class="p1">Ну, Варяг! Ну, животное! Разбудил царя, а сам, значит дрыхать пошел? Да что не так с нынешним поколением! Вот раньше было золотое время: и маги сильнее, и слуги вернее, и урожаи плодоноснее, и трава зеленее, и небо голубее… Эх, да ладно, что уж теперь.
Я направляю биокинетический импульс в уши, включается усиленный слух. Под моей дверью шушукаются две легконогие особы.
— Чего здесь шляешься? — злое шипение Радмилы невозможно не узнать.
— Я…я водички попить…на кухню шла, — растерянный шепоток Ады.
— Как же водички! — рассвирепела блондинка. — Кухня в другой стороне!
— Но я…
— Романов мой! Шагай отсюда!
Небесные блудницы, да что же такое! А хочется мне вообще женщину? Прислушиваюсь к себе. Ммм… Одну можно. Душ я порядком съел, а это усиливает либидо.
Со вздохом вылезаю из-под заворочавшейся Фроси и как есть нагишом шагаю к коридору. Распахиваю дверь и смотрю на разом обомлевших девиц. А я стою перед ними в лунном свете, чешу подмышку и широко зеваю. И кого же выбрать?
Ада помылась и надушилась, распущенные рыжие волосы вьются на плечах. Легкое платье приятно взгляду облегает пухлые дыньки грудей.
Радмила в коротком сарафанчике тоже хороша, хороша…Стройные ноги на виду, полушария грудей выглядывают, точно всплывшие торпеды. Но Ада заслужила всё же больше. Сражалась, рисковала жизнью. Надо поощрить милашку.
— Господин… — сладко запев, Радмила пытается взять инициативу в свои руки.
— Заходи, — киваю Аде, отодвинувшись — Только ложись так, чтобы Фросю не разбудить. — Ну, правда, устала бедняжка, полночи не спала.
Рыжая воительница, радостно улыбнувшись, мышкой юркает в покои.
— Да, господин.
Радмила же обиженно надувает губки. Я усмехаюсь.
— Вас что-то расстроило, барышня?
— Нет, — капризно отворачивается. — Ничего, — увидев, что я потянулся закрыть дверь, она спешно говорит: — Может чаю?
— Утром, — киваю. — С восходом. Листовой с ягодами.
И захлопываю дверь перед ее носиком. Ибо одной чашкой чая расположение царя не купишь.
А утром мне Аркадий опять плачется за завтраком в столовой:
— Романов! Погубил ты нас! Губитель! Принес ты моему роду чудовищный конец!
— Ну допустим, пока не принес. — Радмилу этой ночью я же не тронул, хе. — А что случилось-то? Неужели Совет?
— В корень глядишь, стервец, — смотрит старик в свою нетронутую тарелку с овсянкой. — Вчера Совет послал инспекцию. Вот вчера она и расследовала разрушенную дамбу, место дорожной засады и затем обе усадьбы Моржовых, когда мы оттуда уже убыли. Сегодня она, как пить дать, явится сюда!
Мы завтракаем втроем с Лазаревыми. Только Павлуши нет. Он все еще под домашним арестом в подвале. Радмила принарядилась к завтраку. Пахнет от нее свежо и приятно. И чай вкусный приготовила, со смородиновыми листьями. В обиженных больше не играем, что похвально. Верной дорогой идет блондинка.
— Ну явится и явится, старик, — зеваю. — Тогда и будем разбираться. Чего сейчас-то выть в голосину?
Аркадий угрюмо замолкает, а я, доев, поднимаюсь в свой кабинет. Еще до завтрака велел принести туда основную документацию рода, а также сводки по работе сочинского Совета. Не люблю бумаги, но куда деваться. Где-то час листаю различные отчеты, аналитические записки и оборотно-сальдовые ведомости. Скукоту прерывает стук в дверь.
— Барин, — появляется в дверях служанка. — Аркадий Степаныч попросил вас спуститься в гостиную. Говорит, приехал важный гость.
О, сто пудов инспектор. Трепещи Навь! Давно пора!
Неторопливо иду в гостиную, где напротив Аркадия в простреленном Моржовыми диване уселся тучный господин с бородой. На коленях у него лежит добротный кожаный портфель.
— Это мой племянник и воспитанник Михаил Романов, — с кислой миной сообщает старик, будто совсем не рад иметь в родстве царя. — Миша, перед тобой инспектор Совета Емельян Гринев.
Я коротко киваю и падаю в кресло.
— Значит, здесь оба представителя Романовых и Лазаревых. Это хорошо, — толстяк достает из портфеля и кладет бумагу на журнальный столик поверх дыр от пуль. — Главы родов Романовых и Лазаревых, вы оба вызываетесь на суд Совета по обвинению в нападении на род Моржовых в обход принятого в Сочи дуэльного кодекса, а также в подрыве городской дамбы! — громогласно оглашает инспектор. — Суд сегодня ровно в пять вечера. Сейчас же, господа, предлагаю подписать повинную, — кивок на листок. — Ваша вина не подвергается сомнению. Моржов Еремей подтвердил, что вы убили главу Степана Моржова. Кроме того есть другие свидетели, не связанные с родом Моржовым.
Аркадий горбится как стервятник на дереве. Я же издаю слабый смешок. Толстяк непонимающе супит брови.
— И зачем же нам подписывать повинную? — интересуюсь. — Если вы и так всё знаете.
— Знаем, — кивает инспектор, и три его подбородка приходят в движение. — Повинная нужна вам. Я же о вас забочусь, Аркадий Степанович, — заботливое выражение не сильно идет поросячьим глазкам, но толстяк искренне старается. — Чистосердечное признание расположит к вам суд и поможет снизить суровость наказания…
— Хорош гнать, — обрываю, откинувшись в кресле. — Выметайся, жирдяй.
— Что? — не верит услышанному инспектор.
— Я говорю, пошел вон, ничтожество, — лениво повторяю и киваю на стол. — Бумажку с собой забери, иначе запихну тебе ее в одно место.
— Аркадий Степанович? — блеет толстяк. — Вы видите, как ваш воспитанник общается с представителем Совета? Это же вам здорово аукнется!
— Он прав, — вдруг расправляет плечи старик. — Ты, жалкое ничтожество, сейчас же уберешься из моего дома, иначе Совет получит твой дымящийся прах в урне, — негромко, но веско припечатывает глава рода Лазаревых.
Аркадий вскидывает руку, между пальцев вспыхивает яркий зигзаг молнии. Но инспектор уже вскочил и бросился к выходу. Пусть и не бегом, но очень быстро.
— Бумажку забери, — с угрозой кидаю вслед.
Через пару секунд толстяк, запыхаясь, возвращается обратно и, подхватив, повинную, столь же шустро исчезает. Совсем скоро доносится рев уносящейся машины.
Надеюсь жирдяю достанется от его хозяев. План ведь не выполнен.
— А ты, оказывается, не совсем пропащий, старик, — смеюсь я, хитро подмигнув. — Есть в тебе пока еще остатки гордости.
Аркадий смотрит на меня недовольно:
— Моржов нас сдал. Твоя «клятва на душе» сбойнула.
— Не сбойнула. Так и задумано, — усмехаюсь.
— Что⁈ — вытягивается лицом Аркадий.
Тут в гостиную заглядывает Радмила.
— Да, родная? — спрашивает ее отец, но блондинка смотрит только на меня:
— Господин, чаю?
— Да, будь добра, — медленно киваю. Девушка тут же исчезает в проходе, и почти сразу появляется с подносом с двумя чашками и тарелкой дымящихся плюшек.
— Сама готовила, — смущенно наматывая на палец золотой локон, сообщает девица.
Ха, растет умом блондинка. И про ворчуна отца не забыла, одну чашку чая поставила мне, а вторую поближе к Аркадию, сахарка ему кинула в кипяток, сам старик аж чуть не растаял. Значит, не совсем пропащая. Не тупо карьеристка, о родных думает.
Без слов Радмила уходит, словно обычная служанка. Но качнуть косой не забыла, это
