— Что? — опешил я.
— Паспорт покажи, говорю! — сварливо повторила женщина. — Откуда я знаю, что ты настоящий Иван Мельников, а не какой-нибудь проходимец, который назвался этим именем!
Хорошо, что у меня есть привычка носить при себе документ еще из прошлого. В смысле, из будущего. Работа подразумевала, что в любой момент может потребоваться выписать пропуск на режимный объект или, скажем, предъявить паспорт неожиданно решившим проявить бдительность полицейским.
Я вынул из внутреннего кармана куртки краснокожий советский документ и сунул его в развернутом виде практически прямо в глазок.
— Подальше отодвинь, мне не видно! — приказала суровая женщина. Да уж, настоящий цербер. Феликс Борисович может быть совершенно спокоен за свою недвижимость...
Заскрежетали механизмы нескольких замков. Дверь приоткрылась, звякнула цепочка. Из сумрака прихожей на меня уставился внимательный глаз. Разглядеть женщину целиком пока не было возможности, слишком уж темно было у нее в квартире.
— Давай сюда! — из щели между дверью и косяком вытянулась рука.
— Вот уж нет, дамочка! — я отдернул руку с паспортом, продолжая держать его в развернутом виде. — Вы не милиционер, чтобы забрать документ из моих рук. Я показал, что Иван Мельников? Вот, смотрите, моя фотография. А под ней написано «Мельников Иван Алексеевич». Я гость Феликса Борисовича, впустите меня, пожалуйста, в квартиру.
С одной стороны, тетка могла и полезть в бутылку. Сказать, ну и пошел нахер, мальчик. Захлопнуть дверь и сделать вид, что она здесь не стояла. С другой — у меня был не то, чтобы пунктик, не отдавать документы в чужие руки, но очень я этого делать не любил. Кроме того, она мне как-то по тону сразу не понравилась.
Но Эмилия Робертовна отреагировала неожиданно. Дверь захлопнулась, но совсем ненадолго. Ровно на то, чтобы звякнуть цепочкой. Потом она снова распахнулась, и я, наконец, увидел, кого Феликс назначил хранить свой ключ от квартиры.
По имени и голосу я представлял себе дамищу необъятных размеров, в жемчужных висячих серьгах и с дынеподобным бюстом, выпадающим из бархатного декольте.
И оказался чертовски прав!
В дверях стояла почти шарообразная мадама, чья необъятная фигура была туго обтянута темно-синим бархатом с серебряной тесьмой. Насчет жемчуга в ушах я не угадал. Он весь оказался на шее.
— Иван Алексеич, ну что же вы сразу не сказали, — медово запела она и, гремя ключами, величественно проплыла через площадку. — Феликс Борисович так много о вас рассказывал, говорит, что вы невероятно умный юноша...
Дверь квартиры Феликса открылась. Вот только женщина, вместо того, чтобы впустить меня и убраться восвояси, направилась внутрь. Продолжая ворковать что-то на радушно-хозяйском.
Я вошел следом, гадая, чем именно занимается дамочка с таким именем. Учитывая, что живет она не в хрущевке в Нахаловке, а в самом центре Новокиневска, в доме для профессоров, генералов и прочих важных людей. Поет в опере? Заведует рестораном? Или, может, она доктор какой-то прославленный? Ну... профессор по логопедии, например. Или, скажем...
— Ванечка, ты, наверное, голодный, — ворковала с кухни Эмилия Робертовна. — Ничего, что я вас так называю, да? Феликс просил меня о вас позаботиться, пока его не будет.
«Ну да, а позаботиться — это откормить до своего размера, не иначе...» — мысленно фыркнул я, стягивая с себя пропотевшую футболку.
— Эмилия Робертовна, мне надо в душ, а потом я убегаю, — сказал я, торопливо прошлепав босыми ногами по коридору.
— Без ужина я тебя никуда не отпущу! — безаппеляционно заявила дамочка. — Подождут твои дела еще двадцать минут!
Хотел поспорить, но махнул рукой и залез под душ.
В принципе, я не пожалел, что не стал спорить. Понял, что за день съел только несколько пирожков с картошкой и еще какой-то бутер. А запахи с кухни разносились прямо-таки божественные. Так что я решил, что и правда не обещал, что прибуду к точному часу. Так что ничего особенного не случится, если я сначала поем.
Предполагаемая оперная дива почти влюбленными глазами смотрела, как я уплетаю истекающие сливочным маслом котлеты по-киевски и похрустываю замечательно вкусными солеными огурчиками.
Так, надо как-то остановиться.
А то я стану похожим на шар, буду перекатываться с боку на бок, а у меня еще есть планы заняться сексом этой ночью, а не просто лечь и лежать. Я опустил вилку на тарелку. И посмотрел на соседку с чувством искренней благодарности.
— Ох, спасибо огромное, Эмилия Робертовна, — сказал я совершенно честно. — Это очень, невероятно, фантастически вкусно!
— Вы очень милый молодой человек, — кокетливо улыбнулась она. — Между прочим, Феликс просил вам передать записку, когда вы вернетесь.
— Записку? Но почему вы раньше не сказали?! — я поднялся из-за стола. — Наверняка там что-то важное.
— До ужина никаких важных вещей быть не может! — отрезала Эмилия Робертовна и неспешно направилась к двери. — Подождите, я сейчас принесу вам это письмо.
Глава двенадцатая. Без суеты, пожалуйста... Все успеем!
Я сидел, как на иголках. Черт его знает, почему я вдруг так нервно отреагировал на записку Феликса, но прямо екнуло в груди предчувствие, что там что-то важное. Очень важное. Соседка это, похоже, тоже чувствовала, так что не торопилась. Мне показалось, что она уже целый час ходит до своей квартиры. Даже порывался в какой-то момент бежать за ней следом и проверять, не напали ли на затянутую в синий бархат даму вот такой окружности какие-нибудь грабители, и не украли ли ценную бумажку.
Удержался. Прямо-таки, собрал волю в кулак и остался сидеть за кухонным столом, прихлебывая чай из изящной фарфоровой чашки.
Эмилия величественно вплыла на кухню и положила передо мной запечатанный конверт. А потом села на табурет напротив и замерла в позе нетерпеливого ожидания.
Я проявил прямо-таки железную выдержку, распечатывая конверт. Даже поразглядывал на нам картинку немного. На нем была серьезная женщина-доктор с фонендоскопом, а перед ней голая спина грустного пациента. И надпись: «Советская медицина — лучшая в мире!»
Поля адрес-индекс-кому-от кого заполнены не были. Только лаконичное «Ивану» прямо рядом с картинкой. Марку Феликс тоже, разумеется, не наклеил. В принципе, было странно, что он прислал записку в конверте. Но я бросил еще один взгляд на Эмилию Робертовну, и кажется понял, в чем тут дело. Усмехнулся, извинился, вышел из-за стола и заперся в туалете. Успев заметить тоскливое разочарование на лице соседки.
Уселся на деревянную крышку унитаза и вскрыл, наконец, треклятый конверт.
«Иван, я вынужден срочно уехать!
Константин Семенович попросил меня помочь с одной чрезвычайно интересной пациенткой. На первый взгляд обычный алкогольный делирий, а вот на второй, кажется, это наш с вами случай. В смысле тот самый, который мы не так давно обсуждали. Могу не появиться все выходные, Эмилия Борисовна вас впустит, но на всякий случай я оставил ключ на кухне, в баре на верхней полке. За бутылкой из-под кубинского рома. Есть можете что угодно, кроме того что на верхней полке в холодильнике, это на Новый год. Ф.Б».
Наш с вами случай? Хм.
Константин Семенович — главврач закорской психушки. Если там «наш с вами случай», значит моя бабушка-таки сбежала и попала в больницу. И теперь у нее максимум неделя в живых, а значит...
Значит мне срочно нужно в Закорск!
Я выскочил из туалета и посмотрел на часы. Без двадцати десять. Нда. До Закорска можно добраться только автобусом, поезда в том направлении не ходят. Самый поздний автобус уходит с новокиневского автовокзала в девять с копейками. А следующий — в шесть утра.
Значит...
Я заметался. Может быть, попросить кого-то с машиной домчать? Позвонить моим родственникам? В смысле, настоящим родственникам, Колокольниковым. И сообщить, что бабушка в Закорске. Может, если они узнают об этом пораньше, то получится ее спасти?
