сказал он.
В ответ служанка Лю чуть улыбнулась:
— Правда ли, что наш господин — не тот человек, которым был раньше?
— Значит, это правда, — сделал вывод он.
Девушка качнула ресницами:
— Да. Я уверена в этом. Я не перепутаю их.
— А Линь и Хао? — уточнил Вон.
— В последние три сезона господин ни разу не звал их на свое ложе, — ответила служанка, — Но если позовет, они тоже поймут.
На вопросительный взгляд главного слуги она пояснила:
— Он прикасается ко мне так же, как прежде. Целует меня, как прежде. Он... в общем, все остальное он тоже делает, как прежде. Но он не относится ко мне, как прежде. Прежний принц Лиминь старался доставить мне удовольствие, — но лишь потому что считал это вызовом себе, доказательством своего мастерства. Нынешний — заботится обо мне. По-настоящему.
Чуть помедлив, она добавила:
— И я выцарапаю глаза тому, кто будет угрожать ему.
Евнух Вон во все глаза смотрел на милую и безобидную служанку Лю, с привычным образом которой так не вязались эти слова. Затем все-таки решил заверить:
— Я не собираюсь ему угрожать. Напротив, я полагаю, что... тот принц Лиминь, которому я служил всю жизнь, что-то знал об этом. Он к чему-то готовился до того инцидента в ритуальном зале; к чему-то, о чем не сказал даже мне. И я хочу понять: что-то пошло не так... или же все пошло именно так, как должно было.
Если где-то тебя не хотят видеть, не навязывайся.
Этот принцип Дан редко когда формулировал напрямую, но следовал он ему всю свою жизнь. У любого человека есть свое личное пространство, вторгаться в которое недопустимо. Не нужно устраивать скандалов, ломиться в закрытые двери и навязывать кому-то себя или свое общество.
Этот принцип он в данный момент собирался грубо нарушить.
Получив от ворот поворот у настоятельницы монастыря, Дан развернул коня и направился в ближайшую деревню добытчиков торфа. Проехался по окрестностям, уточняя кое-какую информацию, после чего попросился на ночлег в один из крестьянских домов.
Сочетая пряник (для захудалой деревеньки даже один серебряный таэль был настоящим состоянием) и кнут (незнакомые с путями заклинателей крестьяне с легкостью поверили, что при попытке обмануть его на них обрушится смертное проклятье), юноша получил надежную базу, где можно оставить коня и походные припасы.
После чего вышел на охоту.
«Дичь» показалась часа через полтора. Невысокая девушка с округлым лицом; одеждой и осанкой она напоминала грозную настоятельницу, но все-таки не производила столь сурового впечатления. Скорее было в ней нечто от капризной девчонки. Обритая налысо макушка смотрелась с этим лицом вопиюще негармонично.
Направляясь в сторону местного рынка, сестра Ахлам везла за собой деревянную тележку или скорее тачку. Дан решил дать ей наполнить ее перед тем, как исполнять свой план.
Ахлам не торопилась. Она явно наслаждалась каждой минутой вне стен монастыря, хоть деревеньку на краю болот и сложно было назвать идеальным курортом. Монахиня бродила по рынку, неторопливо закупаясь продуктами, общалась с крестьянами и в целом выглядела довольной жизнью.
Два с половиной часа прошло, прежде чем, нагрузив тачку до отказа, она направилась обратно к монастырю. Дан дождался, когда она отъедет достаточно далеко от деревни, — после чего неслышно выступил из-за дерева у нее за спиной. Услышать его шаги монахиня успела.
Среагировать — уже нет.
— Не дергайся, — приказал он, зажимая ей рот ладонью, — Я не хочу причинять тебе вреда.
В свете закатного солнца сверкнуло лезвие ритуального ножа, и Ахлам задрожала от ужаса. Вырваться она, однако, не пыталась. Лишь замерла, когда он принюхался, вдыхая аромат её кожи.
— Иди со мной, — сказал Дан, — По-хорошему.
Оттащив девушку в сторону от дороги, он завел ее в мангровые заросли, которых, как он успел убедиться ранее, не рассмотреть ни от храма, ни от деревни.
— Сейчас я тебя осторожно отпущу, — предупредил он, — Попытаешься закричать или сбежать — пожалеешь.
Ахлам понятливо кивнула. И получив свободу передвижений, она в первую очередь обернулась.
— Ваше Высочество! — она сказала это достаточно тихо, но с явным изумлением, — Это правда вы?
«Я с тобой случайно не спал?» — чуть не спросил Дан.
Но вместо этого сказал другое:
— Это я. Я пришел расследовать смерть твоих сестер. Настоятельница разве не говорила тебе?
Монахиня покачала головой:
— Она ни за что не упомянула бы это. И Нуо за то, что та написала вам письмо, она приказала двое суток без перерыва стоять на коленях перед храмом.
Сперва это показалось не таким уж суровым наказанием на фоне известной китайской жестокости. Но стоило чуть вдуматься, и Дана передернуло.
— Её хоть кормили? — не удержался он от вопроса.
Ахлам удивленно посмотрела на него и молча покачала головой.
Юноша мотнул головой:
— Впрочем, я пришел не за этим. Ответь мне для начала на такой вопрос. Когда точно нашли тела твоих сестер? По датам.
— По датам? — переспросила она, припоминая, — Хорошо. Тело сестры Роу мы нашли... утром пятого дня Прекращения Жары. Тело сестры Хуифен — утром девятого.
— То есть, умерли они в ночь с четвертого на пятый и с восьмого на девятый, — сделал вывод Дан, — Сегодня двенадцатый день Прекращения Жары. Ты понимаешь, что это значит?
Судя по тому, как побледнела девушка, — понимала, и еще как. В то, что это простая болезнь, она явно не верила.
— Лучше тебе не ночевать сегодня в монастыре, — сделал вывод Дан, — Я отведу тебя в дом, где мне дали ночлег. Я попрошу, и ты сможешь там остаться сегодня на ночь.
Бледность испуганного лица сменилась краской смущения. Сбиваясь на каждом слове, Ахлам затараторила:
— Ваше Высочество... Я рада, что вы помните меня, но... Настоятельница не позволит... Если она узнает... Она просто убьет меня!
— Об этом не беспокойся, — махнул рукой Дан, — Она не узнает. И нет, это НЕ ТО, что ты подумала.
Успокоил он ее, разочаровал или все вместе, он сам не понял. А может быть, не поняла этого толком и она.
— Расскажи мне еще кое-что. Все тела нашли в стенах монастыря?
Монахиня кивнула:
— Сестру Роу нашли возле приюта. А сестру Хуифен — прямо в храме.
«Приют», — подумал Дан, — «Наверняка ключ там!»
— В монастыре
