почти не пьянела. Оставалась все в том же легком подпитии, в каком явилась в кухню.
А вот я наоборот: то и дело замечал, что мне подмораживает язык. Уверен — это колдун мешал мне поделиться с окружающими очередным откровением. Я прерывал монолог, набивал рот закуской, призывая себя заткнуться, и мысленно ругал Ордоша за его проделки.
Чем закончились посиделки на кухне, я помнил смутно.
А как вернулся в королевскую спальню и оказался в кровати, не запомнил совершенно. Подозреваю, что меня сюда отнесли. Спросил колдуна.
«Елка», — подтвердил тот мои подозрения.
Жарко. Я отодвинулся от жены, которая дышала мне в шею. Застонал, прижал руки к вискам, пытаясь унять головную боль.
Опухшие глаза не желали открываться.
«Сделай что-нибудь, колдун. Башка вот-вот лопнет», — сказал я.
«Если бы это была не наша общая голова, оставил бы тебя мучиться. Тебе бы это пошло на пользу», — сказал Ордош.
Боль в мозгу притупилась. Я улыбнулся. Стер ладонью со лба капли.
Мая попыталась забросить на меня горячую ногу, но я оттолкнул ее: и без того весь взмок от пота.
Мая?
Откуда здесь Мая?!
Я открыл глаза и сел.
Боль снова вонзилась в виски.
Я в спальне покойной королевы Уралии.
А рядом со мной на кровати лежала Елка. Тихо посапывала. Улыбалась во сне. Абсолютно голая.
«Колдун! Что она здесь делает?!»
«Спит».
«Не строй из себя дурака! Почему она здесь?!»
«У себя спроси. Это ты привык тащить всех встречных девиц в свою постель», — сказал Ордош.
«Я?! Елку?! Ничего не помню. Опять твои штучки?!»
«Не ори на меня, дубина! Пить нужно меньше».
Я обхватил голову руками.
«Ладно. Прости. Сделай что-нибудь! Голова… опять».
Боль отступила.
Я попытался собраться с мыслями. Пробежался взглядом по комнате. Ни свою одежду, ни одежду Елки нигде не увидел.
Посмотрел на спящую бандитку.
«Я ее… У нас с ней… что-то было?» — спросил я.
«Чего у вас вчера только не было! — сказал Ордош. — Буди ее, дубина. И расспроси. Даже мне интересно, что она тебе расскажет».
— Пупсик, ты чо несёшь? — спросила Елка. — Хочешь сказать, я могла тебя снасильничать?! Ты кем меня считаешь?! Сдурел совсем?! Ты думаешь, я эта… гребаная извращенка? Ты меня с женушкой своей не перепутал?
— Я не то имел в виду, — сказал я. — Может я тебя…того? Почему ты в моей кровати?
— Ха! Прикалываешься?! А где я должна была спать? На коврике? Ты чо, припух? Здесь одна кровать, как видишь! Тебе места на ней мало?
— Я не о том. Почему ты голая?
— Потому что ты меня действительно «того»! Заблевал и меня, и коридоры, по которым я тебя несла! Всю одежду мне испоганил, паршивец! Новую одежду! Я в ней всего день походила!
— Куплю тебе другую.
— Наши шмотки я застирала. Всю уборную одеждой завесила! С таким твоим поведением я и правда прачкой стану. Вот Астра-то обрадуется! Они с тетушкой давно мечтают сделать из меня чью-нибудь служанку. А ты чо лыбишься? Дворец я после тебя отмывать не собираюсь! Хоть ты и принц. Пусть служанки этим занимаются.
— Хоть бы трусы надела, — сказал я.
— Какие? — спросила Елка. — Я чо, со сменным бельем сюда шла? И чем тебе не нравится мой вид? Я ж не жиртресина какая! Или ты теток голых стесняешься?
«Оставь девку в покое, — сказал Ордош. — Мне ее вид очень даже нравится».
«Ты еще скажи, что я должен был с нею переспать».
«Не говори глупостей. Для меня теперь существует только одна партнерша — наша жена. Но красивое женское тело радует глаз. Разве не так? А ты ведешь себя, словно Елка твоя внучка. Будь рядом с нами великая герцогиня, ее бы ты не заставлял одеваться».
«Иди-ка ты, любитель малолеток… книжки читать. И без тебя тошно», — сказал я.
«Приходи в себя. Ты обещал нашей сестре вернуть утром королевскую печать. Помнишь?»
Я поймал себя на том, что разглядываю идущую в сторону уборной Елку. Нахмурился. Отвел взгляд в сторону.
«Смутно».
«Так вспоминай, пьяница, — сказал Ордош. — Уже почти полдень. У тебя на сегодня было много планов».
* * *
До того, как отправиться в город, я решил отнести Ласке Большую королевскую печать и маршальский жезл. Мне они не нужны. Забирал я их у Щурицы лишь для того, чтобы они не исчезли в неизвестном направлении до появления наследницы. Теперь же пришло время их вернуть.
У служанок удалось выяснить, что принцесса Ласка проснулась несколько часов назад. И уже работает: ведет прием в Малом королевском рабочем кабинете — в том самом, где мы с Ордошем убили маршала и ее телохранительниц.
«Вот, дубина, учись. Принцесса пила не меньше тебя. И уже трудится. Без использования заклинаний».
«Да у нее масса тела в полтора раза больше нашей! И опыт пьянства имеется, в отличие от нашего принца».
«Стыдись, дубина! Она — всего лишь женщина!»
«Ага. Когда я гляжу на эту медведицу, выражение „всего лишь“ мне на ум не приходит».
Переругиваясь с Ордошем, я шагал по залам дворца.
В прошлый раз я проходил здесь вечером. Тогда удивился царившей здесь балаганной суете. Сейчас же обратил внимание на то, что бесцельно бродящих по дворцу женщин стало заметно меньше. Все, кого я встретил, либо занимались делом, либо куда-то спешили.
И еще: у стражниц во дворце сменилась форма.
«Это не гвардейцы, — сказал Ордош. — Похоже, сестренка недовольна дворцовой стражей. Меня это не удивляет. За такое поведение я бы им еще и плетей прописал. Не удивлен, что едва вернувшись, Ласка сменила гвардейцев на городскую стражу».
«Городская стража? Это?» — спросил я.
«Разве ты не узнал мундиры? Мы видели их в городе».
«Странно. Почему она расставила их? А впрочем…».
«Выбора у нее не было, — подтвердил мои догадки колдун. — Других войск на смену этому полку Ласке сейчас взять негде. Все ушли в поход. До возвращения армий на страже покоя дворца могут быль либо проштрафившиеся гвардейцы, либо простые патрульные стражницы. Других вариантов не вижу. Надеюсь, принцесса уже распорядилась отозвать войска с севера».
В приемной я застал около двух десятков женщин. Они сидели, стояли, разделившись на группы по два-четыре человека. Тихо, но оживленно беседовали.
Я пробежался взглядом по ожидавшим аудиенции принцессы женщинам. Почти все незнакомые. Единственное лицо, которое узнал, принадлежало капитану Выдре.
Капитан стояла обособленно. Вытянувшись по стойке смирно, горделиво приподняв подбородок. В парадной форме и гвардейском плаще, с блестящими шпорами на сапогах.
Другие женщины не заговаривали с ней, даже
