Громила какое-то время пребывал в растерянности, тупо глядя на богато одетую красивую девушку, но затем повернул голову в сторону своих приятелей, словно прося совета, что ему делать. Главарь, обладатель окладистой бороды, оценив обстановку, криво усмехнулся.
— Вы бы, барынька, шли себе гулять куда-нибудь в другое место. Так оно лучше будет!
— Я сама решаю, что для меня лучше! Отпустите девушку или я вызову полицию!
Ее угроза только вызвала громкий смех у черносотенцев.
— Думаете, испугали, барыня? А вот уж нет! Мы в своем праве, так как выступаем за царя и отечество! Теперь идите, милая барышня и не оглядывайтесь! Не про вас это дело! Да и всякое, не ровен час, может случиться! Гляньте на себя! Прям наливное яблочко! А кругом мужиков много, глядишь, кто-то и захочет полакомиться!
Не вмешиваясь, я исходил из принципа: каждый должен сам решать свои проблемы, но сейчас обстоятельства изменились. Местные придурки прилюдно оскорбили знакомую мне девушку.
— Наташа, стой здесь и ни шага в сторону.
— Сережа!
— Я сказал. Стой и жди, — после чего быстрыми шагами направился к Митяю.
— Эй, господин! Шли бы вы отсюда, пока бока не намяли! — предупреждающе крикнул, стоящий рядом с главарем, высокий и крепкий мужчина.
— Свои побереги!
— Мое дело предупредить! — усмехнулся он, идя мне наперерез. Вместе с ним пошли еще двое громил.
Делая вид, что не обращаю на них внимания, я подошел к Митяю и сказал: — Отпусти ее. Живо!
Тот, явно ободренный присутствием трех соратников, окруживших меня со всех сторон, нагло улыбаясь, заявил: — Становись в очередь, любитель жидов!
В следующее мгновение, получив жесткий тычок пальцами в солнечное сплетение, он начал сгибаться, утробно хрипя. Почти одновременно я врезал каблуком правой ноги, в пах, стоявшему сзади черносотенцу.
— О — о-о — ох! — раздавшийся за моей спиной стон, возвестил меня о точном попадании в цель.
Дернув головой влево, ушел от удара кулака, летящего мне в лицо, а затем носком правой ноги, ударил бьющего между ног, но уже в следующую секунду на меня обрушилась лавина кулаков. Боль появлялась и пропадала, добавляя во мне ярости, пока вдруг в затылке, словно что-то взорвалось. Я еще успел услышать донесшейся, словно издалека, крик сестры: — Сережа!! — после чего окончательно потерял сознание.
Очнулся я уже в больнице. За окном только — только начали опускаться сумерки. Сильная головная боль заставила меня ощупать голову, и когда пальцы наткнулись на плотную марлевую повязку, непроизвольно произнес:
— Похоже, меня хорошо отделали.
Вдруг неожиданно из легкого полумрака возникла легкая фигурка.
— Сереженька, милый, я так за тебя боялась! Ты как?!
— Наташа? Ты… почему здесь?
— А где мне еще быть, братик? Тебе больно?!
Ее голос дрожал, а в глазах стояли слезы.
— Немного. Как… все закончилось?
— Это было страшно! Эти люди били тебя, даже когда ты упал. Ты был весь в крови…
— Наташа!
— Что Наташа?! Ты зачем ввязался в эту драку?! Кто тебя просил?! А если бы тебя убили?!
— Меньше эмоций. У меня и так голова болит.
— Как ты можешь так говорить! Меня прямо всю колотило, когда мы в больницу ехали!
— Чем все закончилось?
— Женщины и я начали кричать, и к тебе на выручку бросились рабочие, которые отогнали этих бандитов. Потом прибежали городовые, и народ стал разбегаться. Я…
— Сестричка, извини, что испортил тебе выходной день. И дай мне, пожалуйста, воды.
Напившись, я почувствовал себя легче.
"Теперь пора боль на поводок брать".
Пока я занимался самоконтролем, Наташа делилась своими собственными впечатлениями.
— Ты так их бил… Это было очень страшно. Люди лежали, словно мертвые и ты среди них. Везде кровь. Сережа, почему ты стал таким? Раньше ты был другой. Стихи читал. А сейчас… Может это все твоя борьба? У тебя от нее постоянно руки сбиты и на лице синяки.
— Стихи? Как тебе такие строки?
"Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку -
Каждый выбирает для себя".
— Кто их написал?
— Юрий Левитанский. Понравились? Вижу, что не очень. Теперь ты мне скажи: почему меня в отдельную палату определили?
— Мария Владимировна так распорядилась.
— Какая Мария Владимировна?
— Странно… — протянула сестра удивленным голосом. — Мне почему-то показалось, что вы знакомы.
— Когда кажется — креститься надо, сестренка. Теперь езжай. И никаких возражений. Берешь извозчика и в пансион.
— Сережа! Я не могу тебя так бросить. Ты нуждаешься в…
— Ты еще здесь?!
— Хорошо, но я тебя завтра навещу.
— Нет. Через пару — тройку дней я уже буду на ногах и сам к тебе заеду. До свидания, Наташа.
— До свидания, братик.
На следующий день после утреннего осмотра и последующих за ним процедур, я с наслаждением замер на кровати. Неожиданно за дверью раздались невнятные голоса, но затем дверь приоткрылась, и я услышал, как мой лечащий врач с кем-то спорит.
— Господа, вы, что не понимаете! Он еще вчера, как труп лежал!
— Доктор, нам надо только поговорить! И все!
— Ему сейчас нужен покой! Понимаете, полный покой!
— Доктор, пропустите их! — громко сказал я. — Пожалуйста!
На какое-то мгновение наступила тишина, затем дверь широко распахнулась и на пороге появилась плотно сбитая фигура в полицейском мундире. За ним виднелся еще один человек средних лет, подтянутый, жилистый, в темно — синем костюме из английского сукна. Усики аккуратно подрезаны, густые волосы расчесаны, аккуратно лежат. Стоило ему войти, как в палате запахло хорошей парфюмерией. Лицо приятное, а вот глаза холодные, как у змеи. Полицейский мне понравился больше. В возрасте, но ещё крепкий и подтянутый, он имел цепкий и внимательный взгляд. Усы и коротко стриженая бородка в сочетании с носом — картошкой и круглым лицом делали его немножко похожим на лубочного Деда Мороза. Пристав поискал глазами стул, но не найдя, оглянулся на дверь. Как только стало понятно, что он искал, я сказал: — Стул в углу, за сложенной ширмой.
— Спасибо.
Сел пристав аккуратно, без излишней барственности.
— Разрешите представиться: Дмитриев Степан Валерьянович, участковый пристав, в чье ведение входит и парк.
— Смокин Илья Степанович, — вслед за ним представился человек в штатском платье.
Я сразу отметил, что он официально не представился.
"Следователь? Нет, тот бы представился. Скорее всего, жандарм".
— Богуславский. Сергей Александрович.
— Сергей Александрович, не могли бы рассказать, что случилось вчера в парке.
— Извольте.
После моего короткого рассказа на некоторое время воцарилось молчание.
— Итак, по вашим словам получается, Сергей Александрович, что вы вступились за честь женщины.
В голосе пристава не было ехидства. Да и глаза, в отличие от его напарника, смотрели на меня в большей степени благожелательно.
— Да, Степан Валерьянович.
— Это все, конечно, хорошо, но в драке, которую вы учинили, серьезно пострадало три человека, которые сейчас лежат в больнице.
— Не учинил, а просто выполнил работу полицейских: спас девушку из рук хулигана.
Или вы как-то по — другому можете назвать действия черносотенца?
— Господин Богуславский, вам бы адвокатом работать. Уж больно ловко вы уходите от ответа на вопрос, а заодно и от ответственности! — неожиданно вступил в разговор Смокин.
— Илья Степанович, а вы, в каких чинах служите?
— Это неважно. Здесь я нахожусь для того, чтобы оказать посильную помощь Степану Валерьяновичу в расследовании этого происшествия, если мне покажется, что оно выходит за обычные рамки.
Слова "мне покажется" были особенно выделены в его фразе.
— Зря туман наводите, господин из жандармов. Для меня ваше появление очень даже ясно и понятно. Пояснить мои слова?
Пристав понятливо молчал, понимая, что вопрос не ему предназначен. Жандармский офицер сначала скривил губы в иронической улыбке, но потом нехотя процедил: — Извольте, господин частный сыщик.
— Для начала вы уж как-нибудь определитесь, господин из жандармов, кто я. То ли адвокат, то ли частный сыщик, — мои слова вызвали легкую улыбку на губах пристава, благо, что жандармский офицер не мог ее заметить, так как продолжал стоять за его спиной. — Ладно, оставим эти препирания. Черносотенцы специально пришли, чтобы спровоцировать рабочих на драку. Дальше, по вашему сценарию, должна была появиться полиция и всех арестовать, после чего парней в черном отпускают, а рабочих начинают запугивать. Глядишь, вместо одного иуды в группе их станет двое или трое. Вы тут же победный рапорт по начальству отправите: не зря деньги получаю — работаю. Вдруг все ваши планы пошли коту под хвост и вы, понятное дело, разозлились. Будет этот Богуславский у меня плакать горькими слезами! И вот вы здесь. Если что не так, поправьте меня, господин Смокин.
