— Что? Сахаров? Да, есть такой антисоветчик засекреченный. Он и про крымских татар написал письмо Горбачеву, и про Карабах, — рассказывает министр. — Задолбала эта гласность, после письма в «Советской России» Алексеевой, Михаил Сергеевич на политбюро так разошёлся, я думал его кондратий хватит. Не любит наш первый критику в свой адрес. Это чтобы ты понимал. Хотя после того, как в феврале вывели Ельцина из политбюро, в этом никто и не сомневается.
— Покажет себя ещё этот Ельцин, — буркаю я, отхлёбывая «кока-колы» из бутылки.
Мы сидим в небольшом парке рядом с министерством, и Власов вынес для меня две бутылочки импортного напитка. Я его и за деньги пить не стал бы, но как тут откажешь? Сижу, радость изображаю.
— Ты его недолюбливаешь? — заинтересовался Власов.
— Не то чтобы… — жалею о своей откровенности я. — Мне он показался самолюбивым, склонным к популизму.
Про пьянство я умолчал, пока умолчал.
— А насчет видеосалонов — ты не бойся, нет здесь никакого криминала. Более того, по секрету скажу — сейчас вылизывают закон о кооперации. В течение месяца-двух примут. Там будет разрешено такое, за что сейчас уйма народу сидит. На, почитай проект, специально для тебя захватил, это не для чужих глаз, надеюсь, ты понял. Эта бумажка в Совет Министров вчера поступила.
Власов сунул мне машинописные листы с законом о кооперации.
— Ну вы можете контролировать же… — не стал читать сразу я.
— Вот! Статья десять! Мне ещё отдельное письмо придётся издавать, чтобы мои сотрудники вообще в кооперативы не заходили!
'Вмешательство в хозяйственную или иную деятельность кооперативов со стороны
государственных и кооперативных органов не допускается'.
— А почему не заходить? — недоумеваю я.
— А ниже читай! Просто песня! — пышет энтузиазмом Александр Владимирович.
'Убытки, причиненные кооперативу в результате выполнения указаний государственных и
кооперативных органов, нарушивших права кооператива, а также вследствие ненадлежащего выполнения… подлежат возмещению этими органами'.
— Это вот интереснее, — тычу в статью двадцать пять: — «Кооператив самостоятельно определяет формы и системы оплаты труда членов кооператива и других работников».
— В корень зришь, Толя. Ладно — это проект только, может, ещё поправят.
— Мне на тренировку надо бы успеть вечернюю, — с сожалением говорю я, ибо узнал очень много интересного.
Например, собирается МВД создавать специальные подразделения для борьбы с беспорядками. В каждом ОБППСМ (отдельный батальон патрульно-постовой службы) имеются специальные оперативные роты, их сотрудники и составят костяк ОМОНа, в каждом городе с населением более 350 000 человек.
Отказавшись от обеда и получив напутствие на предстоящий отбор, машина министра привезла меня на базу. Ещё утром мы с тренером заселились в гостиницу, правда, номер — двухместка, и удобства в коридоре, но потерпим, не баре, чай. Поэтому сразу иду в спорткомплекс, где меня после некоторой заминки пускают в зал. На тренировку всё-таки опоздал. Ведёт её незнакомый мне усатый и седой тренер лет за пятьдесят — мощный и грузный, оно и понятно — возраст. На Копатыча похож из смешариков! Чё? Случайно видел несколько серий. Тренировка общая для всех весов и солидные «тяжи» бегают по кругу рядом с низкорослыми «мухами».
— Почему опаздываем? Как фамилия? — грозно крикнул мне усач.
— Это мой! Штыба! Он отпрашивался! — сразу вступился за меня Игорь Леонидович, суетясь и протягивая мне сумку с формой.
— Три минуты тебе переодеться! Время пошло! — крикнул усач.
Армеец, что ли? Спокойно иду в раздевалку и минут за десять переодеваюсь. Там только до раздевалки пару минут идти. Шутник, однако. Три минуты! А, нет, похоже, не шутил!
— Не успел! Девять минут прошло! — щелкает по секундомеру седой.
Кроме усатого, в зале другого начальства я не наблюдаю, может, совещаются? Но есть много других тренеров — мало кто из спортсменов приехал на отбор один, однако возражать никто и не пытается. Не их дело. Но вот человек, которому должно быть до этого дело — Игорь Леонидович, мой красноярский тренер, тоже молчит. Я не спорю, вдруг этот толстяк какой-нибудь большой начальник, и много что решает, поэтому скромно притуляюсь рядом с Караваевым и начинаю энергично разминаться.
— Так, почему посторонние в зале⁈ Стоп! — свистит в свисток тренер.
Я сразу и не понял, что это он про меня, и стал озираться.
— Штыба, ты опоздал! Покинь зал! — ещё раз дует в свисток тренер.
Гляжу на Леонидыча, тот смурной, но молчит. Сейчас уйду а скажут а почему ушёл? Ай да в задницу! Да без проблем, могу и уйти. Но не сразу.
— А кто вам дал право решать, кто тут лишний, а кто нет? Вам что, поручено? Свистеть в свисток? Так свистите. Я размяться и без ваших указаний могу, — демонстративно иду в конец зала.
— Пацан, ты охренел? (выразился седой грубее).
Идиот какой-то, загнал себя в угол. Что он сможет мне сделать? Прекратить общую тренировку? Или попытаться силой меня выкинуть из зала?
— Вы за речью пожалуйста следите! Статья есть за маты в общественном месте.
— Ну пи@дец тебе! — мужик идёт ко мне с явным намерением… да хрен знает, что он задумал⁈
Тут Игорь Леонидович вспомнил, кто ему икру на бутерброд мажет, и в два прыжка заступил дорогу усатому врагу.
— Да отойди! — попытался отпихнуть моего тренера Копатыч.
И получает резкий удар по корпусу, сев при этом задницей на пол.
Половина зала ахнула, вторая половина наблюдала за происходящим молча — боксёры не самые эмоциональные люди.
— Это что тут такое творится? — в зал поочерёдно заходят ещё несколько тренеров, в том числе и главный тренер сборной СССР Константин Николаевич Копцев.
Леонидович растерянно смотрит на свою руку, а Копатыч на полу ерзает так, будто раздавил жопой улей пчёл.
Глава 13
— Он меня толкнул, я и врезал, машинально! — не стал скрывать правду Леонидыч.
Вид у моего тренера растерянный, думаю он и сам от себя такого не ожидал. Да и я удивлён его самоотверженностью.
— Миша, ты как? Что у вас тут? — к усатому подскочил вылитый его приятель из тех же «Смешариков» — Крош.
Вид придурковатый, короткая верхняя губа обнажает крупные передние зубы.
— Штыбу надо гнать из сборной! — это была первая фраза Копатыча, после того как тот отдышался.
Но на его беду Копцеву уже сумели донести суть конфликта. Я, собственно, и донёс.
— Выгнал за опоздание с тренировки, хотя вы и отпустили.… Я спорить с ним не стал, решил в углу сам размяться,… он с матами на меня, а Леонидыч заступился и ударить не позволил.
— Миша, напомни, кто у нас главный тренер сборной? — голос Константина Николаевича легко перекричал весь фоновый шум в зале. — Штыба не опоздал, его пригласил к себе член политбюро ЦК КПСС. Это причина уважительная или нет?
В зале воцарилась тишина. Отмазка такого калибра — это как из пушки по воробьям, или как микроскопом по гвоздям, или как батю в школу из-за разбитого плафона! Вот некстати вспомнился этот случай. Толиковского батю вызвали как-то из-за такой вот ерунды. А ведь для этого тому прекращать запой надо было, иначе с утра человеком не выглядеть, отпрашиваться на работе — тоже тот ещё позор пояснять, что тебя из-за сына вызвали. Короче, тот случай не понравился всем, особенно Толику, которому прилетело от бати больше всех. Ну и директор не рад был — батя не самый радушный собеседник, и это он дома Толику вломил, а в школе был на стороне сына. Мол, какого хрена у вас плафоны не закреплены⁈ Разошлись миром, батя скоммуниздил на работе такой же плафон и дело замяли. Однако, больше из пушки по воробьям директор до конца восьмого класса не стрелял.
— Кандидат в члены политбюро, — откашлявшись, поправил я.
На том пленуме ЦК, где вывели Ельцина, кандидатом взяли Власова.
— Он два раза опоздал, я ему три минуты дал переодеться, — дядя Миша кряхтя встал.
