— На пацана показа-а-ать, — начинаю реветь, — что в бума-а-ажке…
Парень выпрямляется, опешив.
— На Караваева?
Вот это поворот! А я тогда кто? Не показывать виду! Реветь дальше.
— На Карава-а-аева. На Ви-и-итьку.
Замолчали, переваривают новую вводную. Делаю вид, что медленно успокаиваюсь, судорожно поскуливая.
— Слышь, Чистый, — молодому приходит в голову ехидная мысль, — А часом, она не тебя выпасает?
— Дурак ты, Румын! Она меня давно выпасла. Это мне не с руки с ней светиться. В курсе она про меня. А ты за челнока канаешь.
— Чего-й то, за челнока…
— Закрой пасть! Думаю.
Я тоже как раз этим и занимался. Выходит «тема за шпака» — это по мою душу? С подачи инспекторши. Чем это я ей так насолил? И чего хотят? Напугать? Избить? Или в правду, закопать? Такими ресурсами? Шпана, блатной. Оба тертые. Как меня срисовал! Как-то несоразмерно. Из пушки по воробьям.
И зачем? За что? Из-за пожара? Ерунда. Из-за Трюхи? Не фига себе «отмазки»! Лажа. Из-за Родьки? Теплее. В этой точке и тогда были «непонятки».
— Ну что, парень, успокоился? — дед может и по-человечески разговаривать, гляди ж ты, — Что она еще сказала?
— Сказала, чтоб я ему на Витьку в школе показал. Мы с ним в одном классе, — импрровизирую я и решаюсь рискнуть, — И что завтра нужно…
Дед настораживается.
— Что завтра?
— Не знаю. Сказала — нужно завтра. Чтоб передал. Утром перед уроками чтоб показал. И все.
Где-то наверху гулко хлопают по татами. Броски. Тренировка идет. А эти двое сюда, стало быть, вхожи. Чужих обычно сюда не пускают.
— А скажи-ка, шкет, где живет этот Витька.
Проверяет? Мелковато как-то.
— Да на Сафронова. У гаражей. У них там во дворе мужик недавно умер.
Снова переглядываются. Странно.
Да они в курсе!
Во как. А если мы так походим…
— Только он не умер, — понижаю голос с видом заговорщика, — его грохнули.
Попал! Дед сверлит меня глазами и неожиданно сжимает плечо. Словно клещами.
— Ты что-то путаешь, сынок, — медленно произносит он и вдруг резко меня встряхивает, — Откуда знаешь? Говори!
— Да слышал я! — обиженно кричу, — Зоя говорила! По телефону! Что Данилу убрали! Я подслушал! Отпустите меня!
— Дур-ра! — с чувством говорит дед и отпускает меня, — Фуфло. Чувырло братское.
Срослось! Наугад — в десятку! Попал!
И вдруг отчетливо понимаю, что этот мой «выстрел» не в десятку, а самому себе в ногу. И практически насмерть. Да меня ведь не отпустят! Сейчас пораскинут мозгами и придушат где-нибудь.
Чистый… Чистый…
Чистильщик!
Решение приходит моментально. Начинаю тоненько всхлипывать по нарастающей.
— Ну, ты чего, шкет? Чего ноешь?
— В ту-… в ту-… в ту-… а-… лет, — я заикаюсь, у меня опять горловые судороги, сейчас буду реветь, — Я опи-и-и-исался!
— Ёпт! Румын! Отведи его.
Решение еще Чистый не принял, но оно неизбежно.
Я, держась руками за пах, неуклюже семеню к двери. Молодой за мной. Туалет тут рядом — в коридоре по направлению к выходу справа. Сам выход метров через пять слева.
Перед туалетом неловко спотыкаюсь, падаю на бок и случайно цепляю Румына ногой по щиколотке. Исключительно случайно. По самой косточке.
Тот охает и приседает, а я, перекатившись через голову, несусь к выходу. Тамбур, дверь, направо за угол здания — тут где-то решетка между домом и стеной стадиона. Вот она.
Слышу сзади топот ног по лестнице крыльца. С натугой протискиваюсь между прутьями. Ткань трещит. Есть! И в этот же миг решетка с грохотом содрогается — это Румын с разбегу прыгает на препятствие и лезет по прутьям вверх.
Ага! Эту решетку специально поставили для того, чтобы шпана не лазила бесплатно на стадион. А для этого — сверху обильно намазали солидолом и замотали «колючкой». Слышу как Румын матерится, а сам через служебную калитку влетаю в толпу болельщиков, которые стоят между трибунами в углу стадиона.
Идет матч второй лиги.
Жив!
Вы не поверите — я стоял в углу!
Носом к обоям. Я! Учащийся первого класса советской школы! Без пяти минут октябренок, надежда отечественной спортивной гимнастики и тот, кто читает быстрее всех своих сверстников!
Это если не учитывать, что, кроме всего прочего, я еще подполковник запаса воспитательных структур, педагог и общественник в… прошлом… или в будущем. Не важно. И как самого последнего дошкольника!
Позор!
Мать так и сказала: «Раз как маленький не бережешь одежду, будешь и наказан, как маленький!»
Я уже говорил, что моя мама обожает наказывать с фантазией? Спорная, между прочим, методология в плане последствий для детской психики. Пару лет назад за раскраску гуашью двухлетнего Василия, меня раздели догола и выставили на лестничную клетку. Под предлогом недопустимости издевательств над беззащитным существом. «Понравится тебе быть беспомощным? Попробуй! Может, поймешь». Вот я орал тогда! Соседи сбежались.
А в прошлом году, когда я поджег деревянный забор у одного частника, мать не ругалась. Молча привела меня домой, усадила перед собой, зажгла спичку и погасила ее о мою голую ляжку. У меня тогда уши заложило от собственного крика. «Понял теперь, что с огнем не шутки?»
Понять то я ее понял, но если быть до конца честным, все эти экзерсисы любви к матери не добавляли. Тем более, что подобные наказания в отношении младшего брата почему то не практиковались. Экспериментировали исключительно на мне. Василия берегли для более высоких свершений.
Вот, кстати и он. Заглядывает в комнату, где я стою. Сейчас побежит стучать на то, что я отвернулся от стенки. Контроль за исполнением наказаний. Наивный. Сам же и огребет за ябедничество. Матери и так не по себе от моей покладистости. Раньше бы я орал, брыкался, психовал, но в угол не стал бы ни за что. А сейчас — молча развернулся и пошел нести свой крест.
Надо было подумать…
Что получается? Цепочка вырисовывалась очевидная. Инспекторша — Румын — Чистый — Данила. Причем, Румын тут — явный курьер, «челнок», как проговорился старый зэк. Ну да, судя по перстням, в контакт с органами ему входить «западло». Итак, по наводке инспекторши, скорей всего, именно дед и зачищает Данилу. Мотивы мне не известны. Вероятно, это как-то связано с утерей схрона, в котором, наверняка, были очень интересные вещи. Подобные найденной кассете. Мало информации для анализа…
Теперь — я. Чем-то я кому-то очень сильно помешал. Или встревожил. В опорном пункте инспекторша видела меня в первый раз. Это бесспорно. А вечером уже дает курьеру задание на зачистку. Почему так круто? Я потрогал шишку на затылке.
А ведь я был на краю! Причем дважды. Первый раз там — в раздевалке. А если бы не решил сегодня проследить за Румыном — завтра бы свернули шею где-нибудь в темном углу. И не пикнул бы. Интересные дела творятся тут, в моем беззаботном детстве!
В дверях появляется мать. Руки-в-боки, только я прекрасно вижу, что она уже остыла. Не исключено даже легкое раскаяние.
— Ты все понял?
О! Это очень важное в нашей семье слово — «понял». Я должен проникнуться, зарубить себе на носу, сделать выводы и все нужное «понять». На будущее. Во избежание рецидивов.
— Понял, — искренне говорю, — почти все понял. Можно идти спать?
Завтра утром нештатная встреча с «Сатурном». Нужно быть в форме.
— Иди.
* * *
Румын все-таки пришел.
Значит, мой побег из раздевалки бандиты не расценили как спасение собственной жизни, а списали на детскую непосредственность. А в целом — все ж таки поверили. Ну, как-то так я и предполагал, планируя вместе с Ириной наши дальнейшие действия.
Внимательно оглядываю диспозицию.
По идее, старого зэка здесь быть не должно — уж больно осторожен. Хотя полностью исключать эту возможность нельзя. Пока не видно.
Оживленная детвора с шумным гомоном постепенно втягивается во двор школы. Малышня сразу двигает по лестнице к входу, кто постарше — кучкуются перед крыльцом для солидности, здороваются за руку, хлопают друг друга по плечам. За углом справа мелькают клочки сигаретного дыма. Румын тоже курит, стоя у кирпичного столбика входных ворот. Там, где недавно поджидала меня пионерская банда.
«Выперся, хрен сотрешь, — зло думаю я, — конспиратор недоделанный».
Видно было, что Румыну очень не хочется лажануться и пропустить цель, поэтому, с трудом разглядев меня в толпе первоклашек, он грозит кулаком и всем видом, жестами и мимикой начинает показывать: «Ну, давай, давай! Где он?»
Я киваю и медленно шаркаю к нему, преодолевая бело-красно-сине-коричневое течение школьного планктона.
— Ну, ты чё, шкет! — выпячивая глаза, шипит нетерпеливый клиент, — Где он? Давай показывай, не тормози!
Я встаю слева от него боком, засовываю руки в карманы брюк и начинаю неторопливо пинать каменный бордюр.
