слюны я теперь при людях не надуваю. Если и делаю это, то только когда кривляюсь у зеркала. Но я и раньше себя дурачком не считал.
Улыбка не сходила с лица Ласки.
Сестра погладила меня по щеке.
— Мой брааатик! — сказала она. — Как хорошо, что ты приехал!
— Так и знал, что ты мне обрадуешься.
— Еще бы! Ты все, что у меня осталось! Мамку убили. Сволочи! На части их всех разорву! Норка умерла, когда я сидела в этой клетке. Бедная дурочка! Меня не было рядом, чтобы ее утешить. Говорят, она так рыдала… И подруги в составе своих полков умотали захватывать тетушкино герцогство. Представляешь, Щурица хотела воевать с тетей Гагой?! Свиная отрыжка! Жаль, что она сдохла. Сама бы оторвала ей руки и ноги! Вот такие дела, братишка. Я осталась тут совсем одна! Даже выпить не с кем! Не со слугами же полуспирт хлестать? А так хочется из-за всего этого напиться — ты просто не представляешь! И я напьюсь. Но не сейчас. Как же все-таки здорово, что ты теперь здесь! Надолго?
— Не знаю. Но все, что собирался, я уже сделал. Погощу у тебя еще пару деньков. Ты не против?
Ласка перестала улыбаться.
— Пару деньков? — переспросила она. — Ты чего?! Как так-то? Почему так мало?! Раньше чем через месяц я тебя не отпущу! Так и знай! Я твоя сестра! Я договорюсь с Волчицами! Завтра же отправлю за их послом! Кто за тебя здесь отвечает? С кем ты сюда приехал?
— С друзьями.
Принцесса повернулась к восседавшей на троне Елке.
Та следила за моим общением с сестрой, приоткрыв рот.
— И как эту зовут?
— Елка.
— Симпатичная, — сказала Ласка. — Вы, смотрю, уже примеряетесь к мамкиному трону?
— Елке он не понравился, — сказал я. — Говорит, что слишком твердый и холодный.
— Еще бы! Соображать же нужно! Он ведь железный! Вот, смотрите.
Принцесса шагнула мне за спину, нагнулась к трону, пошарила за ним рукой. Извлекла из-под него подушку — золотистую, под цвет позолоты трона.
— Вот что мамка всегда под зад подкладывала.
Легонько ударила Елку по плечу.
— Привстань-ка.
Елка послушно соскочила с железного кресла.
Ласка бросила на сиденье трона подушку и резким рывком усадила бандитку обратно.
— Как теперь? — спросила она.
— Чо?
— Я спрашиваю: так удобней сидеть?
— Эээ… да. Типа того.
— Вооот! — сказала принцесса. — Ты, мелкая, сперва головой думай, а потом заявляй, что сидеть на троне плохо. Если б сидеть на нем было плохо — кто бы о нем так мечтал? Все наши родственницы спят и видят, как усядутся в это кресло. Но я им хотелки-то пообломаю. Правда, братик?
Ласка снова взъерошила мне волосы.
— Ничего не бойся в столице. Но и не ходи среди баб. Ладно? Бабы — они вредными бывают. И пакостливыми. Окатят тебя своей бабской энергией, и останусь я совсем одна, без братика. А я с тобой и познакомиться-то толком не успела. Ты ж теперь не тот братишка, которого я знала: не дурачок — даже по глазам видно. Ни мамки у меня теперь, ни сестренки — только ты остался. Не выходи из башни. Понял? И если кто-то попытается тебя обидеть — сразу говори мне. Договорились?
— Хорошо.
— Вот и славно, — сказала Ласка. — Развлекайтесь. Не буду вам мешать. А мы с девками пойдем приводить себя в порядок. А то выглядим, как бездомные кошки. Да и поесть не мешало бы.
Она снова обняла меня, поцеловала в лоб.
— Вечером еще увидимся, братик.
Повернулась к своим спутницам. Ничего им не сказала, просто указала на выход.
— Да, чуть не забыла спросить! Там, у входа в зал, стражницы лежат. Вроде живые. Что это с ними?
Я пожал плечами. Предположил:
— Устали? Или ногу свело. Обе. И руки.
— Думаешь? — сказала Ласка. — Без мамкиного пригляда во дворце все расслабились. Говнище повсюду. И гвардейцы пьяные. Ничего. Я им покажу. Завтра. У меня не забалуют!
Она хлопнула меня на прощание по спине, от чего я клацнул зубами.
— Я к себе. Мыться. До вечера!
Когда Ласка с охранницами ушли, Елка сказала:
— Ха! Прикольная у тебя сестра. На тебя похожа. Только большая. Мне понравилась.
И добавила:
— Но вонючая.
* * *
Из тронного зала мы с Елкой отправились на кухню.
Ставить меня на довольствие во дворце никто не спешил. Возможно, позже служанки и пригласили бы меня на ужин с сестрой. Но есть приготовленную посторонними пищу мне не хотелось, тем более во дворце: помнил об участи Волчицы Первой, да и о недавнем происшествии с Волчицей Шестой. Пользоваться ядами в этом мире умеют. Не хочу стать очередной жертвой.
«Кому ты здесь нужен? — сказал Ордош. — Тебя пока и за человека не считают. Кто станет тратить на тебя яд? Ты мужчина. Если кто-то соберется тебя убивать, то не станет расходовать ценную алхимию — окатит тебя сырой маной. Местные пока уверены, что для тебя это смертельно. Готовься вечером объяснять сестре, почему не боишься попасть под выброс магической энергии».
Я едва не застонал.
«Точно! Опять! Как же меня достало перед всеми оправдываться! Ладно. Совру что-нибудь о Сионоре. Твоей богине уже пора платить нам за рекламу».
«Ага. Она тебе, дубина, заплатит. Жди. Так заплатит, что ты ей еще и должен останешься. Боги — они такие… А особенно эта. Что собираешься готовить?»
«Не знаю. Мудрить не буду: сварганю что-то простенькое. Но… хоть сегодня поедим нормальную пищу. Завтра мы с Елкой опять пойдем в ресторан и не в один: инспекцию местного общепита я еще не завершил. Но не думаю, что местные смогут меня чем-то удивить».
«Ты слишком придирчив», — сказал Ордош.
Кухня меня порадовала. Не тем, что я обнаружил в ней много передового оборудования. А тем, что нашел там хоть что-то работающее на рунных схемах, не на дровах.
Поварихи встретили меня неприветливо. Но не успел я придумать хоть какие-то доводы для того, чтобы убедить их потесниться, как в диалог с кухонным персоналом вступила Елка. Похоже, посидев на троне, она пропиталась уверенностью в своих силах, окружающий блеск перестал ее смущать.
В нескольких фразах, приправленных нецензурными выражениями и угрозами, она объяснила поварихам кто я такой, кто они такие, и где их место. Помахала руками, никого при этом не покалечив. Помогла мне определиться с тем, какое именно рабочее пространство занять.
Елка уселась в сторонке, скрестила на груди руки с закатанными рукавами. Грозно посматривала из-под нахмуренных бровей на поварих. Сейчас она походила на сторожевого пса.
«Молодец девка, — сказал Ордош. — Каждый должен заниматься своим
