– Э, эй, – тихо сказал Солдат и улыбнулся. – Семечки… Я возьму твои семечки, только очнись… и двинься с места. Включись.
По щекам Лизы поползли слёзы.
– Тебя же не парализовало? – Солдат потормошил за плечо, которое ему показалось худеньким как у маленькой девочки. – Ты же слышишь меня, тогда почему не шелохнёшься? – Он осветил прихожую, начала обуревать ярость. Вперил глаза в зеркало, в глубинах которого мелькнуло лицо бывшей жены – Барбары. – Ещё не хватало галлюцинаций нахвататься и самому потерять реальность. – Виктор слегка потолкал Лизу, проверяя – не упадёт ли, подошёл и сорвал картон, разорвал. Потом взял штыковую лопату и попробовал из дубовой настенной панели выдрать металлическую пластину: вылезла, как из трухлявого дерева. Подняв пластину с пола, Солдат запулил её на улицу.
С Елизаветы словно сняли заклятие: она вздрогнула, выронила всё из рук и осела на бедро.
Солдат подскочил к ней и обнял за плечи:
– Ты как? Семечками больше не торгуешь?
– Не пойму, какими семечками? – усталым голосом произнесла Елизавета. – Я так устала… у меня ощущение, что из меня вынули силу вместе с душой. Может быть, там найдём постель, и я немного вздремну? А ты чуть-чуть поохраняешь меня, а потом вместе пойдём дальше?
– Я буду охранять тебя сколько нужно.
– Ты знаешь?.. – Елизавета застыла в короткой паузе. – Я там увидела, что хожу мёртвой… у меня очень болит всё тело. Оно гниёт заживо, нет сердца, но… я продолжаю жить и мучиться от невыносимой боли. И… во мне сидят все бесы ада. И каждый… каждый из них по очереди управляем мною… стараясь причинить, такое невыносимое душевное страдание, что ты мечтаешь только об одном… умереть. И чтобы ни одно существо никогда обо мне не вспомнило. Не нашло.
– Где там? – спросил Солдат.
– Не знаю, – выдохнула Лиза. – Просто… там.
Солдат помог Елизавете подняться. Неожиданно она запустила свой фонарь в зеркало. Потом схватила с пола пистолет, передёрнула затворную раму и несколько раз выстрелила. Зеркало лопнуло так, словно со злостью выплюнуло собственные внутренние органы, обдав непрошеных гостей мелкими острыми осколками. Солдат еле успел прикрыть и себя и лицо Елизаветы, поймав спиной десятки злобных стеклянных зубьев.
– А его-то за что? – повернулся Солдат лицом к чёрной раме, морщась от колющихся осколков в спине.
– Ты на ёжика похож, – хохотнула Лиза. С брови стекала струйка крови: всё-таки поймала один зуб, выплеванный разбитым зеркалом. – Давай вытащу стеклянные колючки. – Она повернула Виктора к себе спиной. – Больно? Хорошо мелкие.
– Было бы ещё лучше, если бы до этого не сделала то, что сделала. Ничего вытаскивать не пришлось бы.
– Кто из нас мужчина – я или ты? Потерпишь. – Елизавета улыбнулась, вытянула осколок из толстовки на спине Виктора. – И меня тоже.
Когда Елизавета закончила, посоветовала обработать раны перекисью водорода и йодом. Подняла с пола фонарик, пощёлкала кнопкой: не работал. Бросила обратно на разбитые стёкла.
– Ага. Сейчас стану некромантом, воскрешу Гагарина, подружусь с ним и на его ракете сгоняю в аптеку. – Солдат помог Лизе достать мелкий осколок, вонзившийся над её бровью, дал чистый носовой платок, чтобы стёрла тонкую полоску крови.
Они прошли в высокие и тяжёлые двустворчатые двери следующей комнаты.
Взорам бросилась массивная люстра, свисающая метра на два с потолка. Все стены увешаны зеркалами и картинами в бронзовых рамах, тянущимися до самого потолка. И были расположены так – одно зеркало, потом одна картина точно такого же размера, а где были окна – то шло зеркало, картина, окно, картина, зеркало. И больше в огромном зале ничего не было. На стене, когда они вошли, перед взором высились четыре окна с декоративными переплётами, которые и освещали всю комнату тусклым дневным светом. На окнах отсутствовали ставни. На каждом зеркале – красная перевёрнутая звезда в круге, на каждой картине – Бафомет.
– Наверное, здесь когда-то происходили балы. Или танцы… вакханалии, – сказала Лиза. – А люстра дорогущая, хрустальная. И как только всякие заезжие её не украли? Может, она какого-нибудь прошлогоднего столетия. – Лиза поёжилась. – И всё равно здесь как-то неуютно. Может быть, такое чувство из-за изображений?
– Если только заезжие были, – угрюмо произнёс Солдат. – А если и были, так хорошо, если живыми уезжали.
– Да-а, – задумчиво сказала Лиза. – Здесь, прямо, какое-то логово... зверя. – Она подбородком указала на картины. – Может статься, даже ритуалы проводились… всякие жертвоприношения. Эх, как бы сообщить кому нужно?
– Если только эти «кому нужно» ещё живы.
– Ты хочешь сказать?..
– А ты видела кого-нибудь? – спросил Виктор, не дав договорить. – Хоть одно рыло засветилось своей мордой? Я даже чёрту был бы рад. Конечно, если только чёрт – свой.
Елизавета совсем сникла. Её бледное лицо даже посерело. Под глазами образовались мешки и тёмные круги. Она устало вздохнула.
– У меня будто кто-то вытягивает энергию, – вялым голосом сказала она. – Такая слабость одолевает, что ноги начинает трясти. И голова немного кружится. И эти перевёрнутые звёздочки в глазах мерцают.
– Энергоблокаторы ламповые на крыше стоят, и одновременно двадцать пятый кадр тебе в мозг посылают. Шутка. Пойдём в следующую дверь войдём. Может, там, где есть отдохнуть. Да и лучше бы нам поскорее отсюда убраться. Странно, но... мне кажется, что слабость и меня начинает одолевать. Не хватало нам обоим потерять сознание. И тогда бери тёпленьких и делай что хочешь.
Елизавета натянула квёлую улыбку:
– Ламповые, потому что старое?
– Нет. Потому что их не смогут блокировать, заглушить. Ты же полицейский, должна знать.
– Я – женщина. Возможно, что-то упустила. – Лиза зевнула. – Я же говорю, что мы находимся в нормальном мире. Просто нас куда-то занесло.
– А ураган за забором?
– Ты же говорил, что есть какие-то волны.
– Я предположил, чтобы нас успокоить. А люди? Ведь никого.
– Ну… так получилось, что никого.
– А…
– Хватит! У меня в голове назревает паника. Пошли найдём кровать, я чуть отдохну, и уедем. Пешком сквозь ураган уйдём, чего бы нам ни стоило.
– А виселицы? – не унимался Виктор.
– Хватит! Хватит! Я прошу! Не знаю… от такого можно сойти с ума. – Лиза понизила голос. – Если мы уже не сошли и не находимся в мире, придуманном самими же. Да ещё где-нибудь во сне.
– Если найдём кровать, беременеть будем?
Елизавета усмехнулась:
– Знаешь, я в первый раз рада тому, что ты сейчас шутишь в неподходящее время.
– А оно и правда – неподходящее?
Лиза задержала молчаливый взгляд на лице Солдата. Улыбка медленно растянулась на её губах. Она пожала плечами и ответила:
– Нет.
Рассматривая картины с Бафометом, они подошли к двери на левой стороне в самом конце комнаты. Такая же дверь находилась и на правой стороне, но на ней висел замок размером шестнадцатикилограммовой гири, что уже издали бросалось в глаза.
Они ступили на коричневый вытертый, в некоторых местах до бела, пол широкого П-образного коридора со множеством дверей, словно попали в старую гостиницу. Одна выдранная доска валялась рядом с дырой, которую когда-то прикрывала. Несколько стульев прикасались спинками к левой стене. В самом конце коридора на верх поднималась деревянная лестница. Две двери по центру слишком выделялись из всего ряда блёклых, потерявших свой цвет, но когда-то красивых дверей с бронзовыми ручками и с бронзовыми номерками. Повсюду толстый слой пыли царствовал в полумраке.
– Виктор, мне что-то становится ещё хуже. Здесь так душно, как в петле. – Лиза наклонилась, безвольно свесила руки, кончики пальцев коснулись холодных досок пола. – Меня сейчас стошнит. – Она сплюнула тягучую слюну. – Меня изнутри выворачивает. Может, сладкими батончиками отравилась?
– Нужен свежий воздух. – Солдат подошёл к окну, подёргал металлическую решётку. Подумав, резко двинул кулаком в стекло. Бьющегося звука не последовало. Он ещё трижды ударил.