Я не нашелся, что ответить — и отвернувшийся от меня Алексей лишь горько усмехнулся, после чего указал рукой куда-то вперед:
— Вон он Елец и есть.
Н-да, из снежной круговерти действительно показались крепостные стены и башни. Я одобрительно покачал головой. Внушительный вид! Высокие, рубленные тарасами стены, мощные боевые башни, отстоящие друг от друга на расстояние полёта стрелы… Каждая из боевых «веж» вооружена собственной артиллерией — а сами укрепления возвышаются над берегом реки, вечная отвесный гребень «Кошкиной горы». Теперь понятно, почему князь Воротынский Елец не смог взять с царским войском… Особенно учитывая, что в нем находились немалые запасы провизии, множество орудий и боеприпасов к ним, приготовленных Лжедмитрием для похода на Азов!
Тапани, держащийся вместе с Лермонтом чуть позади, восхищенно присвистнул, словно уловив ход моих мыслей:
— А Елец-то — крепкий орешек! Кто-то может и недооценивает мощь деревянных замков русов, но все скептики остались лежать под стенами Твери… Эта же крепость, как кажется, выглядит еще мощнее. Себастьян, ты ведь говорил, что здесь разбили царскую рать? Нисколько не сомневаюсь! Но быть может, напомнишь, как было дело?
Я придержал коня, рассчитывая поравняться с товарищами — и избежать продолжения неудобного для меня разговора. Ибо пока что на вопрос десятского головы Каверина готового ответа у меня нет… Заодно немного переключусь и дам мозгам отдохнуть за неспешной беседой:
— Первого Лжедмитрия в порубежье сильно уважали — он освободил людей от податей, нарезал служивым землицы, вдохновил ратников идеей удара по Азову. А вот когда до ельчан дошла новость, что «Дмитрия Иоанновича» убили, а новым царем в Москве стал Василий Шуйский… Ляпунов его не принял, не приняли его и во многих крепостях засечной черты. Кроме того, пересуды о чудесном спасении царя Дмитрия и его бегстве от вероломных убийц, стремительно распространялись в южных уездах… Немногие служивые, что присягнули новому государю, вскоре были вынуждены покинуть град — а когда на юге закипел бунт, Елец окончательно отпал от Шуйских…
Я сделал короткую паузу, после чего продолжил:
— Впрочем, потерянный форпост был крайне важен — и царь Василий принялся искать способы вернуть столь важную порубежную крепость засечной черты под свое крыло. Так к Ельцу были отправлены гонцы во главе с Михаилом Нагим с посланием от вдовствующей царицы Марфы Нагой, матери Дмитрия, что якобы «ожил» уже во второй раз. В письме, написанном по указке Шуйского, Марфа корила жителей Ельца за нарушение клятвы верности, стыдила изменой. Напоминала, что ее несчастный сын в Царствии Небесном пребывает, а любой, кто бунтует от его имени — тот нехристь и вор… Да только вот горожане напомнили боярину, что давеча Марфа сама крест целовала, что жив ее сын. Как ей после такого можно верить? Вот и отправился Нагой аки нагой с пустыми руками обратно…
Оценив мой каламбур, соратники заулыбались — а я продолжил свой сказ:
— Но все одно Шуйский решил вернуть Елец. К городу отправились монахи и с собой они принесли икону, на которой изображены Богородица и два святых: Василий Великий, небесный покровитель царя Василия Шуйского, и канонизированный царевич Дмитрий Угличский. Шаг сей был рассчитан на покаяние ельчан. Но горожане, приняв старцев вполне уважительно, в крепости остаться им не дали, а разрешили основать небольшой монастырь в южных пределах уезда, при впадении речки Тешевки в Дон. Монахи с людьми, которые сами изъявили желание к ним присоединиться, заложили Задонский монастырь… Ну а затем появился Болотников, бывший порубежник, пленённый татарами, да вернувшийся в родную землю через всю Европу. Себя он назвал воеводой истинного царя, божился, что Дмитрия Иоанновича видел у ляхов живым и здоровым… И Елец встал под его начало.
Сделав короткую паузу, я продолжил:
— Конечно, Шуйский был вынужден послать против воров войско. Недалеко от крепостных стен московская рать, возглавляемая боярином Иваном Воротынским разгромила отряд восставших Истомы Пашкова. К слову, боярин сей — сын славного героя битвы при Молодях, князя Михаила Воротынского… Но воры успели отступить в крепость и сесть в осаду. Потрепанная в нескольких неудачных штурмах рать Воротынского, состоявшая из новгородских и некоторого числа рязанских дворян, растеряла боевой дух, среди служивых начались брожения. А когда до боярина дошел слух о триумфе Болотникова под Кромами и отступлении царских войск, тот и вовсе решил уходить на север, сняв осаду… Вот только уйти ему уже не дали — войско начало разваливаться еще во время похода, часть служивых переметнулись на сторону восставших. Кроме того, отряд Пашкова усилили банды воров, собравшиеся в округе и щипавшие царские обозы, к нему присоединились воровские казаки из числа донцов — и вскоре он поквитался с боярином за прошлое поражение…
Лермонт только удивленно покачал головой:
— Вот это да, Себастьян! Сколько всего ты знаешь об этой крепости! Но откуда⁈
Что же, я ожидал подобного вопроса — и потому в ход пошла заранее приготовленная заготовка:
— Орлов много рассказывал мне о Ельце. Он сам родом из здешних мест, его отец был елецким сыном боярским, да сгинул то ли в бою с татарами, то ли из дозора не вернулся…
Лермонт понятливо кивнул, а вот неожиданно осадивший коня десятник подозвал к себе одного из своих людей, молодого еще парня — очень похожего, кстати, на самого Алексея:
— Ты, Петруха, проводи рейтар в крепость, да обоз пусть к арсеналу ведут. А я господина фон Ронина с его офицерами представлю воеводе.
— Это обязательно? — я пристально посмотрел на сопровождающего.
— Именно так, сударь. — склонил голову ельчанин.
Надо же, какие слова знает! Я улыбнулся уголками губ.
— Лермонт, ты со мной. Тапани, размести людей.
— А дальше? — размял шею финн.
— А дальше ждите нас.
— А если вы не вернетесь? — в шутку заметил Тапани. Я вернул улыбку товарищу:
— Самое страшное, что с нами могут сделать ельчане — это напоить хмельным медом да затащить в баню, где нас с Лермонтом отходят вениками!
Под громкий смех финна, в котором я все же уловил едва различимую зависть, наша процессия разделилась…
Крепостные ворота в проезжей, «Водяной» башне, прикрывающей мост через Сосну и берег реки, смотрятся более чем внушительно. Если не ошибаюсь (а вряд ли я ошибаюсь, краеведческий бестселлер «Елец веками строился» в свое время проштудировал до дыр!), башню защищает сразу две пушки — или тюфяка, как их по старинке величает Алексей.
— А как зовут воеводу? — я улыбнулся десятнику, сделав робкую попытку наладить разговор после его суровой отповеди. Но последний ответил коротко и прохладно, без особых пояснений:
— Артемий Измайлов.
Я легонько вздохнул, понимая, что недовольство десятника вполне объяснимо, и решил до поры оставить попытки завести светскую беседу. Вместо этого я начал с интересом оглядываться по сторонам, изучая родной город в реалиях семнадцатого века… Что же: все постройки деревянные, но избы добротные, крепкие, дворы выглядят чисто — а заборы столь высокие и массивные, что поневоле начинаешь задумываться об их оборонительно значении на случай прорыва врага. Невысокую деревянную церквушку, высящуюся чуть в стороне, так и вовсе окружает полноценный частокол… Но вот улочки меж домов наоборот, узкие и петляющие самыми невероятными зигзагами — что опять-таки, весьма удобно в оборонительном плане!
Некоторое время спустя наша процессия проследовала мимо высокого, крепкого терема, охраняемого десятком стрельцов — и окруженного сразу несколькими возами с возмущающимися бородачами в шубах.
— Это что? — кивнул я на интересное зрелище.
— Таможня. — коротко бросил сопровождающий.
Я мысленно присвистнул. Неплохо развернулся Елец-град!
Вскоре мы выехали на небольшую площадь, расположенную между храмом и еще одним теремом, окруженным избами поменьше, да столь же крепким частоколом.
— Государев двор и терем воеводы. — приосанился Алексей. — Нам сюда.