Заворожила внезапная картина. Только не смог я долго так стоять. Что-то с моим сердцем снова случилось. Сдавило так, что глаза чуть не вылезли. Я дышать не могу и падаю рядом с Миколой. Он тут же надо мной склоняется и к стволу дерева меня подтаскивает, чтобы я сел.
– Что с тобой? – спрашивает.
– Не знаю. С тех пор, как Хаму забрали это уже второй раз.
– Ты в порядке?
– Кажется, да, – говорю, а сам на пруд смотрю удивленно. – Ты поглянь туда.
Микола оборачивается и видим мы оба, что вместо шара синего над водой девочка в оборванном розовом платье прямо в воздухе висит, а потом, словно из под неё дощечку убрали, падает камнем в безмятежное зеркало пруда. Микола к краю острова подскочил и смотрит. Скоро и я рядом с ним встал. Смотрим на воду, а она под луной полупрозрачная. Там, где Гака упала, темное размытое пятно. И очень скоро от пятна этого во все стороны что-то черное стало расплываться. Но не равномерно, а длинными одиночными зигзагообразными щупальцами, которые ширились и размножались, как растекшиеся чернила.
Затем мы увидели, как темное пятно в центре стало удаляться по направлению к странному дому. Несколько раз над водой тускло блеснула длинная рыбья спина в розовой чешуе.
-Видел? – Миколе говорю, чтобы убедится, что не глючу.
-Видел, – говорит.
– И что нам, за ней теперь? – спрашиваю без энтузиазма.
– Да, – говорит. – Только позже пойдем. Сейчас устали уже. Да и света лучше дождаться.
Так и порешили. Сели неподалеку от воды, я остатки мяса с сухарями вытащил и бутыль воды. Костер разжигать не стали, да и нечем. Микола мясо рвёт и сухари в пыль разжевывает, только треск стоит. Смотрю я на него и диву даюсь, откуда силы в нем такие.
– Слышь, Микола, – говорю. – А ты сам-то, как в лес попал?
– На спор, – говорит Микола, не переставая жевать. – В деревне у нас поговаривали, тут духи живут в доме одном. Вот мы с парнями и решили проверить, кто из нас смелый.
– А остался тут из-за Хамы?
– Угу.
– Так кто такой этот чертов Хама?
Микола есть перестал, воды выпил, рот отер и на меня не смотрит.
– Мы это скоро узнаем, – говорит. – А теперь нужно спать. Утром к дому поплывем.
Так этот день и закончился.
23 серия. Беззубая Мона
Не знаю, сколько я спал, но солнце уже забралось высоко. Микола, скрючившись, как опоссум, лежал под еловой веткой. В одной руке он крепко сжимал полкопья. Чтобы не покалечиться, я разбудил его издали, пнув вытянутой ногой по голым пяткам. В ответ паренек молниеносно распрямился и воткнул палку в землю в то место, где секунду назад была моя нога.
– Что? Где? – рычит он сонный и головой по сторонам вертит.
– Ничего, нигде, – говорю. – И завязывай уже так просыпаться.
Позавтракали мы родниковой водой из бутыля (еда еще вчера кончилась) и выбрались из молодой листвы на край берега. Солнышко светит на весеннем небе, на душе весело. Только вот дом на дальнем лесистом берегу всё настроение портит. Да и внешний вид у нас не весенний, а такой, будто мы из гигантской клоаки только что выбрались. Но куда деваться, не останавливаться же на полпути.
Палки-копья мы не бросили, оружия то другого у нас нет. Прежде, чем в воду лезть, Микола обработал острия палок Хаминой кровью. Делал он все так, будто сто лет этим занимался. На острый верх копья капнет пару капель и потом большим пальцем растирает.
– Так, – говорит, – вернее будет.
Чтобы плыть удобней было, палки-копья мы приладили к поясам через дырки в штанах. Рубаха на Миколе в таких лохмотья превратилась, что смотреть страшно. Он её без жалости порвал и наземь бросил. Остался в одних штанах, как и я. И вот в таком виде, словно беглецы-каторжники, мы полезли в холодную, как смерть, воду.
Пруд был сразу глубоким, поэтому с непривычки я мигом ушел под воду, но после всплыл и, отплевываясь, поплыл за товарищем. Микола забирал широкими длинными гребками, я едва поспевал за ним. С каждым взмахом руки таинственный дом на воде становился все ближе. Открытое окошко на втором этаже не горело, но я неизменно смотрел на него, полагая, что оттуда за нами наблюдает пара тайных глаз. Весь путь мы проплыли в тишине, лишь изредка фыркая, как заблудшие моржи.
Микола поджидал меня на плаву под самым домом, держась за крайнюю сваю, уходящую деревянным столбом глубоко под воду. Этих свай, надо сказать, было много больше, чем нужно. Их вбили так часто и близко друг от друга, что между ними могла протиснуться разве что выдра. Но дальше и выдре было не пробраться, потому как за сваями стояла стеной плетеная сетка из ивовых прутьев.
– Она там? – спрашиваю, хватаясь за ближнюю сваю и кивая на клетку под домом.
– Я думаю, да, – говорит Микола, отплевываясь и фыркая. – Я нырну сейчас, проверю.
И тут же ныряет, только пятки голые сверкнули.
Часов у меня нет и я начал в уме считать. Ну, чтобы понять, когда уж нервничать начинать. Жду, в общем. Вокруг пруда лес дремучий. Только две узкие протоки огибают островок, где мы ночь провели. Миколы все нет и нет, а лес затаился и зыркает со всех сторон. Я уж до семидесяти досчитал и только тут понял, что долговато он ныряет. Забеспокоился. Голову в воду опускаю и с открытыми глазами смотрю вниз. Вижу, плывет с глубин что-то, на Миколу похожее. И точно, он.
Выплывает, весь чуть не мертвый. Дышит за двоих, надышаться не может.
– Ну что? – говорю погодя. – Нашел там что-то?
– Глубоко слишком, – отвечает Микола, когда чуть отдышался – Дна я так и не увидел. Не пройти нам низом. Придется в дом лезть.
– А кто в доме?
– А ты как думаешь?
Я смотрю на Миколу и к ужасу своему понимаю, к чему он клонит.
– Ладно, понял, – говорю. – Старуха там эта чертова. Мигула. И какой у нас план действий?
– До Гаки надо добраться, – говорит Микола. – Поищем в доме вход.
– А старуха?
– Будь на чеку. Она уже знает, что мы тут.
Короче, полезли мы наверх. А сваи из воды еще на добрые три метра торчат.
