Всё заволокло дымом, а Ален с Клодом уже оттаскивали пушку, чтобы прочистить ствол банником. Как по мне, на единственный выстрел ушло неприлично много времени, а ведь это даже ещё не сражение. Надо будет думать, как можно ускорить стрельбу, но это потом.
— Все, заряжайте картечью, — хмуро приказал я.
Четыре пушки начали оттаскивать от бортов почти одновременно, и в это время «Лилия» ответила нам таким же холостым выстрелом. Приветственный салют, мать его. Я криво усмехнулся. Я-то думал, они правильно поймут меня и лягут в дрейф. Не тут-то было.
Значит, будет бой. Попробуем их догнать и вдарить из всех орудий картечью, а потом взять на абордаж. Ветер был встречный, и шхуна шла быстрее, чем бриг с его прямыми парусами. Можно подкрасться сзади и дать ему почти что продольный залп.
Я оглядел палубу и увидел Андре-Луи, который висел на вантах и возбуждённо глядел на «Лилию», которая с каждой секундой становилась чуть ближе.
— Малец! Живо вниз! — рявкнул я. — И чтоб не выходил, пока тебе не будет позволено!
Парнишка огляделся по сторонам, видимо, в поисках хоть чьей-то поддержки, но в итоге слез на палубу и разочарованно побрёл туда, куда сказано. Я же подошёл на ют, к штурвалу, за которым снова стоял Клешня.
— Догоним? — спросил я.
— Конечно! Если ветер не переменится, — сказал Клешня.
Я немного нервничал. Слишком многое зависело не от меня и моих личных качеств, а от банального везения. Поменяется направление ветра или нет, попадёт выстрел из пушки или нет. А ставкой в этой игре была жизнь, не меньше. Я никогда не был против разумного риска, но это казалось мне чем-то запредельным.
Нужен был план, чтобы упорядочить весь этот хаос. Я знал, что любые планы летят псу под хвост, но мне так будет спокойнее.
— Подойдём к нему сзади, с правого борта, повернёмся и картечью влупим, — сказал я. — Пока он ничего не подозревает.
— Уже, небось, подозревает, — хохотнул Клешня. — Я бы точно насторожился!
— Я бы тоже, — хмуро произнёс я.
Утреннее солнце искрилось на волнах, свежий ветер поднимал рябь на воде. Было ещё не жарко, но уже и не прохладно, самое то для комфортного времяпровождения на свежем воздухе. Лучшая погода для абордажа. Идеальная.
Но, несмотря на прекрасную погоду, настроение у меня было поганейшим. Будто в кишках застрял ледяной комок, до костей пробирающий холодом при каждом движении, при каждом взгляде на приближающийся французский бриг. Не знаю, предчувствие это было или просто страх. Я принялся проверять пистоли, чтобы хоть чем-нибудь занять руки и успокоиться.
Мимо прошёл Шон, вооружившийся каким-то тесаком, Адула и Себадуку под руководством боцмана таскали к бортам кошки и багры. Я видел, что нервничаю не только я один, но почти все старались не подавать виду.
«Лилия» приблизилась на расстояние пушечного выстрела. Я почувствовал, как пересохло у меня в глотке. На бриге тоже были пушки, я видел их на рейде Бастера, кажется, три или четыре с каждого борта. Побольше, чем у нас. Я вдруг почувствовал, что пришёл с ножом на перестрелку.
Я стоял на баке и пристально вглядывался в силуэт брига, видя, как на его корме точно так же стоит капитан «Лилии». Я не мог разглядеть его лица, но мог представить его сосредоточенный хмурый взгляд, сверлящий нашу шхуну. Капитан «Лилии» вдруг резко повернулся и ушёл, а сама «Лилия» начала поворачиваться к нам левым бортом.
— Клешня, вправо поворачивай! — заорал я.
«Орион» был гораздо манёвреннее «Лилии», да и нам, в отличие от брига, не нужно было поворачивать через ветер, наоборот, мы приводили шхуну к ветру, так, чтобы оказаться борт к борту с «Лилией».
На палубе брига расцвели четыре оранжевые вспышки. Похоже, у капитана сдали нервы.
— Ложись! — проревел я, кидаясь на палубу.
Четыре выстрела прогремели слитно и стройно, ядро со свистом пролетело сквозь такелаж, разрывая паруса, другое врезалось в корпус, вздымая в воздух тучу щепок. Два других пролетели мимо, с плеском падая в воду.
— Видишь, Робер, они первые начали! — воскликнул я, поднимаясь на ноги с идиотской ухмылкой.
Загремели мушкетные выстрелы, буканьеры, укрываясь за фальшбортом, высовывались по одному и стреляли по вражеским матросам. Я тоже схватил мушкет и нырнул в укрытие. Ветер, теперь дующий в борт, раскачивал шхуну на волнах, стрелять было крайне неудобно, но мы стреляли. Порой даже попадали, но гораздо больше пуль уходило в молоко.
Два корабля кружили друг против друга, словно в медленном вальсе под аккомпанемент выстрелов, постепенно сокращая расстояние между собой. Наконец, мы сблизились настолько, что можно было уже использовать картечь.
— Левый борт, огонь! — скомандовал я.
Обе пушки с оглушительным грохотом выплюнули целую тучу свинца, а канониры тут же принялись перезаряжать орудия. На «Лилии» послышались жалобные вопли раненых. Пахло дымом, кровью и порохом.
Вражеские канониры перезарядили пушки и дали ещё один залп, уже не такой стройный, три пушки громыхнули одна за другой. Ядро просвистело над палубой, другое разломало фальшборт и напрочь снесло укрывшегося за ним негра Оботе. Туча щепок и кровавых брызг поднялись в воздух кошмарной взвесью. Третье ушло в воду рядом с нашей кормой, и будь их пушкарь хоть немного удачливей, то мы бы получили пробоину ниже ватерлинии.
Корабли продолжали сближаться, мы продолжали осыпать друг друга выстрелами из мушкетов и проклятиями, а я надеялся, что их пушкари не успеют зарядить пушки в третий раз. Наши как раз заканчивали перезарядку.
— Готов! — крикнул Ален.
— Готов! — через долгие десять секунд после него крикнул Кристоф.
— Огонь! — рявкнул я.
Канониры ткнули запальниками, и пушки одна за другой громыхнули, свинцовой метлой выметая палубу «Лилии». Картечный залп с близкого расстояния — это ужасное зрелище.
— Клешня! Ближе давай! Ещё ближе! — заорал я, стискивая похолодевшими руками деревянный приклад мушкета.
На бриге нас поджидали, я это ясно видел. Но после двух картечных залпов раненых и убитых там было уже больше, чем живых. Я вдруг с ужасом представил, что и у них теперь пушки заряжены картечью, выжидая, когда мы все высунемся из укрытий, чтобы броситься на абордаж. Лично я бы так и сделал.
— Эмильен! Жорж! Робер! — прокричал я. — Выцеливайте пушкарей!
Буканьеры по-прежнему оставались самыми меткими стрелками из нас, и даже бортовая качка не слишком-то мешала им попадать в цель. Затрещали мушкетные выстрелы, едкий дым повис над нашей палубой, как плотная завеса. С той стороны тоже стреляли. Пули свистели над головами, выбивали щепки из корпуса и такелажа, рвали паруса и снасти.
Наконец, мы приблизились настолько, что могли добросить кошку, и негры Адулы синхронно метнули их ловким охотничьим движением. Крюки запутались в чужом такелаже и снастях, несколько кошек зацепились за фальшборт, и несколько отчаянных матросов «Лилии» высунулись в тщетной попытке отцепить её. В тех, кто высовывался, тут же стреляли буканьеры, а негры тем временем подтаскивали одно судно к другому.
Я хищно улыбнулся, выхватил палаш и пистоль, поднялся на ноги. Весь страх как рукой сняло, ведь теперь только от меня зависело, выживу я или нет, а в своих силах я был уверен как никогда.
— На абордаж! — проревел я, и хор разъярённых пиратов отозвался тысячей голосов.
Глава 15
Два корабля столкнулись бортами с треском и грохотом, обе посудины качнуло, такелаж и снасти сплелись в объятиях ближе и крепче, чем вольный флибустьер с портовой девкой. Мы выскочили из-за фальшборта, оглашая всю округу дикими воплями и перепрыгивая на чужое судно, уже залитое кровью и усеянное телами убитых и раненых.
Я перескочил через морскую пучину, разделяющую два корабля, она живо напомнила мне расселину между скалами, разве что скалы при этом не качались. Кто-то перепрыгивал по такелажу, по вантам, умудряясь при этом ещё и стрелять, матросы «Лилии» отстреливались из укрытий, но от обороны сражения обычно не выигрываются. Любую, даже самую крепкую, оборону можно вскрыть, а их оборона такой не выглядела.
