Далее почти до самого бетонного цеха лежали весьма плавные кривые. Только на последнем участке… да и хрен с ним! Размещенный сзади маневровый тепловоз толкает своего собрата изо всех сил, паровоз соскочил с рельс одной тележкой, второй, вот он уже всеми колесами едет замерзшей земле! До ворот два метра, метр, мы заталкиваем паровоз в створ ворот, штанга! Да и хрен с ней, сто тридцать тонн сносят воротину, перемалывают шпалы своим весом и застывают на территории условного противника. А наш манвровый локомотив в этой каше рельс, мерзлой земли и переломанных шпал как-то ухитряется сдать назад на свою сторону. Дело сделано, задание выполнено, эта дура стоит в цеху, но уже никуда не сдвинется. Расходимся, парни!
Фролов сам удивился тому, что успел скататься домой и пару часиков поспать, машина его здорово выручает. И очень удачно, что купил именно «Ниву», порой по их улице ни на чём другом не проехать. Очень хочется надеяться, что это временно. На утренней планерке из участников ночной акции он был один. Зато и доклад о том, как проходила операция никто не прерывал:
— Так что, Александр Анатольевич, ваше указание выполнено на сто процентов. Паровоз затолкали в соответствии с пожеланием губернатора, но до самого цеха его уже не сдвинут никакими силами. Сел прочно, как немецкий «Тигр» в белорусском болоте.
— Молодцы. Доложу руководству завода о выполнении. Может, тебе медаль выдадут. Или даже орден Сутулого. Путь сильно разворотили?
— За пару дней путейцы восстановят, пока по времянке при необходимости можем кататься. А на ЖБИ нам, как я понимаю, долго не понадобится ездить.
Зима еще не кончилась, зато вполне устоялась. На приусадебном участке Фроловых уже высилась целая снежная крепость, которую Пётр строил в процессе уборки снега. Строить её было гораздо интереснее, чем тупо орудовать снеговой лопатой. А то, что дольше — так не беда. Зато всем сплошное удовольствие. Мальчики регулярно приглашали в свой двор соседей-сверстников, а их мама Лена присматривала не только за своими, но и за всеми, бесчинствующими во дворе детишками. Потому как пока на улице особо и поиграть было негде.
В один из вечеров Пётр пришел домой и застал наезд на его парней со стороны супруги. Она выговаривала четырёхлетним мужчинам за неподобающее поведение:
— Запомните, девочек обижать нельзя.
— Стоп! Я что-то пропустил. Почему девочек обижать нельзя? За что девочек обижать нельзя?
— Ни за что. Ни обзываться, ни бить их нельзя никогда.
— Почему?
— Потому что они девочки. Они слабее…
— Не аргумент. В этом возрасте девчонки сильнее и крупнее мальчиков.
— Они будущие мамы.
— Не все. Нельзя обижать будущих мам? Принимается. А кто не будет мамой, тех можно?
— Никого нельзя обижать!
— О! вот мы и пришли к тому, что никого нельзя обижать независимо от пола. Бить просто так нельзя никого, сдачи давать можно всем! Парни, если вас обижают — давайте сдачи, защищайтесь сами, защищайте друг друга. И неважно, кто на вас напал. Сильнее, слабее — если вас обидели, надо отбиваться. И пофиг, кто устроил драку, пусть они отвечают за свои действия.
— Фролов, так нельзя! Ты чему учишь детей?
— Я учу их защищаться. А эти ваши манипуляции, не надо всего этого.
— Какие наши? Ты о чём?
— Вот это всё «мужчина должен то, должен это…» Мужчина должен своей семье и Родине. А больше он никому ничего не должен. Кстати, пионерские организации распущены, тимуровцев тоже давно нет.
— По-твоему, это правильно? Это хорошо?
— Когда ты упал в лужу, ты не спрашиваешь, это правильно или нет. Ты идешь стираться и сушиться. А устраивать пикет перед администрацией района в мокрой одежде глупо: или заболеешь, или в обезьяннике закроют.
— Папа, мы хотим в обезьянник! Андрей, побежали искать лужу!
— Вот, полюбуйся на плоды твоего воспитания. Дети, никто никакую лужу искать не побежит!
— А обезьянки?
— В Тульском обезьяннике нет обезьянок, все разбежались. Там сейчас только пьяницы, хулиганы и непослушные дети сидят. Вы хотите сидеть в клетке с пьяницами?
— Не хотим! — хором закричали дети и полезли на свой второй этаж строить свой собственный обезьянник. Они уже по пути начали договариваться между собой, кто будет пьяницей, а кто непослушными детьми.
— Фролов, тебе не кажется, что выяснять отношения при детях, тем более на тему их воспитания не педагогично?
— Отнюдь! — Ленка аж скривилась от этого дурацкого слова — Лена, мы даём детям опыт общения, ведения споров и поиска компромиссов. Они видят, как взрослые договариваются без крика и использования кулаков. Надеюсь, свои семьи они будут строить на тех же принципах.
— Умный ты у меня, Петя. Я за тобой как за каменной стеной.
— Прикинь, я не только у тебя умный, на работе тоже ничего так. Мне даже сегодня пообещали орден Сутулого.
— Тяжело?
— Не без этого. Покормишь?
— Пошли, буду сегодня рыбой кормить, фосфор для мозгов полезен.
За ужином Лена рассказала, что стало причиной сегодняшнего втыка детям — на их участок играть с другими детьми пришли девочки-цыганки. Мало того, что без присмотра родителей, так еще и начали вести себя достаточно агрессивно.
— И ты моих сыновей собралась наказывать за отпор пришлым цыганкам.
— Не наказывать, а только поругать. Девочек бить нельзя.
— Цыганок? Ты с дуба рухнула, Лена? Постой, а вообще откуда они тут нарисовались?
— Живут они на нашей улице теперь.
— Пипец!
— А то что, националист?
— Нет конечно, я просто наркоторговцев, мошенников и воров не люблю. И мне плевать, какой они нации.
— Хочешь сказать, все цыгане такие?
— Ты сегодня двух видела. Как тебе народец?
— Нельзя судить обо всём народе по двум людям, тем более маленьким девочкам.
— А если так рассудить: все встреченные цыгане неприятные люди, даже дети. Может и весь народец так себе? Ты раньше что, вообще с ними не сталкивалась?
— В кино видела, ну там Будулай, «Табор уходит в небо»… А в Новоузловске цыгане не жили.
— Да уж, видимо городок оказался для них некомфортным. Народ вокруг Сортировки подобрался сильно зубастый.
— Не знаю, меня всю жизнь учили, что нет плохих народов, есть плохие люди.
— Мдя, ты прямо типичный представитель новой общности, которая советский народ. Вот только Советского Союза уже нет.
— И что плохого в том, что я не делю людей по национальностям.
— То, что они делят. Разуй глаза, все уже разбились на кучки по национальному признаку. Кто из русских с национальных окраин в своё время не успел сбежать, теперь или бежит сам с голым задом и в синяках, или уже прикопан соседями под яблоней.
— Что, прямо настолько всё плохо?
— Ага. Спасибо, в этот раз кто-то умный догадался помочь русским с возвращением в Россию перед развалом СССР. Тем, кто поумней. А дураки пусть сами как-то выкручиваются, дураков у нас хватает. Это с дорогами нехватка. Лена, у меня для тебя задание как для опытного модельера.
— Сшить что-то?
— Нет. Составить план нашего новостройного района с улицами, домами, участками. И на нем указать все цыганские дома. Гуляй с детишками, смотри, а дома зарисовывай.
— Тебе зачем, Петь?
— Я сильно не хочу, чтоб наш дом оказался посреди цыганского гетто с героином, ворованными тачками, притонами и прочим дерьмом. Эдак я потом его не продам за нормальные деньги.
— Ты преувеличиваешь.
— Почитай про американские гетто. Помнишь, писали, что белые мешали цветным покупать дома в своих районах.
— Да, это называется расизм.
— Нет, это называется неудачные инвестиции. Как только количество чернокожих жильцов превышает определенный процент, весь район стремительно дешевеет. А потом эти подешевевшие дома скупают негры, и район становится черным. Грязным, криминальным, опасным. Я не хочу, чтоб наша улица стала такой же.
— Ты не можешь заранее знать…
— Я не могу?!
— Ну хорошо, ты часто угадываешь. Но мне всё это не нравится.
