– Мой младший брат Лерман. Молодой, но деятельный.
– Знакомо, – согласился я. – Пока свободой горим, пока сердца для чести живы… Обычные забавы с пьянками и доступными женщинами не устраивают?
Он криво усмехнулся.
– Нет. Он еще не верит, что мир давно поделен. Любая попытка что-то в нем поменять может улучшить и ухудшить, но второе намного вероятнее.
– Особенно, – снова согласился я, – если менять берутся молодые, горячие и честные.
Он взглянул с любопытством.
– Но вы тоже молоды. Еще моложе моего брата. Но вы осторожны, остальные молодые могут назвать ваше поведение, уж не обижайтесь, трусостью.
– Сам так называл, – ответил я. – Я же понимаю, все, кто думает не так, как мы, дураки набитые. И обязательно тупые и ничего не понимают.
Вошли молчаливые и вышколенные слуги, быстро и аккуратно зажгли свечи у входа, а потом и вдоль стен всего зала. Вечер, оказывается, уже наступил, я за ужином и не заметил, что значит, он оказался совсем не таким напряженным, как мне чудилось.
Слуги исчезли, тихие, как тени, а в зал быстро и шумно вошел, почти вбежал, высокий воин в доспехах, несколько щеголеватых, но добротных и прекрасно подогнанных, шлем на сгибе локтя левой руки, а правой на ходу придерживает на боку ножны с торчащей рукоятью меча.
Вперив в меня взгляд огненных глаз, он даже остановился, посмотрел на герцога с гневом и возмущением.
– Брат! – вскрикнул он таким голосом, что больше пристало бы на заполненной народом площади. – Что я вижу?.. Мне во дворе сказали, что у тебя за столом презренный прислужник королевы?
Герцог нахмурился, бросил на меня виноватый взгляд.
– Лерман, – сказал он резко, – если хочешь сказать нечто мне лично, у тебя будет время.
– Я говорю сейчас! – вскрикнул воин.
– Если готов разделить с нами трапезу, – сказал герцог настойчиво, – переоденься и приходи к столу.
Воин вздернулся, словно его ударили снизу.
– Что-о? – вскрикнул он. – Брат, что ты говоришь?
Герцог произнес еще резче:
– Лерман, умолкни. Ты чересчур горяч, твой язык говорит раньше головы. Глерд Юджин – мой гость, он в неприкосновенности. Кроме того, нам стоит осмыслить лучше наши перспективы и пересмотреть наше отношение к происходящему в королевстве.
Лерман бросил ладонь на рукоять меча, но откуда ни возьмись появились рослые стражи с копьями в руках и, загородив нас, выставили перед собой блестящие острия.
Лерман посмотрел на них неверящими глазами, перевел взгляд на герцога.
– Неужели ты изменил нашим светлым мечтам? – вскрикнул он. – Неужели… Как ты мог, брат? Чего ты испугался?
Герцог сказал резко:
– Меня ничего не страшит. Но я не хочу и не позволю себе делать ошибки. Наша задумка, как сам знаешь, была не слишком… продуманной. Мы учли далеко не все.
– Что не учли? – вскричал Лерман.
– Что у королевы, – ответил герцог сухо, – могут быть не только войска. Доводы в ее пользу мы даже не рассматривали, верно? А это не совсем правильно, брат. Это несправедливо.
Лерман вскрикнул:
– Что? Она узурпатор наших свобод и прав!
– Лерман, – сказал герцог, морщась. – Давай отложим этот разговор.
За спиной брата герцога появлялись еще вооруженные люди, на этот раз из его дружины, вижу по их лицам.
Я чувствовал его лютую ненависть и жажду убить, но она идет только от него, а остальным, как чувствую, все по барабану. Велят убить – убьют, велят не трогать – не тронут.
Чуть повернувшись в кресле, я изготовил ладони, даже пальцы согнул, чтобы в момент появления пистолетов сразу ударили по спусковым скобам.
– Лерман, – повторил герцог предостерегающе, – я приказываю тебе, вернись!
Лерман вскричал:
– И не подумаю! Взять этого королевского прихвостня!
Его люди, обнажив оружие, бросились ко мне, однако герцог вскочил так резко, что едва не опрокинул стол, а чаши покатились по столешнице, проливая вино на белую скатерть.
– Назад! – крикнул он громовым голосом. – Это мой дом и мои правила!.. Я буду защищать своих гостей, как себя самого!
Воины остановились в замешательстве, одно дело – сразиться со мной, другое – поднять оружие на самого герцога в его доме.
Лерман закричал, как раненый зверь:
– Брат!.. Как ты можешь?.. Ты принимаешь врага за своим столом! И ты готов драться со мной?.. Твоим братом?
– Это ты готов драться, – холодно отрезал герцог. – А теперь уходи. Ты слишком… горяч. Поговорим, когда успокоишься. Ты не просто брат, а младший брат!
Лерман крикнул:
– Я никогда не успокоюсь!
– Но остынешь, – сказал герцог. – Тогда поговорим. Горячность должна стоять за умом, а не впереди.
И не вместо, договорил я мысленно. У этого братца ума не больше, чем у божьей коровки, что вообще-то хищный жук, несмотря на мирное название.
Лерман, не вкладывая меч в ножны, отступил на шаг, ожег меня ненавидящим взглядом.
– Мы еще встретимся!
– Возможно, – ответил я кротко.
Герцог провожал их взглядом, пока младший брат с его людьми не вышли из зала, бросил меч в ножны и тяжело опустился в кресло. Лицо его стало мрачным и озабоченным.
– Соболезную, – сказал я негромко.
Он повернулся, лицо все еще злое и несчастное, в голосе прозвучала боль:
– Простите его горячность.
– Пустяки, – ответил я сдержанно. – Я им даже любуюсь. Сам таким бываю. Но у меня теперь не только меч, как вы уже поняли. Потому стал таким осторожным, самому противно. Не за себя осторожным, просто теперь мне лучше не ошибаться… а как – не знаю. Вот и решил, лучше поменьше резких слов, резких движений…
– Мудро, – согласился он. – Хорошего не сделаете, а навредить и без вас смогут.
– Мир таков, – согласился я, – навредить – это наше все. Позвольте, я вам налью? Да и себе заодно.
Не дожидаясь разбежавшихся слуг, я поднял упавшие чаши и наполнил обе из с трудом устоявшего на столешнице тяжелого кувшина.
Герцог ухватил свою и припал к ней так жадно, словно путник в жаркой пустыне. Я сделал пару глотков, в самом деле после такой встряски организм требует что-то такое вот, хорошо пошло, покосился на герцога.
– Держитесь, – посоветовал я осторожно. – Вы старше и опытнее нас обоих.
Он тяжело вздохнул.
– Вы правы, все мы такими бываем, как вот Лерман… в ранней молодости. И я таким был. Но вы уже выкарабкиваетесь, а вот он все еще в том бездумном детстве, хотя у него свой замок, земля, жена и ребенок…
– Отправьте его в свои владения, – посоветовал я. – Там явно не все в порядке. Как и везде. Когда станет разгребать, то на всю жизнь увязнет.
Он покачал головой.
– Он за справедливость.
– А в его землях все справедливо? И в замке?
Он невесело усмехнулся.
– Ему нужна всеобщая справедливость. Во всем королевстве.
– Самые чистые люди, – сказал я, – проливают больше всего крови. Во имя счастья и справедливости. Спасибо, вино было отменное! А за блюда передайте поварам мою благодарность.
Он поднялся из-за стола вслед за мной, рослый и красивый в своем печальном достоинстве.
– Я провожу вас за ворота.
– Опасаетесь необдуманных поступков брата?
– Так… на всякий случай.
– Мне кажется, – сказал я, – вы для него авторитет…
– Да, – согласился он, – но хуже не будет. Мы с вами не друзья, но уже хорошие знакомые. Так что мне по рангу проводить вас никаких нарушений, никакого уничижения.
Мы вышли из зала, коридор неширокий, но длинный, я держался все же настороже и сразу услышал шум и топот множества ног за нашими спинами.
Из темного бокового прохода выбежали люди в доспехах и с ножами в руках, двое с топорами.
Герцог вскрикнул:
– Стоять!.. Кто смеет в моей крепости…
– Я, – ответил знакомый голос, – брат, мы сделаем то, что не решился ты… Во имя чести и свободы!
Я отпрыгнул, в обе ладони впечатались холодные рукояти пистолетов. Трое бросились, держа меня взглядами и мешая друг другу, я дважды выстрелил, отступил.
Лерман закричал яростно:
– Убейте его!.. Просто убейте!
Герцог крикнул громовым голосом:
– Не сметь!
Он выхватил меч и загородил меня, а первого же отважного, что пытался проскочить мимо, свалил мощным ударом в голову. Но закованные в доспехи воины, не трогая его, проскакивали под стенами справа и слева.
Я отступил еще, непрерывно стреляя, оглянулся. Вдали за другим поворотом тоже шум и звон оружия, я ринулся туда со всех ног, а когда выскочил в зал, сердце сжалось в ужасе. Выходную дверь перекрыла дюжина арбалетчиков, а при виде меня почти синхронно подняли упертое в пол свое ужасное оружие и приложили приклады к плечам.
Петляя, как перепуганный заяц, я ринулся вдоль стены к лестнице, к счастью, широченная, помчался наверх, прыгая через две ступени, но даже там бросался из стороны в сторону.
