и аплодисменты, — вечеринка прошла успешно. Саня сказал, что я пришел заполночь, тихий, и мгновенно уснул.
Петрович начал совать деньги, что скидывался народ. Предложил ему взять меня с собой на бойню, и там купить говядины. Попробовать сварганить стейки, настоящую ковбойскую еду.
Андрюха рассказал, что пацаны интересуются, где в колхозе можно затариться шашлыком. Сослался на кулинарию ресторана возле вокзала.
— Что, прям уже нарезанный продается? — это Ирка любопытствует.
Откуда я знаю?
— Не, я пошел к директору ресторана. Захожу, сидит приятная женщина средних лет. Я посмотрел в её глаза. Она посмотрела в мои. Искра, буря, взрыв! И я говорю: «Вы не знаете, как пройти в библиотеку?». А она заплакала, встала, подошла и прижалась к моей груди. А потом говорит: «Какое это счастье, среди лесорубов и механизаторов встретить интеллигента! Но я вынуждена вас огорчить. Здесь, библиотека только в школе. Уровень — сами понимаете. Да и в Пикалевской городской, даже не ищите Ростана в подлиннике! И в переводе тоже. Может — хотите шашлыка?». Взял шашлык, надо же как-то утешить человека!
Все ржали. Ну а что? Хоть съехать с темы на базаре.
— Она и водителя дала. Сказала, что его мучают противоречия в подходах Монтеня и Шиллера. Просила обсудить.
— Обсудил?
— А то! Сажусь в ЗиЛ. Сидит зверовидный мужик, чистит обрез. Загнал патроны, клацнул стволами, и спрашивает меня:
— Ну и что там с Кьеркегором?
— А ты?
— А что я? Достал ножик, и выковыривая грязь из под ногтей, говорю ему: «Педик он. Невесту бросил. Экзистенциализм придумал. А на самом деле и вовсе прикололся над человечеством». Водила тогда обрез убрал, и руку протягивает: «Василий! Куда едем?».
Переоделись и пошли в поле. По дороге размышлял что как-то неправильно все. Нужно бросаться в Москву и трубить во все колокола, что все пропало. А что пропало-то? И вообще, письмо в «Коммунист» я отправил еще первого. Даже не читая, так и не дошли руки. Там куева туча ответственных, пусть выводы сами делают. И меры принимают.
* * *
Работа в поле – это самое полезное с бодуна. Хотя особого бодуна как-то и нет. Одна тоска. Но это скорее всего погода. Свинцовые тучи уже несколько дней низко висят, закрывая солнце. Вокруг хвойный лес, редкие пятна желтого… И бесконечное поле. Тут любой впадет в меланхолию.
— Антон! А я тебе нравлюсь? — это Светка.
— Ты решила заслать мне вербальное резюме?
— А ты против?
— Ну что ты, Свет. Просто тобой интересовался мой друг, я думал вас после картошки познакомить.
— Что за друг? Из нашего института? — Если не та девушка обратила на вас внимание, попробуйте это внимание переключить, или хотя бы отвлечь. Хотя, мой хороший приятель и вправду сильно интересовался Светкой. Вот и познакомлю. Бгггг… поработаю сводней.
— Не, из Бонча. [1] Мой однокашник. Ты его видела весной. Помнишь, ко мне ребята приезжали в институт. Высокий такой.
Светка затихла вспоминая. Я потащил заполненный ящик. Вернувшись, был встречен вопросом.
— А что у тебя с Ленкой?
— Ну, она сказала что нам нужно расстаться.
— И ты просто так уйдешь?
— Я не умею уходить сложно.
— Не похоже на тебя.
— Да ну, перестань. Ленка ищет нормального парня, с которым будет спокойно жить в Питере. Если посмотреть на меня, то сразу сомнения про «спокойно» и «в Питере». Да и «нормальный парень» под вопросом. Так что не удивительно. Насильно мил не будешь.
Действительно, я не особо распространялся Ленке про свою семью, решив тогда не иметь с ней, семьей, ничего общего. А так — ну как я выгляжу со стороны? Парень из общаги. Родом из под Ростова. Но живущий почему то под Ленинградом. И система распределения на работу, после учебы, не сулила ничего кроме какой-нибудь Ухты. Хотя, стоило только позвонить маман, и я бы мгновенно оказался на теплом месте.
Родители наметили мне план блестящего будущего. Был выбран институт, должность, которую я займу после учебы. Дочь подруги матери, та самая Ольга, планировалась в спутницы жизни. Я уже даже сдал экзамены в институт. А потом случайно вернулся домой раньше, чем планировал.
И застал мать с другим мужчиной. Когда маменька в своей обычной манере попыталась мне рассказать про сложности жизни, я не стал ее слушать. Я просто спросил, могу ли я быть уверенным, что мой отец — и вправду мой отец.
Посидел, покурил на детской площадке возле дома, и пошел в военкомат. Как раз Афган случился, и я думал туда попасть…
— Ты Антон, перестань. Тебя все любят.
— Пойдем, Свет, обедать. Вон, народ уже потянулся. И нефик меня жалеть, все более чем нормально.
Нестройной толпой студенты брели по дороге к бывшей школе. Впереди самые голодные. Отстающие самые ленивые. Придержал за руку Ефрема.
— Андрюх, пошептаться бы…
Мы отстали от толпы.
— Слушай, Андрюха. Я тут в одно время вел себя как мудак, ты прости меня. Я не со зла, а по глупости. Мир? — протянул руку.
— Бывает — Ефрем её пожал.
— Короче, давай заселимся в общаге опять в одну комнату? Я жить там не собираюсь, но иногда все ж придется появляться.
— А сам куда?
— Я квартиру на Обводном снял.
— В гости позовешь?
— О чем речь!
— Я тут с Петровичем на финнов вышел. Есть маза джинсой разжиться. И себе, и на продажу.
Я поморщился.
— Это как раз второй вопрос. У меня к тебе предложение. Только одно условие. Никому ни слова.
— Ты, Антоха, меня знаешь, я никому.
— Смотри. В конце Октября, начале Ноября, есть вариант срубить тысяч по двадцать-тридцать рублей. Мне без помошника не обойтись. Ты как, поможешь?
— Уголовщина?
— Не совсем. Но когда речь о таких деньгах, сам понимешь. Я тебя за пару дней предупрежу.
— Договорились.
Я еще не решил, что предложу Андрюхе. Но вытаскивать его из унылого мира питерской галёры, нужно
