Она покивала головой, помялась немного, затем подошла ко мне, и наклонилась, чтобы протереть стол.
— Сеньор Иван, не знаю важно это, но последние три дня, за моим кафе, наблюдают из соседнего здания два гринго, — тихо сказала она, — я поспрашивала знакомых, они сказали, что это американские туристы, приехавших на Олимпиаду. Только по мне это какие-то странные туристы, которые ни разу не побывали на стадионе.
Её слова холодом пробежали по моей спине, заставив выступить пот, который каплями пробежав низ, до самого копчика.
Я улыбнулся, и также тихо сказал.
— Спасибо сеньора Катарина, не нужно пожалуйста больше ничего выяснять про них, вдруг это плохие люди?
— Хорошо сеньор Иван, — она пристально посмотрела на меня, — но вы тоже, будьте пожалуйста осторожнее.
— Спасибо, — кивнул я, благодаря за предупреждение.
Простившись с ней, я не стал дожидаться агента, с которым тут у меня была намечена встреча, а отправился к себе.
— «Что произошло? Я где-то ошибся, его раскрыли или он предал? — в голове метались панические мысли, — если бы не сеньора Катарина, представляю, что было, если бы меня сфотографировали с ним, а потом в газетах растиражировали нашу встречу. С учётом того, что все и так пишут про меня, как про суперсолдата КГБ, то подтверждение этого точно вызвало бы сенсацию. Что теперь делать?».
У меня была только инструкция на его неявку навстречу, и ничего о том, что за нами могут следить или что он может предать страну. Моя задача была крайне проста, я должен был просто встретиться, проследить куда он идёт, и зайдя вместе в квартиру, которую он снял, передать ему четыре колонки цифр.
Задумчиво зайдя в наш дом, я пошёл к главе всей делегации, найдя его готовящимся к поездке на соревнования.
— Товарищ Жилин, — я закрыл за собой дверь и подошёл к нему.
— Да Добряшов? — он заметил меня, но продолжил укладывать вещи.
— Мне нужна связь с Первым управлением.
Он продолжил собираться, но внезапно замер, распрямившись и оглядевшись, тихо спросил.
— Что ты сказал?
— Вы с первого раза всё услышали, мне срочно нужна связь.
— Ты Добряшов понимаешь, что ты говоришь и кому? — на всякий случай решил уточнить он, — и что будут последствия за твои слова.
Я кивнул.
— Вечером я тебя найду, не пропадай, — бросил он, и показал мне рукой на дверь.
Он не сильно меня успокоил своими словами, поэтому я продолжал переживать, но хотя бы Эдвин меня нашёл, и мы пошли гулять по асфальтированной дорожке, вдоль зелёных лужаек.
— Что ты хотел узнать? — когда мы отошли далеко, спросил он меня.
— Что мне покупать в Союзе, чтобы продать заграницей, а что вести наоборот? — задал я ключевой для себя вопрос.
— Странно конечно слышать от тебя такое, ведь ты уже был неоднократно за границей, — он покачал головой, — но слухи про тебя ходят разные, так что я не очень-то и удивлён подобному вопросу именно от тебя.
— У тебя какая заработная плата? — спросил он тут же у меня.
— Вообще сто пятьдесят, но за вычетом массажиста и диетолога, остаётся двадцать пять, — выдал я официальную версию.
Барьерист присвистнул и ещё более удивлённо на меня посмотрел.
— Ну ладно, это твоё дело, — махнул он рукой, — в общем Иван, всё просто. Я получаю сто шестьдесят рублей в месяц и доплату в десять рублей за мастера спорта. Из них плачу тринадцать процентов подоходного налога, шесть процентов налога на бездетность, один процент профсоюзных сборов и полтора процента в комсомол. Посчитаешь, сколько у меня остаётся?
— Мало, — признался я.
— Отлично у тебя с математикой, — улыбнулся он, — да, и на эти деньги мне нужно сыграть свадьбу, купить жене платье, снимать комнату, поскольку квартиру можно ждать бесконечно, и ещё мечтать о машине. И такая ситуация Иван у подавляющего количества спортсменов. У футболистов и хоккеистов чуть лучше, всё же эти виды спорта самые популярные, а наша лёгкая атлетика не нужна никому из партийного руководства.
— За медали же платят, — удивился я, — по крайней мере за золотые точно.
— Да, за чемпионство Европы — 500 рублей, — согласился он, — за СССР — хорошо если двести пятьдесят дадут и со всего этого налоги, налоги, оставляя на руках не так уж и много.
— Мне гимнастки говорили у них вообще восемьдесят рублей зарплата, — добавил я.
— Да, у моей жены сто рублей, — кивнул он, — и даже вместе, мы постоянно не видясь друг с другом, разъезжая по соревнованиям и занимая призовые места, не можем накопить себе на машину.
— Как-то печально всё.
— Ещё как Ваня, — он оглянулся, — разговариваю об этом с тобой, поскольку ты не запятнал себя общением с нашими кураторами. Всё один, да один.
Я не стал его разочаровывать, говоря с кем я общаюсь на самом деле.
— Эдвин, я не буду об этом трепаться, поскольку узнаю для себя, денег не хватает купить даже кроссовки в магазине Adidas.
— Ну так вот, — кивнул он, продолжив, — к чему я всё это так долго подводил, что у нас просто нет другого выхода, как заниматься перепродажей товара, словно торгаши какие-то. Я до Олимпиады был в Мюнхене, занял первое место, и получил свои 500 рублей. Знаешь, сколько я заработал, на перепродаже привезённых вещей?
Я покачал головой, заинтересованно на него посмотрев.
— Три тысячи Иван! Долбанные три тысячи! Этих денег хватило на свадьбу, платье и ещё осталось отложить на машину.
— Подожди, — у меня в памяти всплыли воспоминания, что советские спортсмены по заверениям газет вроде бы всего хорошо жили: ордена Ленина, квартиры, машины без очереди. Как-то его слова не бились со всем этим. Об этом я ему и сказал.
Он посмотрел на меня словно на идиота, фыркнул, думая, что я так шучу, но видя моё серьёзное лицо понял, что да, я просто идиот.
— Ваня, — он покачал головой, — вот сколько ты думаешь спортсменов наградят после этой Олимпиады орденами Ленина? Дадут квартиру и машину?
— Ну думаю всем, кто хотя бы золото принёс, — осторожно ответил я, вызвав его смех. Он смеялся долго, весело, так что даже потекли слёзы.
— Слушай, с тобой и правда не соскучишься, — вытирая рукой глаза, наконец стал успокаиваться он, — Ваня, очнись уже! Ты не в сказке живёшь! На каждые соревнования выделяются квоты на каждую команду. Скажем два-три ордена, пять орденов «Знак Почёта», с десяток медалей за «За трудовое отличие», две-три квартиры и хорошо если дадут без очереди купить пару машин, за свои деньги причём Иван! Тебе просто дадут право купить без очереди!
— Погоди, ты хочешь сказать, что допустим вот я завоевал две золотых медали, и могу пролететь с наградами? — для меня это действительно стало откровением.
— Конечно! — рассмеялся он, — всё будет зависеть в каких отношениях ты с нашими кураторами из ЦК, есть ли там те, кто благотворят тебе и включит в эту квоту. Так что даже, если тренера сборной подадут тебя на награду, не факт, что ты её получишь!
— Как-то это не очень справедливо Эдвин, — проворчал я, не веря ему.
— Да у меня куча знакомых, кто, не имея знакомых или связей, каждый раз завоёвывая медали, остаётся ни с чем Иван. Даже Олимпийские! Мой сосед по коммуналке имеет три золотых медали, привезённые с токийской Олимпиады, знаешь, что он получил за них?
Я почесал в затылке и покачал головой.
— Как раз таки комнату в коммуналке девять квадратных метров, так как один без семьи и детей, а значит чиновники посчитали, что отдельная жилплощадь для него будет слишком большой роскошью! Как тебе такое?!
— Похоже на свинство, — честно признался я.
— И таких историй Иван полно. Орденоносцев или Героев труда можно перечесть по пальцам: пять-шесть на всех Олимпийских чемпионов! Если хочешь, я тебя познакомлю с парочкой людей, они тебе расскажут о справедливости распределения наград.
— Если можно, я бы хотел послушать, поскольку то, что ты рассказываешь, звучит для меня невероятно. Как можно к людям, которые для страны приносят высокие спортивные достижения относиться подобным образом? В чём будет тогда их мотивация трудиться дальше?
