Наверняка, у физиков есть объяснение этому феномену. Но я не физик, поэтому для меня это была скорее магия.
Блин, ну и где хоть кто-нибудь, а? Я же не по целине качусь, тут и лыжня имеется, и трасса для конькового хода. И даже есть какие-то метки, просто не красные, как на нужной мне трассе, а синие и желтые. Не факт даже, что от нашей базы. Тут где-то по соседству еще база котельного завода есть. И еще какого-то вуза, кажется.
— Ау? — выкрикнул я, остановившись. Мне показалось, что я слышу чей-то плач.
— Ау... — жалобно отозвался женский голос.
Девушка сидела на снегу под небольшой горкой. В снег рядом воткнута одна целая лыжа и два обломка. Покрасневшие глаза. На варежках — намарзшая бахрома затвердевшего снега. На груди — номер 48.
— Привет! — я отстегнул лыжи и подошел к ней. — Тоже заблудилась?
— Я, кажется, ногу сломала... — всхлипнув, сказала девушка. — Съехала с горки неудачно, упала, и...
Губы ее задрожали. Бедняжку трясло от холода, зубы постукивали, но вроде пока ничего не побелело.
— Так, отставить панику! — я стянул с себя куртку и накинул ей на плечи. — Подняться можешь? Давай помогу.
Она ойкнула, поджала одну ногу и облокотилась на меня.
— Между прочим, меня Иван зовут, — произнес я, поглаживая ее дрожащую спину. — Я в газете работаю. А ты?
— Я Настя, — всхлипнула она. — Из бухгалтерии.
— Значит так, Настя, — я придержал ее за плечи и заглянул в лицо. Сейчас сложно было сказать, симпатичная она или нет. Покрасневшее от холода лицо и опухшие от слез глаза мешали составить верное впечатление. Но что я мол уже точно сказать, что с фигурой у нее все было в порядке. Ладони ощущали под моей же курткой упругие изгибы весьма аппетитных форм. Ну и еще это явно юная барышня, а вовсе не мегера, умудренная годами службы колонкам цифр, сверкам и сводкам. — Сейчас наши с тобой лыжи волшебным образом превратятся в санки, и мы покатим с тобой в тепло. К горячему чаю, пирожкам и доктору, который осмотрит твою ногу. Договорились?
Сначала у меня была идея бросить здесь ее сломанные лыжи, усадить ее на свои, а самому потопать пешком, таща ее за лыжные палки. Но идея оказалась говно. Лыжные ботинки — это худшая обувь для пешей прогулки по снегу, которую можно только придумать, так что пришлось делать санки из ее сломанных лыж, а самому все-таки ехать.
Казалось, что все это длится целую вечность. Вся эта возня на холоде, без куртки я моментально остыл, пока как-то пытался скрепить две лыжины между собой. Правда, когда поехал, снова согрелся, но уже все равно было ощущение, что в груди заворочался кто-то колючий и холодный. Простыл?
Надеюсь, что нет все-таки.
На базе меня от Насти моментально оттерли. Клуши-бухгалтерши утащили ее в медпункт вместе с моей курткой, а я отправился искать Семена, чтобы виновато развести руками и сообщить, что с дистанции я сошел. Правда, по уважительной причине.
В холле Семена было не видать, так что я со спокойной совестью пошел в буфет. Пить горячий чай. Было прямо реально надо. Остановился на входе, выглядывая знакомых. Но все, как назло, куда-то запропастились.
Ну и ладно.
Я пристроился в конец недлинной очереди к прилавку, за которым стояла седовласая мадама с пышной седой прической и в белом халате, наброшенном на синий спортивный костюм. Она ловко орудовала здоровенной поварежкой, зачерпывая из здоровенного аллюминиевого чана янтарно-коричневый компот. А чуть дальше серебрился бок титана с чаем. Чай — три копейки, компот — семь копеек. Пирожки с капустой — десять копеек, в картошкой — семь копеек. И бутерброды с сыром и колбасой по пятнадцать копеек. Бутеры меня на прельстили, так что я сцапал с подноса пару уже остывших пирожков с картошкой и сунул стакан под носик титана. Повернул краник. Стакан начал заполняться темно-коричневой жидкостью, над которой вился приятный парок. Ммм... Чай со вкусом опилок! Я даже сразу же ощутил его на языке. Почему-то на лыжных базах этой пойло ощущается как божественный нектар. В любом другом месте этот чай, оставляющий на стенках стакана коричневые маслянистые разводы, пить совершенно невозможно. Но когда щеки горят, а штаны уже в нескольких местах промокли, мммм...
Я похлопал себя по бокам, чтобы расплатиться, и только потом сообразил, что деньги остались в кармане куртки. Которая так и осталась на спасенной из леса Настеньке.
— Ой... — я виновато развел руками и просительно уставился на суровую буфетчицу. — А можно я деньги чуть позже занесу? Они в куртке остались!
— Много вас тут таких ходит, — она смерила меня ледяным взглядом снежной королевы. — Ты сбежишь, а у меня потом недостача!
— Я правда занесу! Честно! — я прижал к груди руку с зажатыми в ней пирожками в куске грубой серой бумаги. — Девушку в медпенкт забрали в моей куртке...
— Так, верните пирожки на место, молодой человек, вы задерживаете очередь! — сварливо рыкнул буфетчица. Я сунул руку в задний карман джинсов, ну вдруг завалилась какая-нибудь монетка?
— Давайте я заплачу! — раздался вдруг женский голос за моим плечом. — Сколько там? Вот, держите.
На тарелочку буфетчицы упали две десятикопеечные монеты.
Глава одиннадцатая. Никаких важных дел до ужина!
— Анна? — мои брови удивленно поползли вверх. — Какая неожиданная встреча!
— Почему неожиданная? — загадочно улыбнулась она. — Я каждые выходные на лыжах катаюсь. — Присядем?
— А я вот первый раз... — я развел руками и чуть не выронил пирожок. Настроена миролюбиво? Я изучающе посмотрел на нее. Улыбается, щеки порозовели. Впрочем, розовые щеки на лыжной базе, это такой себе признак волнения. Здесь они у всех розовые. Ну, кроме буфетчицы. Ее суровое лицо прямо-таки мраморной бледности.
— Сдачу забирайте, — сухо сказала она. — Не задерживайте очередь!
Я забрал трехкопеечную монету и свой стакан с чаем. И пошел вслед за Анной к одному из двух длинных деревянных столов буфета. К свободному месту в самом дальнем конце. Прямо под жизнерадостным лицом лыжника в дурацкой шапочке и надписью: «В нашем буфете порядок такой — покушал, посуду убрал за собой!»
Правда, плакат я заметил только мельком, взгляд мой был прикован к совсем другому зрелищу — величественно покачивающимся передо мной бедрам Анны Аркадьевны.
— Что-то ты меня совсем забыл, в гости не заходишь... — она опустилась на деревянную лавку и как бы невзначай коснулась моей руки. Заискрило у меня тут же, что скрывать. Как же она была хороша!
— Анна, я так рад тебя видеть... — прошептал я ей на ухо, коснувшись щекой ее горячей щеки. — Ужасно соскучился. Сегодня вечером ты занята?
— Какой ты быстрый! — она отстранилась и сурово посмотрела на меня.
— Быстрый? — я сел напротив нее так, чтобы коленом касаться ее колена. Она не отстранилась. — Мне нужно совершить какой-нибудь подвиг, чтобы ты простила мне мою маленькую ложь?
— Говори тише, пожалуйста, — сказала Анна и бросила взгляд на четверых парней, рядом с нами. Один из них поочередно забирал со стола наполовину заполненные чаем стаканы под стол, а возвращал полными, но чуть-чуть поменявшими цвет. Блин, чай, точно! Когда он остынет, он же станет совершенно непригодным для употребления! Я взял в руки стакан и сделал несколько глотков. Дааа... Тот самый «деревянный» вкус. Чай грузинский, второй сорт.
— Им не до нас, не переживай, — я подмигнул.
— Ты меня очень обидел, ты знаешь? — почти одними губами сказала Анна.
— Мне жутко стыдно, — сказал я, восхищенно глядя на ее ярко-красные губы. — Нет, вру, конечно. Если бы я тогда не навыдумывал с три короба, ты бы просто меня прогнала и не было бы ничего. Так что я ни о чем не жалею.
Я погладил ее пальцы. Она вздрогнула, но руку не убрала.
— Ну вот, опять ты меня с настроя сбиваешь! — Анна нахмурилась.
— Я много болтаю, да? — я широко улыбнулся, продолжая восторженно пожирать ее взглядом. Причем не играл нисколько, она и вправду была потрясающая. При одном только взгляде я вспоминал ее запрокинутую голову, прерывистое дыхание, и как она впивалась зубами в мое плечо, чтобы соседи не слышали ее стоны...
