Однажды сквозь дрёму послышался чей-то голос, но слова были едва слышны, так что Виктору не удалось разобрать даже пол говорившего. Возможно, это был Клод Люций, безуспешно пробовал привести в чувство своего заключённого. Может, решил поразвлечься Лагош. Или Лиза вдруг попыталась вырваться из бездны памяти и вывести своего возлюбленного на свет бодрствования.
Вскоре эта загадка разгадалась сама собой. Когда Виктор почувствовал полное пробуждение, а вместе с ним и лютую головную боль, он с трудом раскрыл глаза и огляделся. Его привязали крепкими ремнями с хитроумными карабинами и защёлками к холодной металлической кровати без единого намёка на постельное бельё. Помещение, в котором находился Виктор, вне всяких сомнений было тюремной камерой, причём столь малой, что кроме железной койки здесь бы не поместился ни один предмет интерьера. Каменные неотёсанные стены визуально ещё сильнее уменьшали свободное пространство, а отсутствие света внутри камеры угнетало больше всего. Неподалёку за решёткой скудно освещал коридор одинокий факел на стене.
Виктор не сразу заметил, что рядом с кроватью, прямо на полу, кто-то сидит, поджав под себя колени. Сокамерником оказался худощавый и побитый мужчина лет сорока на вид. Из одежды на нём висел лишь рваный льняной балахон да блестели стальные кандалы на ногах, а его длинные растрёпанные волосы и бороду брили в последний раз явно не меньше года назад. Кожа мужчины покрытая огромными гематомами, сияла многочисленными ссадинами и порезами. Ноги, судя по их форме, были неоднократно сломаны без последующего вправления костей на должное им место.
— Жестоко они с тобой, — выдавил из себя Виктор. — Это ведь те ребята — инквизиторы, да?
Сокамерник очнулся ото сна и резко вскочил. Огляделся по сторонам, истерически размахивая руками, после чего поглядел на Виктора, устыдился своих действий и успокоился. Подойдя поближе и присев на край кровати, сказал:
— Ну, не лично епископ, конечно же. Ему до столь мелкой шушеры, как я, нет никакого дела. Ты понимаешь, о чём я? Понимаешь?
Виктор кивнул. Голос собеседника дрожал, что нагоняло страх, отчего спорить с сокамерником не было никакого желания.
— Пока ты отдыхал, я бы тебе словно мама, понимаешь? — продолжал мужчина, активно жестикулируя пальцами и мотая головой из стороны в сторону. — Смывал с тебя пот, прикладывал ко лбу мокрую тряпку… понимаешь меня? Тебя так лихорадило, трясло, я был просто в восхищении! Ух! Понимаешь?
— П-понимаю, — испуганно ответил Виктор. — А ты кто такой? Почему тебя здесь держат? Ты преступник? Надеюсь, ты не из тех ребят, которые просто балдеют от убийства беззащитных и обездвиженных жертв, а то было бы очень, знаешь ли, обидно…
— Что?! Мурфик — убийца?.. — сокамерник злобно зашипел, подпрыгнул и стал бегать по камере из одного конца в другой. Ноги его при этом изгибались под неестественным углом, но спустя несколько «кругов» сумасшедший вернулся на своё место и, тяжело дыша, громко цокнул языком: — Цапля! Цапля! Раз-два-три! Нос салфеточкой утри! Я не убийца, ты понимаешь меня? Викферт! Викферт! Хе-хе-хе!
— Что? Откуда ты знаешь моё имя? Кто ты такой?!
— Моё имя — Мурфик Лучезарный! — сокамерник гордо отсалютовал и выпрямил спину. — И… что это? Кажется, это был таракан! Так и есть — это же таракан! Лови его!
С этими словами Мурфик прыгнул на четвереньки и бросился к решётке. Рядом с ней действительно ползло какое-то насекомое, и сокамерник, схватив его зубами, тут же сгрыз неудачно забредшего в эту камеру таракана.
— Ну, так что? Откуда ты меня знаешь? — не успокаивался Виктор. — Кто сказал тебе моё имя?
Мурфик дожевал насекомое и забрался на кровать. Из его бороды торчали остатки «трапезы»: лапки, крылышко и кусочки хитина.
— Я знаю тебя, да, — кивнул сокамерник. — Ты знаешь меня. Или не знаешь? Погоди, я ведь представился, да? О, нет-нет, не говори мне, пусть это останется сюрпризом! Я так долго тебя ждал, ждал, Викферт. Цапля! Цапля!
Виктор зажмурился от очередной порции головной боли, усиленной идиотизмом Мурфика. Мысленно досчитав до десяти, он открыл глаза и относительно спокойным голосом спросил ещё раз:
— Чёрт возьми, да скажи мне уже наконец, откуда тебе известно моё имя? Кто тебе его назвал, а? Не прикидывайся дурачком, пожалуйста! У меня тут и без твоих выходок проблем по горло. Например, надо понять, где я и как мне отсюда выбраться. А потом найти моего «дружка» по имени Грокотух, и…
— Кто-кто-кто? Грокотух? Тот серокожий узурпатор, торгующий живым человечьим мясом? — Мурфик вдруг мгновенно посерьёзнел. — Ну ты и влип, парень. Лучше с ним не связывайся. Непонятно ещё, как ты остался свободным после встречи с ним. Хотя, кажется, теперь мне понятно, как ты тут оказался.
Виктор на минуту впал в раздумья. Потом, откашлявшись, ответил:
— Нет, ты перепутал. Грокотух — предприниматель. Ну, торговец. Он перевозит из Авельона в своё ханство и обратно редкие товары. Ну, иногда, конечно, нелегальные, но…
— Редкие товары! Ха! Ха! — рассмеялся сокамерник. — Да работорговец он! Причём один из самых жестоких и влиятельных по эту сторону Горизонта! Хе-хе-хе! Эх, ты, слепец… Цапля! Цапля!
— Да отстань ты уже со своей цаплей, ей-богу. Грокотух — работорговец? Ты не шутишь? Но по нему этого не скажешь. Он даже таможни проходил на тракте. Солдаты его проверяли и…
— И уходили, гремя золотом в кармане. Да-да-да. А тебя не удивило, что повозки в караване были пустыми, а? Слепец!
— Я, честно говоря, внутрь не заглядывал, но, кажется, там были какие-то ящики и бочки. Да и как я мог бы понять, что караванщик торгует рабами, если обозы ехали без «товара»? Даже загляни я внутрь, всё равно ничего бы не понял.
— Ящики, бочки… тьфу! Прикрытие. А пусто там было потому что караван как раз ехал в столицу за очередной партией человечинки. Понимаешь? А?
— Понимаю, — с грустью и нотками обиды в голосе ответил Виктор. — Меня обвели вокруг пальца. Меня продали, как вещь. Так? Я видел, как Грокотух получил за меня мешочек с монетами. Вот же двуличная сволочь… ну, погоди, пепельник. Выберусь отсюда — покажу тебе, где раки зимуют…
— Раки! Раки! — завёлся как ненормальный Мурфик. — Цапля! Раки! Цапля!
Сокамерник вновь стал бегать туда-сюда, и теперь ничто его не успокаивало. Он задыхался, но не останавливался, и кандалы на ногах нисколько не мешали этому спортивному действу. Цепь громко гремела, что вызвало внимание охранника, дежурившего неподалёку.
— Угомонился, живо! — рявкнул он, подойдя к решётке и стукнув по ней сапогом. Что странно, это подействовало, и сумасшедший вновь уселся на край кровати, виновато понурив голову. — Так, а ты, чужемирец, проснулся? Тогда жди здесь, и никуда, хе-хе, не уходи. Я скоро вернусь.
Сказав это, охранник удалился, а Мурфик вылупился на Виктора как на прокажённого. Распахнув от изумления рот, он пролепетал:
— Ты… ты из другого мира? П-правда?
— Ну, вроде бы. Слушай, так ты не ответил. Откуда тебе известно моё имя? Пожалуйста. Молю тебя, не начинай опять своё сумасшествие.
Сокамерник протяжно вздохнул. Не спадающая с его лица глупая ухмылка вдруг растворилась в явной печали. Мурфик махнул рукой и грустным тоном ответил:
— Ладно, ладно. Нормальный я. Просто играю этот спектакль для ублюдков из инквизиции. Понимаешь? Я думал, что тебя послали за мной следить, и выявить, правда ли я «сдвинулся», или притворяюсь. Но теперь уверен, что это не так.
— И почему же ты мне вдруг поверил? Только потому, что узнал о том, что я пришёл сюда из другого мира?
— Ну, отчасти — да. Я думаю, что никто не может так досконально изображать лихорадку в течение стольких часов подряд. Что ты на меня так смотришь? Да-да, прошло, вроде бы, часов семь с тех пор, как рогатые тебя в камеру бросили. А, да, ещё. В довесок к болезни, я нашёл в кармане твоих брюк кое-что, нашему миру не принадлежащее.
— Эй! Ты что, рылся в моих вещах? — сперва возмутился Виктор, но сразу сменил свой гнев на любопытство, так как он вспомнил, что попал в эту реальность абсолютно голым, без единого предмета с Земли. — И… что это за вещь? Покажи мне её, прошу. Мои руки, как видишь, скованы
Сокамерник засунул руку в карман Виктора и вытащил оттуда небольшой квадратный листок плотной глянцевой бумаги. Присмотревшись, Виктор понял, что этот предмет — самая обыкновенная фотография. Да не просто фотография, а портрет Лизы, что висел в старой квартире в родном мире Виктора на дверце холодильника, прикреплённый магнитом. Именно его разглядывал Лагош во время своего нежданного визита десяток дней назад.
— Тут ещё сзади написано: «Не унывай. Твой Л.».
Теперь у Виктора не осталось сомнений. Лагош выкинул очередной фокус, надеясь вызвать у попавшего в темницу землянина то ли на яростную злобу, либо на плаксивое умиление. Но, как бы там ни было, Виктор остался благодарен колдуну за этот неожиданный и приятный подарок, и даже улыбнулся столь забавному стечению обстоятельств.
