– Жестоко они с тобой, – выдавил из себя Виктор. – Это ведь те ребята – инквизиторы, да?
Сокамерник очнулся ото сна и резко вскочил. Огляделся по сторонам, истерически размахивая руками, после чего поглядел на Виктора, устыдился своих действий и успокоился. Подойдя поближе и присев на край кровати, сказал:
– Ну не лично епископ конечно же. Ему до столь мелкой шушеры, как я, нет никакого дела. Ты понимаешь, о чем я? Понимаешь?
Виктор кивнул. Голос собеседника дрожал, что нагоняло страх, отчего спорить с сокамерником не было никакого желания.
– Пока ты отдыхал, я был тебе словно мама, понимаешь? – продолжал мужчина, активно жестикулируя пальцами и мотая головой из стороны в сторону. – Смывал с тебя пот, прикладывал ко лбу мокрую тряпку… понимаешь меня? Тебя так лихорадило, трясло, я был просто в восхищении! Ух! Понимаешь?
– П-понимаю, – испуганно ответил Виктор. – А ты кто такой? Почему тебя здесь держат? Ты преступник? Надеюсь, ты не из тех ребят, которые просто балдеют от убийства беззащитных и обездвиженных жертв, а то было бы очень, знаешь ли, обидно…
– Что?! Мурфик – убийца?.. – Сокамерник злобно зашипел, подпрыгнул и стал бегать по камере из одного конца в другой. Ноги его при этом изгибались под неестественным углом, но спустя несколько «кругов» сумасшедший вернулся на свое место и, тяжело дыша, громко цокнул языком: – Цапля! Цапля! Раз-два-три! Нос салфеточкой утри! Я не убийца, ты понимаешь меня? Викферт! Викферт! Хе-хе-хе!
– Что? Откуда ты знаешь мое имя? Кто ты такой?!
– Мое имя – Мурфик Лучезарный! – Сокамерник гордо отсалютовал и выпрямил спину. – И… что это? Кажется, это был таракан! Так и есть – это же таракан! Лови его!
С этими словами Мурфик прыгнул на четвереньки и бросился к решетке. Рядом с ней действительно ползло какое-то насекомое, и сокамерник, схватив его зубами, тут же сгрыз неудачно забредшего в эту камеру таракана.
– Ну так что? Откуда ты меня знаешь? – не успокаивался Виктор. – Кто сказал тебе мое имя?
Мурфик дожевал насекомое и забрался на кровать. Из его бороды торчали остатки «трапезы»: лапки, крылышко и кусочки хитина.
– Я знаю тебя, да, – кивнул сокамерник. – Ты знаешь меня. Или не знаешь? Погоди, я ведь представился, да? О, нет-нет, не говори мне, пусть это останется сюрпризом! Я так долго тебя ждал, ждал, Викферт. Цапля! Цапля!
Виктор зажмурился от очередной порции головной боли, усиленной идиотизмом Мурфика. Мысленно досчитав до десяти, он открыл глаза и относительно спокойным голосом спросил еще раз:
– Черт возьми, да скажи мне уже наконец, откуда тебе известно мое имя? Кто тебе его назвал, а? Не прикидывайся дурачком, пожалуйста! У меня тут и без твоих выходок проблем по горло. Например, надо понять, где я и как мне отсюда выбраться. А потом найти моего «дружка» по имени Грокотух, и…
– Кто-кто-кто? Грокотух? Тот серокожий узурпатор, торгующий живым человечьим мясом? – Мурфик вдруг мгновенно посерьезнел. – Ну ты и влип, парень. Лучше с ним не связывайся. Непонятно еще, как ты остался свободным после встречи с ним. Хотя, кажется, теперь мне понятно, как ты тут оказался.
Виктор на минуту впал в раздумье. Потом, откашлявшись, ответил:
– Нет, ты перепутал. Грокотух – предприниматель. Ну торговец. Он перевозит из Авельона в свое ханство и обратно редкие товары. Ну иногда, конечно, нелегальные, но…
– Редкие товары! Ха! Ха! – рассмеялся сокамерник. – Да работорговец он! Причем один из самых жестоких и влиятельных по эту сторону Горизонта! Хе-хе-хе! Эх ты, слепец… Цапля! Цапля!
– Да отстань ты уже со своей цаплей, ей-богу. Грокотух – работорговец? Ты не шутишь? Но по нему этого не скажешь. Он даже таможни проходил на тракте. Солдаты его проверяли и…
– И уходили, гремя золотом в кармане. Да-да-да. А тебя не удивило, что повозки в караване были пустыми, а? Слепец!
– Я, честно говоря, внутрь не заглядывал, но, кажется, там были какие-то ящики и бочки. Да и как я мог бы понять, что караванщик торгует рабами, если обозы ехали без «товара»? Даже загляни я внутрь, все равно ничего бы не понял.
– Ящики, бочки… тьфу! Прикрытие. А пусто там было потому, что караван как раз ехал в столицу за очередной партией человечинки. Понимаешь? А?
– Понимаю, – с грустью и нотками обиды в голосе ответил Виктор. – Меня обвели вокруг пальца. Меня продали, как вещь. Так? Я видел, как Грокотух получил за меня мешочек с монетами. Вот же двуличная сволочь… Ну погоди, пепельник. Выберусь отсюда – покажу тебе, где раки зимуют…
– Раки! Раки! – завелся как ненормальный Мурфик. – Цапля! Раки! Цапля!
Сокамерник вновь стал бегать туда-сюда, и теперь ничто его не успокаивало. Он задыхался, но не останавливался, и кандалы на ногах нисколько не мешали этому спортивному действу. Цепь громко гремела, что вызвало внимание охранника, дежурившего неподалеку.
– Угомонился, живо! – рявкнул он, подойдя к решетке и стукнув по ней сапогом. Странно, но это подействовало, и сумасшедший вновь уселся на край кровати, виновато понурив голову. – Так, а ты, чужемирец, проснулся? Тогда жди здесь, и никуда, хе-хе, не уходи. Я скоро вернусь.
Сказав это, охранник удалился, а Мурфик вылупился на Виктора как на прокаженного. Распахнув от изумления рот, он пролепетал:
– Ты… ты из другого мира? П-правда?
– Ну вроде бы. Слушай, так ты не ответил. Откуда тебе известно мое имя? Пожалуйста. Молю тебя, не начинай опять свое сумасшествие.
Сокамерник протяжно вздохнул. Не спадающая с его лица глупая ухмылка вдруг растворилась в явной печали. Мурфик махнул рукой и грустным тоном ответил:
– Ладно, ладно. Нормальный я. Просто играю этот спектакль для ублюдков из инквизиции. Понимаешь? Я думал, что тебя послали за мной следить и выявить, правда ли я «сдвинулся» или притворяюсь. Но теперь уверен, что это не так.
– И почему же ты мне вдруг поверил? Только потому, что узнал о том, что я пришел сюда из другого мира?
– Ну отчасти – да. Я думаю, что никто не может так досконально изображать лихорадку в течение стольких часов подряд. Что ты на меня так смотришь? Да-да, прошло вроде бы часов семь с тех пор, как рогатые тебя в камеру бросили. А да, еще. В довесок к болезни я нашел в кармане твоих брюк кое-что, нашему миру не принадлежащее.
– Эй! Ты что, рылся в моих вещах? – сперва возмутился Виктор, но сразу сменил свой гнев на любопытство, так как вспомнил, что попал в эту реальность абсолютно голым, без единого предмета с Земли. – И… что это за вещь? Покажи мне ее, прошу. Мои руки, как видишь, скованы.
Сокамерник засунул руку в карман Виктора и вытащил оттуда небольшой квадратный листок плотной глянцевой бумаги. Присмотревшись, Виктор понял, что этот предмет – самая обыкновенная фотография. Да не просто фотография, а портрет Лизы, что висел в старой квартире в родном мире Виктора на дверце холодильника, прикрепленный магнитом. Именно его разглядывал Лагош во время своего нежданного визита десяток дней назад.
– Тут еще сзади написано: «Не унывай. Твой Л.».
Теперь у Виктора не осталось сомнений. Лагош выкинул очередной фокус, надеясь вызвать у попавшего в темницу землянина то ли яростную злобу, то ли плаксивое умиление. Но, как бы там ни было, Виктор остался благодарен колдуну за этот неожиданный и приятный подарок и даже улыбнулся столь забавному стечению обстоятельств.
Мурфик засунул фотографию обратно в карман Виктора и сказал:
– А имя твое, как и номер заключенного, они накололи на шее. Сзади, прямо под волосами. Без зеркала не увидишь. Это на тот случай, если ты вдруг изволишь покинуть стены сего чудного заведения по собственному желанию. Стражники бросятся в погоню, отыщут тебя, проверят твою «принадлежность» к собственности инквизиции и притащат обратно да глаз спускать не станут. Жизнь, считай, будет перечеркнута, если она, конечно, уже не осталась для тебя в прошлом.
Виктор принял к сведению неприятные известия о «наколке» на шее и, стараясь собраться с мыслями, прикрыл глаза. План побега появляться сам собой никак не желал, да и каких-либо лазеек нигде видно не было. Высвободиться из кожаных ремней, конечно, может помочь и Мурфик, но что дальше? Голыми руками ломать металлическую решетку или ковырять вслепую замок обрубком ногтя – явно не вариант для избитого и истощенного тела. К тому же сокамерник вряд ли станет помогать с побегом, если только он сам не будет в этом серьезно заинтересован.
– Скажи, Мурфик, – задумчиво произнес Виктор, – ты сам-то за что сидишь? Почему-то я уверен, что не за убийство и не за воровство. За это бы тебя, думается мне, вздернули на суку при въезде в город, или голову сняли на плахе. Не-э-эт, тут что-то другое. Может, политическое преступление? Готовил государственный переворот, а? Ну не вороти нос, поведай мне свою историю.
Мурфик усмехнулся и сложил руки на груди. Подозрительно прищурившись, спросил:
– А с какой целью интересуешься? Хочешь посягнуть на великие тайны, что хранит моя голова? Так знай, что десятки дознавателей пытались из меня эти сведения выбить. Предлагали даже целый сундук золота, десяток наложниц и хижину в горах. А когда не соглашался – ломали кости, проверяли на моей спине прочность раскаленных добела клинков. Тупых клинков, хочу тебе сказать. С зазубринами и заусенцами, которые не режут, а рвут под собой любую плоть, любую жилу. Это так больно, что…
