— Ну, друзья, в путь.
Виктор кивнул с неохотой поднялся со стула. Нахмурив брови, спросил:
— А как же деньги? Кто заплатит за обед?
— Не волноваться. Меня тут все знать. Я привозить в эту таверну кое-какие товары со всего света, а за это они мне давать некоторые привилегии. Собственно, почему мы ещё стоять? Идти, идти!
Караванщик буквально выпихнул своих спутников из таверны. Не забирая лошадей, Грокотух повёл Виктора в центр площади — прямо в сторону красивого готического храма. Когда до великолепно исполненной лестницы, ведущей к центральному входу в собор, оставалось всего несколько шагов, Йормлинг остановился и присел на одно колено. Наёмник опустил голову, прикрыл глаза и что-то зашептал.
— Что он делает? — спросил Виктор.
— Читать молитву, — ответил Грокотух так, чтобы «Орёл» его не услышал. — Дело в том, что раньше он быть в составе Авельонского Инквизиторского Ордена, но за какие-то нехорошие заслуги его оттуда изгнать. А вера оставаться. Вот он всё ждать и надеяться, что однажды его принять обратно. А пока что работать наёмником.
— Печальная история…
Йормлинг закончил с молитвами и первым пошёл по резным ступеням. Идущий следом за ним караванщик приобнимал Виктора за плечи, попутно рассказывая о местной церкви:
— Я, конечно, не веровать в человеческих богов, но уважать их. К тому же, я знать здесь много хороших людей, которые часто помогать мне, а я помогать им. Сказать, тот знакомый, к которому мы тебя вести, один из лучших друзей Йормлинга. Отличный человек, отличный…
— А что с богами-то? Я пару раз слышал от наёмников, как они упоминали какую-то «Небесную квинту». Что это?
— Квинта — это пятибожие. Пять самых-самых главных богов. Хотя их гораздо больше, около тридцати. Тебе не надо их запоминать всех, ведь они всегда упоминаться как единое целое. И лучше тебе об этом спросить… нет, Йормлинга оставлять в покое. Он и так немного не в себе.
Виктор согласился и до самого конца подъёма не произнёс ни звука. Но, поднявшись, не смог сдержаться и всё-таки ахнул: красота этого храма оказалась просто неописуемой. Все стены были рельефными, повсюду вырезаны сцены из священных писаний или иных важных для местного человечества историй. Усеянный увядшими розами серый ковёр, явно что-то символизирующий, буквально заставлял идти вперёд, склоняя голову, что все трое и сделали. И лишь пройдя через массивные ворота, подняли взгляды.
Главная зала собора оказалась классической для подобного здания. По всему её периметру вдоль протяженной дорожки параллельно друг другу стояли сотни длинных лавочек. А сама дорожка оканчивалась сценой для певческого хора, который сейчас отсутствовал. Собственно, вокруг не было совсем никого, и лишь спустя несколько минут словно из ниоткуда появился молодой парень в золотистой сутане. Подойдя к гостям, он низко поклонился и спросил:
— Здравствуйте. С какой целью вы к нам? Исповедь уже прошла, но если вы хотите, то…
— Нет-нет-нет, — замахал ладонями Грокотух. — Нам нужен Клод Люций.
Парень удивлённо изогнул бровь:
— Вы уверены? Епископ сейчас немного занят, но если вы настаиваете, то я…
— Да-да, юнец, настаиваем, — гаркнул Йормлинг. — Отведи нас к нему, сейчас же!
— Как пожелаете, — смиренно ответил храмовник и повёл всех за собой в «служебные» помещения. Пройдя через скрытый в тени проход, вся компания спустилась по лестнице в подвальные помещения, где всё выглядело несколько иначе, нежели наверху. Вместо величественного архитектурного ансамбля перед глазами Виктора предстали низкие потолки, длинные коридоры и скудное освещение от факелов. Парень в сутане повёл гостей в один из таких коридоров и спустя минуту остановился возле невзрачной дубовой двери, после чего удалился восвояси. Грокотух откашлялся и скромно постучался.
— Войдите, — сразу же раздался чей-то приятный баритон.
Караванщик пропустил вперёд Виктора, а Йормлинг остался стоять снаружи. Видимо, гордость не позволяла здороваться с кем-то из его бывшей братии.
Келья оказалась на удивление просторной и богатой. В самом её центре стоял большой металлический стол, заваленный свитками и перьями. Шифоньеры, стоящие возле стен, изобиловали разномастными книгами, а с потолка свисала явно недешёвая посеребренная люстра.
Посреди всего этого ансамбля на низком стуле восседал и сам хозяин кельи. Он встал и вплотную подошёл к своим гостям. Виктор отметил тонкий вкус епископа: в своих белых тугих штанах и красном, вышитым золотом мундире он походил на английского солдата шестнадцатых-семнадцатых веков. Лицо его казалось добрым, но явно неухоженным: растрёпанные волосы свисали до самых плеч, а борода и усы доставали почти до живота. Вытянувшись по струнке перед Грокотухом, он приветливо улыбнулся и пожал караванщику руку. Потом перевёл взгляд на Виктора и спросил:
— Могу ли я узнать, кого ты привёл ко мне?
Грокотух ухмыльнулся и гордо выпалил:
— Конечно, Ваше Преосвященство, не смею таить: я приводить к вам Викферта. Даже не сомневаться, он приходить к нам из другого мира. Его сюда, приводить некто Лагош. И имя это казаться мне странно знакомым…
— Вы только сразу не прогоняйте меня, — встрял Виктор. — Это правда. В своём мире я был столь стар и болен, что планировал спокойно умереть в ближайшее время, но Лагош предложил мне попасть сюда, а заодно омолодиться. Первым делом я встретил моего нового друга — Грокотуха — он и помог мне добраться до Авельона. И, вот, я стою перед вами. Вы сможете мне помочь?
Клод Люций задумчиво оглядел Виктора и отошёл к своему столу. Раскидав в разные стороны свитки, он отыскал небольшую круглую кнопку и со скрипом надавил на неё, после чего произнёс:
— Это ты правильно сделал, мой серокожий друг, что привёл пришельца сразу ко мне. Кто же кроме меня сможет помочь ему? Правильно. Никто.
В голову Виктора почему-то вдруг закрались сомнения. Появилось необъяснимое желание бежать. Бежать, как можно дальше, не оглядываясь. Убеждая себя в собственной глупости, он посмотрел в глаза Грокотуха, надеясь увидеть там поддержку, но в них не осталось ничего доброго. Лицо пепельника исказилось довольной гримасой, когда Епископ вдруг неприятно расхохотался, а в келью вломились трое вооружённых солдат.
— Взять его! — повелел Клод Люций, и один из стражников незамедлительно ударил Виктора в живот кулаком, облачённым в латную перчатку, после чего повалил на пол. В глазах всё задвоилось, а от резкой боли захотелось выплюнуть собственные лёгкие.
Солдаты скрутили Виктора и нацепили на него кандалы. Епископ порылся в своём личном сундуке и, достав из него увесистый мешок, бросил его Грокотуху. Иномирец догадался по звону, что внутри бряцали монеты. Караванщик, откланявшись присутствующим, поспешно засеменил к выходу. И Виктор, повернув в его сторону голову, успел заметить безразлично стоящую за порогом фигуру Йормлинга. Наёмник, словно сожалея, понурил взгляд и удалился вслед за пепельником.
А епископ, приподняв Виктора за плечи, вдруг задал вопрос, ответ на который если и был известен, то только одному Лагошу:
— Ну, пришелец, не смей мне лгать: где спряталась твоя чертовка-сообщница?
— Что?!
За этим словом последовал мощный удар ногой по голове. Мир померк и уже в который раз за эту неделю погрузился во мрак беспамятства.
Казалось, что череп вот-вот взорвётся от напряжения и разлетится на мириады раскалённых добела осколков. Сознание разрывали на части жуткие кошмары: чудовищные монстры, мрачные тёмные помещения, призраки прошлого и настоящего… голова неимоверно болела, и Виктор прекрасно ощущал всю полноту боли даже сквозь сон, из которого он всё никак не мог выпасть обратно в реальность. Сновидения приходили снова и снова, начинались откуда-то с середины и никогда не доходили до конца, незаметно перетекая в совершенно иные сюжеты. Разум Виктора метался по разным углам закромов своих страхов, испытывая чувства, которые давным-давно посчитал безнадёжно утерянными в пучине мыслей, идей и воспоминаний.
Пару раз всё-таки удавалось прийти в себя, но лишь на несколько мгновений. Ни единожды не получилось приподнять веки даже на полсантиметра, так что место нахождения Виктора оставалось для него тайной. Во время кратких пробуждений ощущался холодный противный сквозняк, до мурашек обволакивающий вспотевшее тело. Бил озноб, что могло объясняться внезапно нахлынувшим жаром.
Однажды сквозь дрёму послышался чей-то голос, но слова были едва слышны, так что Виктору не удалось разобрать даже пол говорившего. Возможно, это был Клод Люций, безуспешно пробовал привести в чувство своего заключённого. Может, решил поразвлечься Лагош. Или Лиза вдруг попыталась вырваться из бездны памяти и вывести своего возлюбленного на свет бодрствования.
