— А что все-таки не поделили? — я бросил взгляд на спорщиков: у Строганова лицо пошло красными пятнами, а Воронцов был просто красным, а ноздри у его довольно внушительного носа раздувались, как у быка, доведенного до крайней степени бешенства.
— Да я так и не понял. То ли завод этот трижды проклятый, то ли месторождение соли новое, которое Строгановы опять нашли. Хотя, все-таки завод. Роман Илларионович шибко недоволен, что Строгановы все месторождения соли умудрились забрать себе, так еще и завод медноплавильный поставили, хотя сами, вот тут я с Воронцовым полностью согласен, ничего не понимают в металлургии.
— Я так понимаю, Воронцов сам хотел этот Таманский завод организовать, но не успел, и его отдали Строгановым, вместе с месторождениями медной руды, — спорщики меня соизволили заметить и замолчали, неловко поклонившись.
— Похоже, что так оно и есть. Вот поэтому Роман Илларионович и злится, — философски ответил Румянцев, я же тронул пятками лоснящиеся бока коня и подъехал к спорщикам поближе.
— Ну что, выяснили, кто из вас прав, а кто не слишком? — громко спросил я, вклинившись между Строгановым и Воронцовым. Они громко сопели, но предпочитали не отвечать. — Понятно. Вот что, мне абсолютно не понятно, что с этим вашим заводом не так, Сергей Григорьевич. Но я очень хочу это выяснить, — он вздрогнул и быстро взглянул на меня, а потом отвел взгляд в сторону. — Да, мне очень хочется это выяснить. И поэтому я, пожалуй, попрошу Никиту Бахарева как следует изучить все, начиная от добычи руды, и заканчивая погрузкой меди на телеги, чтобы везти в Екатеринбург. Вам это понятно? — я приподнял бровь, глядя на него, не отрывая взгляда. Строганов медленно кивнул. — Отлично. Тогда еще одно. Так как завод не работает на полную силу практически никогда, я поручаю Бахареву построить тигель, с помощью которого руду плавят англичане, ну и поэкспериментировать, не без этого. А его ученик попробует построить механизм, который решит вашу проблему с нехваткой воды.
— Но, ваше высочество, — Воронцов воспользовался короткой паузой и буквально вклинился в разговор. — А как же камнерезная мануфактура? Если немец действительно ни черта не понимает, как о нем и говорили, то я хотел именно Никиту Бахарева поставить налаживать там дела.
— Роман Илларионович, чтобы резать камни, много ума не надо, найди кого-нибудь другого не столь мозговитого, — я почувствовал раздражение. — Мне нужно, чтобы и Бахарев и Ползунов находились сейчас на Таманском заводе, пока там все не заработает как часы.
— Какой механизм? — перебил меня, подозрительно глядя в упор, Строганов. Надо же, все-таки он немного тугодум, промелькнуло в голове.
— Увидите, — я махнул рукой. — Не переживайте, вас платить за все никто не заставит. Вы только обеспечите необходимые материалы и поможете с людьми.
— И все же, я не понимаю... — начал Строганов.
— Сергей Григорьевич, Российской империи нужна медь. Очень нужна. Ваш завод один из немногих, кто эту самую медь плавит. И тут, еще не доехав до завода, я выясняю, что он работает в треть силы, потому что кто-то сильно промахнулся с его расположением. Поэтому, у вас сейчас два выхода из сложившейся ситуации: сделать так, чтобы завод заработал на полную мощность, или же начать производить что-то, кроме меди. Иначе, я отпишусь государыне, и у вас тут же появится третий выход, будьте уверены, и вам очень сильно повезет, если вам предложат просто продать завод тому, кто сумеет реализовать один из первых двух выходов, а то и оба вместе. Я очень надеюсь, что вы меня понимаете. Что касается вас, Роман Илларионович, вот уж не ожидал, что вы будет вести себя как плебей, — я поджал губы, и, не глядя больше на спорщиков, послал коня быстрой рысью. Я уже давно понял, что когда я скачу очень быстро, то в мозгах проясняется, и я начинаю хорошо соображать, и этот раз вовсе не был исключением.
Глава 7
— Кто-нибудь может мне объяснить, почему во всех провинциальных городах, которые мы уже проехали, нет мануфактур? — я оглядел присутствующих на этом импровизированном совещании людей, включая и номинальное главу Тверского дворянства Прохора Суворова, родственника Сашки, который сейчас со всем усердием постигал воинскую науку в Петербурге. На мой вопрос ответом было молчание. — Хорошо, тогда, может быть, кто-нибудь мне назовет причины, по котором начинание деда моего Петра Алексеевича от 1714 года, о создании цифирных школ было загублено на корню? — я обвел тяжелым взглядом присутствующих, которые начали возиться на своих стульях.
***
Настроение было у меня наипоршивейшее. Недалеко от Твери нас догнал императорский поезд — Елизавета ехала в Москву с разборками. На нее очень повлияли мои слова о том, что дело ее отца, которого она очень любила и уважала, уже практически похоронено под огромным валом взятничества, кумовства и общего наплевательства на какие-то там императорские указы. Рассуждали эти долбодятлы таким образом: Петербург с государыней далеко, о наших шалостях все равно не прознают, а прознают, так пока дойдет информация, всякое может за это время случиться. Вопрос о быстрой связи, похоже, становится ребром.
Разбираться Елизавета решила самостоятельно с представителями Коммерц-коллегии и Мануфактур-коллегии, которые забили большой и толстый, хм, гвоздь на выполнение своих непосредственных обязанностей. По сообщениям Трубецкого, возглавлявшего Сенат, было направлено каждому члену коллегий уведомление, о явке в Петербург. В ответ был получен шиш. Они настолько обнаглели, что даже не соизволили отписаться и сослаться на болезнь. А ведь по докладам из-за чудесной работы этих ведомств казна почти миллион рублей налогов недосчиталась. Когда мне все это Елизавета рассказывала, то разорвала три платка и сломала веер.
Так что я, если и имел вначале некоторые сомнения по поводу этой своей поездки, то сейчас все они окончательно развеялись.
А вот когда мы приехали в Тверь, то ту меня успешно вывели на новую орбиту бешенства. Проезжая по совершенно непроходимой улице, прошел дождь, и я увидел глубину непроходимости воочию, мой конь слегка завяз возле одного деревянного покосившегося здания. Из здания выскочил худой, нескладный, но довольно молодой человек, прижимающий к груди какую-то книгу.
— Ваше императорское высочество, выслушайте меня, ради Бога, — он кинулся мне наперерез, а Федотов и Румянцев, нахмурившись, выдвинулись вперед, закрывая меня собой. — Ваше императорское высочество, я вас умоляю, — он сложил руки в молитвенном жесте, едва не выронив при этом книги.
— О чем вы хотите со мной поговорить, — я поднял руку, останавливая Федотова, готового уже применить силу к парню, который пытался прорваться мимо него ко мне.
— Не дайте загубить такое прекрасное начинание деда вашего Петра Великого, — парень продолжал заламывать руки. — Не дайте упразднить цифирные школы.
— Какие школы? — я невольно нахмурился. — О чем ты вообще говоришь?
В общем, этого молодого человека, которого звали Семен Якубин, притащили ко мне в дом, куда нас определили элиты города. Вот тогда-то я и узнал, что существует указ, который предписывает основать начальные школы во всех более-менее больших городах, и даже селах. В этих школах необходимо было учить основам грамотности детей мужского пола всех сословий, кроме крепостных. Вот только, как с тем углем, указ был и даже школы открыли, и на этом все. А ведь, согласно тому же указу, ежегодно на данные школы выделялись из казны довольно существенные деньги. На эти деньги губернии обязаны были содержать эти школы: обустраивать здания, нанимать учителей, закупать учебники и писчие принадлежности. Я почувствовал, как в голове у меня что-то пульсирует, и серьезно испугался заполучить инсульт в столь нежном возрасте, когда до меня начал доходить весь кабздец ситуации. Ведь, получается, что тетка вообще ни сном ни духом ни о каком отцовском указе, потому что мы с ней детально обсуждали проблему начального образования. Ведь, по сути, я предлагал сделать то же самое, что и мой знаменитый дед, лишь с небольшими дополнениями в виде обучения еще и крепостных. Куда при этом девались выделяемые деньги, большие, надо сказать, деньги, был вопросом риторическим.
