родственники пациентов приносили эти подарки ему в конвертах.
— Петров, — наконец выдохнул он. — Зайдите, пожалуйста, в ординаторскую. Вас там ждут…
— Кто ждет? А сюда они не могут прийти? — спросил я.
От моей наглости главврач заерзал на месте.
— Это второй секретарь горкома, товарищ Зинченко Сергей Сергеевич. И к тому же, он не один. Пройдите в ординаторскую, срочно!
Зинченко? В голове крутилась эта знакомая фамилия. А-а-а… Вспомнил. Это шишка из горкома. Отец одного из одноклассников, что из шайки Быкова. Это с его подачи участковый Осинкин приходил и пытался мне на мозг капать. Интересно, а этот чего приперся? Не к добру.
Судя по всему, Зинченко — шишка видная. Второй секретарь, это получается второй человек в городе по партийной линии.
Я встал с кровати, отложив журнал “Крокодил”, который еще утром стрельнул у соседа. Веселенький журнальчик. Карикатуры в нем, как живые. Особенно капиталисты круто нарисованы. Пузатые человечки с хищными мордами людоедов и непременно во фраках, цилиндрах и с золотыми цепями на шеях. Когда у нас капиталисты появятся, цепи у них будут, а вот фраков не предвидится.
Мы шагали с главврачом по просторному, пахнущему хлоркой и йодом коридору. Он бубнил, давая мне наставления по поводу встречи с важными гостями:
— Вы, Петров, пожалуйста, с Сергей Сергеичем соблюдайте субординацию.
— Хорошо, — кивнул я. — Не дурнее паровоза.
— Вот видите, Петров, — забрюзжал врач. — Даже сейчас вы разговариваете с человеком, который старше вас два раза, как с ровней.
“Эх дядя, знал бы ты, сколько мне на самом деле лет” — подумал я, но вслух ничего не сказал. Хватит портить с ним отношения. А так хочется…
— За вами не раз была замечена такая особенность, — продолжал воспитывать белохалатный. — Вы со старшими на ты и позволяете себе вульгарные высказывания. Товарищ Зинченко человек очень важный. Даже председатель горисполкома его слушает (это по нашему мэр города, наверное). А мне здесь еще работать и работать. У меня семья. Дети…
— Не беспокойтесь, док, — улыбнулся я. — Все норм будет.
Врач дернулся и схватился за грудь. Раскрыл рот, чтобы выплеснуть в мой адрес тираду нравоучений, но не успел. Мы уже пришли. Створки двери ординаторской обе распахнуты. Внутри жужжание и гудение, будто собралась толпа народа.
Я шагнул внутрь первым и застыл. Там действительно оказалась толпа. Несколько журналистов с “Зенитами” наперевес и с громоздкими вспышками. Какие-то люди в строгих костюмах. Пара девушек с цветами.
— Товарищ Петров, — вперед выступил небольшого роста пузатый дядька в дорогом, советского кроя костюме в полоску и черном галстуке с золотой прищепкой. На его круглом лице сияла фальшивая улыбка. Он мне напоминал фашиста. Такие же подстреленные усишки а-ля Гитлер.
Я узнал Зинченко. Его фото нередко печатали в местной газете “Городские вести”. Я чуть приосанился, чтобы не быть похожим на выходца из концлагеря (несуразная больничная пижама напоминала робу узника).
— Андрей Григорьевич, — торжественно объявил Зинченко. — Я прибыл по поручение партийного руководства, — чтобы вручить вам заслуженную награду.
— Награду? — я опешил.
— От имени Президиума Верховного Совета СССР за проявленное мужество и самоотверженность, проявленные при поимке преступников-рецидивистов, разрешите вас наградить медалью "За отличную службу по охране общественного порядка".
Огни фотовспышек осветили ординаторскую так, что даже фикус на окне засверкал. Чиновник широким жестом протянул мне руку, картинно повернувшись вполоборота к корреспондентам. Он застыл с улыбкой на лоснящемся лице, потрясая рукопожатием со мной.
После небольшой паузы (дождался, пока камеры успеют запечатлеть его) раскрыл маленькую коробочку, отделанную красным шершавым бархатом, и извлек оттуда серую медальку со стандартной пятиугольной колодкой, обтянутой красной муаровой лентой.
Ленточка с тремя синими продольными полосками. Я сразу узнал эту медаль. В той жизни у меня была точно такая. Многие медали, учрежденные еще в советскую бытность, оставались в ходу. Такую медаль давали за подвиги и заслуги, проявленные в охране общественного порядка и борьбе с преступностью не только сотрудникам милиции, но и членам добровольных народных дружин и другим гражданам за активное участие и проявленную при этом храбрость.
Стычка с валютчиками начинала приносить свои плоды. В голове у меня сразу созрел “корыстный” план.
Сергей Сергеевич торжественно и не спеша прицепил мне на пижаму медаль, не забывая при этом широко улыбаться в пыхающие фотокамеры. После он наклонился ко мне и с улыбкой на лице тихо проговорил, его голос слышал только я:
— Не обольщайся, Петров. Мне известно о твоих хулиганских выходках. Про драку в школе я не забыл. Говорят, ты в милицию хочешь пойти работать. Эта медаль тебе не поможет. Так, вот. Я сделаю все, чтобы тебя не взяли в органы. Такие, как ты — не достойны чести сотрудника советской милиции.
— Спасибо, Сергей Сергеевич! — громко воскликнул я, широко улыбаясь.
Я схватил его руку и тряс с таким восторгом, будто это была рука генсека.
— Я очень благодарен, за ваши теплые слова!
К нам подскочили корреспондентки. Кто-то всучил мне охапку цветов. Напомаженные и накрученные на бигуди девицы тыкали в нас пластмассовыми микрофонами, шнуры от которых тянулись к висящим на их шеях портативным магнитофонам:
— Скажите, товарищ Петров, что вы чувствовали, когда бесстрашно в одиночку бросились задерживать опасных преступников? Какие мотивы побудили вас сделать это?
Я церемонно обвел взглядом присутствующих и торжественно произнес:
— Спасибо, товарищи! Как комсомолец и будущий коммунист я твердо для себя решил, что хочу поступить на службу в ряды советской милиции. Это мечта моего детства. Я уверен, что смогу принести пользу своей стране в почетном деле борьбы с преступностью. Советский народ должен чувствовать себя защищенным. И пользуясь случаем, я хотел бы попросить высокопоставленного гостя — товарища Зинченко Сергея Сергеевича, дать мне соответствующие рекомендации от имени горкома партии на поступление в среднюю школу милиции в нашем городе. Я понимаю, что вначале нужно отслужить в армии и проявить себя на боевом посту, заручившись характеристиками командиров. Я готов к этому. Но так моя мечта оттянется еще на два года. Я прошу Сергея Сергеевича посодействовать о принятии меня в школу милиции на общих основаниях, но без прохождения воинской службы. Это будет для меня лучшей наградой. Спасибо…
Когда я закончил воцарилась секундная пауза, а затем раздались аплодисменты. Хлопала свита Зинченко, представители больницы (и даже завотделением), корреспонденты и прочие господа присяжные-заседатели.
Зинченко насупился. На его виске запульсировала жилка. После моих слов его атаковали журналисты, наперебой засыпали вопросами.
— Что скажете, Сергей Сергеевич? Считаете ли вы достойным Андрея Петрова стать на стражу правопорядка? Вы можете сделать исключение из правил?
Второй секретарь горкома достал клетчатый платок и медленно полировал взмокшую лысину. Казалось, что у него намокли даже усы.
