В голову пришла мысль, что и не он покупал сей участок, а скорее всего получил в наследство. В будущем Иннокентий с таким не раз сталкивался. Заросший бурьяном старый участок новые столичные хозяева тут же переделывали в зону отдыха, а вместо СНТшной халупы ставили нормальный дом, устраивали газон и зону барбекю. Зачем им еще корячиться на даче после сложных московских будней?
Но на поверку все оказалось вовсе не так. Михаил его банально получил. От государства. Совершенно бесплатно. За какие-то там заслуги и членство в Союзе художников. Оказывается, в Советском Союзе можно было и так!
«Время великой халявы!»
Видимо, его удивление не осталось незамеченным. Публика, плотно закусив и выпив, вольно расселась на креслах и кушетках. Разбилась на небольшие группки по интересам. Мужики причащались коньячком, Васечкин решил не отставать. Возможно, что с этой компашкой ему еще не раз время проводить. Пока он не заметил с их стороны антагонизма и нестыковок. Такое сразу ощущаешь нутром. Если его еще и не приняли в «свой круг», то не отторгали точно. Несмотря на общую мажористость продвинутые советские люди были намного проще, чем в будущем.
— А чего ты удивляешься, Кеша? Миша еще не так плотно присел, как иные, — на разливе в компании сидел Павел. Получалось у него это очень ловко. Тютелька в тютельку! Сразу заметен опыт ученого человека!
— То есть можно еще лучше?
— Это тебе тогда в писатели! Они у нас как раз в соседнем поселке.
— Опа! Территориальное разделение по труду?
Народ завис на секунду, а затем захохотал. Кеша уже заметил, что его шутки здесь хорошо принимаются. Публика образованней.
— Да нет, просто так звезды у распределяющей организации сложились.
— Или наличие электрических сетей, — мудро заметил Игорь.
— А писателем хорошо быть?
— Если за тебя подпишутся нужные люди, и ты будешь идеологически грамотные вещи писать. Тогда добро пожаловать в Союз писателей, там получишь пожизненную ренту в виде постоянных изданий. Плюшек еще вдобавок разных накидают. Квартира, пропуск в ресторан и может даже быть дача в элитном месте. Как же, они должны творить в тишине и покое.
— Ну, это ты махнул! Не обязательно партийные лозунги на бумаге выводить, — не согласился с Павлом Олег. — Можно и просто хорошо писать. Стругацких ведь приняли в Союз писателей. Еще в шестьдесят четвертом. И даже Окуджава там, и никто от этого факта не умер.
— Тогда время такое было… — философски заметил Игорь, не открывая при этом сущность «оттепельного» периода. Кеше он своим грамотным подходом ко всему все больше и больше нравился. — И заметь, они до сих пор популярны.
— Ага, только вот хрен их книги достанешь.
Иннокентий скромно поинтересовался:
— А чего допечатать тогда не могут? Раз спрос есть.
Народ начал ухмыляться. Хозяин же пододвинул табуретку ближе, присоединившись к мужской компании, и брякнул:
— Тогда спрашивается, на какой бумаге печатать тех, кого не покупают. Но издавать необходимо потому, что они состоят в Союзе писателей.
— А зачем их тогда издавать?
Сейчас лица у всех стали на редкость заинтересованные. Как будто Кеша задал совсем уж простецкий вопрос.
— Правильно Ника говорит, что ты детство заграницей провел.
— Я не слышал.
— И английский у него со штатовским акцентом. Я бы даже сказал с южноштатовским прононсом, — добавил огня Олег. — Не ниггер, а ниггааар. Так нас, кажется, учили, помните?
Иннокентий улыбнулся и развел руками.
— Братцы, ничего добавить не могу.
Он и предполагать не мог, насколько превратно его поймут советские граждане образца 1976 года, решив, что его родители работали на советскую разведку. Из Союза его малого выпустить точно не могли, так что родился он, по всему видать, уже в стране победившего капитализма. Вот такие пертурбации возникают в головах людей, с детства воспитанных на шпиономании. Но зато все несуразности и странности белобрысого крепыша оказались наглядно разъяснены, и его приняли в свою компанию на равных.
И Васечкин даже не подозревал, насколько важным сие действо окажется для его дальнейшей судьбы.
— Не пора ли нам освежиться, господа?
В комнате стало душновато, мужчины вышли во двор. Кеша накинул на себя купленный на рынке вязаный реглан. На него тут же обратили внимание.
— Деревенский стиль только входит в моду, — громко продекламировал поддатый Игорек. — А наш пострел везде поспел!
— Да я так… — скромно улыбнулся Иннокентий. Вот так вот, покупаешь, лишь бы было, а оказываешься в тренде. «Свитер брата».
Дышалось на улице на редкость легко и бодро. На западе догорал красными блестками закат, ветра не было. Пахло прелой землей и листвой. Последние дни «Бабьего лета»!
— Лучше скажи, когда фотки будут готовы?
А вот здесь Васечкин задумался. Лаборатории Геннадьевича под боком нет. Как там дела с печатью обстоят в ТАСС неизвестно. Разве что в Заволжске попросить стариков проявить и напечатать.
— К концу недели Веронике передам. Мне необходимо кое-куда съездить.
— Лады. Хоть свой фотограф у нас появился. А то камер накупили, а снимать некому.
Иннокентию стало любопытно:
— Олег, а как ты мой акцент просек?
— Так нас учили в МГИМО. Мы много чего там интересного проходили.
До Васечкина внезапно дошло:
— Вы и на разведку, получается, работаете?
— Братец, ты как будто вчера родился. И Ника в этом также участвует.
Кеша усмехнулся:
— Так вот почему меня по ночам пытают. Информацию, значит, выбивают.
Шутку на грани фола приняли весело. Общество тут собралось более раскомплексованное, что Кешу откровенно радовало. Надоело постоянно следить за словами. Вечно он чего-нибудь ляпнет из арсенала будущего.
— Ребята, а помните, как нас полковник учил допросы проводить?
— Ага. Скажите слово плиз, а затем стукнете допрашиваемого по морде. Но все должно быть вежливым.
— И склонение слова фак ю.
— Мне больше понравился кокни. Фок ю!
Иннокентий немного замешкался на улице, очищая налипшую грязь с ботинка, и потому услышал разговор, идущий на веранде. Дамы выходили туда курить. Голос принадлежал Зинаиде:
— Ты бы видел его тело! Настоящий Аполлон! Ничка знала, кого хватать. Я и сама бы не отказалась…
— И что, у него все такое большое? Зиночка, там же от холодной воды все скукожилось.
— Тая, я лучше тебя знаю, как оценивать подобные показатели. Но скажу одно. С Кешей прямо сейчас в койку прыгну.
У Васечкина загорелись уши. Он хоть и не был ханжой, своего шанса не упускал, но в настоящий момент вовсе не был готов идти налево. Ага, сейчас, она прыгнет! Чтобы потом эта Зиночка растрепала обо всем подругам, сколько и в какой позе её поимели? Нет уж, в данном деле стоит думать головой, а не иным местом.
Вечер уже перешел за экватор. Кеша также неплохо «нагрузился» и даже не сразу понял, как у него в руках оказалась гитара. До этого их песнями развлекал хлебосольны хозяин.
— Здравствуйте, девочки,
Здравствуйте, мальчики,
Смотрите на меня в окно
И мне кидайте свои пальчики, да
Ведь я сажаю алюминиевые огурцы,
На брезентовом поле.
«Ежмень меть! Я же не умею играть на гитаре!»
Но пальцы пусть и не очень умело, но перебирали струны и бегали по ладам. Неужели это память Васечкина старого? Оказывается, имелись у него таланты. Да и голос не подкачал. Такой баритонистый с легкой хрипотцой. Но зачем петь именно Цоя? Петров увлекался группой «Кино» в молодости, видать, память на песни. Один из немногих советских рокеров, востребованных во все времена, был популярен и в их сраном городке.
