После смерти отца военным вождем драговитов стал его брат и мой дядька Гремислав — мощный, как дуб мужчина, в самом расцвете сил, лет сорока от роду. В доме вождя я и обитал вместе со своими братьями и сестрами не достигшими совершеннолетия. По материнской линии у нас с братьями были еще и тетьки с дядьками жившими в других весях племени. К тому же я уже и сам являлся дядькой для своих многочисленных малолетних племянников и племянниц. Да и в самой этой большой деревне-столице, а по-местному в «граде» (городе), под названием Лугово, если хорошенько разобраться, ближними и дальними родственниками являлось чуть ли не девяносто процентов всего проживающего здесь населения. Думаю, не будет большим преувеличением сказать, что все мы жители Лугово являлись одной большой и дружной семьей. Времена сейчас были такие, с одной стороны совершенно не омраченные денежно-финансовыми отношениями и социальным расслоением в обществе, а с другой стороны — отягощённые суровостью быта и перманентными конфликтами как с самой природой и ее обитателями, так и с ближними и дальними соседями — с другими славянскими группами, но намного чаще с инородческими племенами.
И если боестолкновения с чуждыми друг другу людскими общностями происходили на протяжении всей человеческой истории, то стычки славяноязычных племен между собой носили преимущественно широтный характер. Обитающие на границе со степью и в предгорьях Карпат венеды переняли многое из нравов степняков сарматов, частично аккумулировав в себе и сарматский этнос — ираноязычных степняков, перешедших к оседлому образу жизни. И теперь уже обитающие в лесостепях южные венеды ради грабежа регулярно устраивали разбойные рейды по лесам и горам. Хотя и переняли они от сарматов многое, и даже то, что можно было бы и не перенимать, но собственной конницей так и не обзавелись, передвигались в своих налетах пешими, но зато с большой быстротой. Только на памяти Дивислава, не считая рассказов его родичей, кровавые нападения южан случались три-четыре раза.
Одной из факультативных целей подобных набегов, помимо грабежа, являлась кража невест — старинный славянский обычай, когда девушку похищали из другого рода или племени. Был и альтернативный способ сватовства, в рамках племени тех же драговитов основой для брака служил куда как более мирный и цивилизованный способ — выкуп невесты. Только даже исходя из этого явления — похищения девушек, можно говорить, что взаимная инфильтрация добровольная или не очень, осуществлялась всеми славянскими племенами и происходила она во всех направлениях — как по широте, так и по долготе. И драговиты подобным воровством невест из соседних племен не брезговали и периодически с этой целью наведывались к своим соседям.
Но это все частности, а так, в целом, главными врагами венедского народа, венедских племен выступали германцы, степняки, фино-угры и конечно же, проклятые змеепоклонники-балты, почитающих не только приемлемых с точки зрения славян — могучего бога грома Перуна (Перкуно у балтов), а также луну, солнце, звезды, но и обоготворяющих, о ужас, презренных тварей — жаб, рыб и ужей!
Славянский этнический компонент в III в. помимо своего ядра в Висла-Припятьском регионе занимал также Верхнее Поднестровье и вперемежку с сарматами лесостепные земли междуречья Днестра и Днепра, нижнего Дуная и Днестра где имел место славяно-иранский симбиоз (будущие племена антов, сербов, хорватов и др. в VI—VII вв.) чересполосно с готами, сарматами и гето-даками.
Конкретно живущим на левом берегу р. Припяти драговитамам более всего досаждали их северные соседи — балтское племя галиндов.
В целом, летто-литовские племена, если идти с запада на восток, обитали севернее р. Нарев впадающую в р. Западный Буг рядом с ее устьем в р. Вислу, по обоим берегам р. Немана и, занимая территорию северной и отчасти центральной Беларуссии, балтские племена распространялись до левого берега р. Западной Двины, доходя до верховий р. Днепра — там и вдоль Западной Двины они граничили с финно-угорскими племенами, западнее р. Вислы — с германцами. Соответственно южная граница балтов со славянами проходила по левому берегу р. Нарев, к югу от Немана и до правого берега р. Березины в месте ее впадения в р. Днепр, а на левом берегу Днепра граница проходила по среднему течению рр. Сож и Десна. А уже по р. Сейм и до верховий Оки тамошние славяне граничили с финно-уграми. То есть летто-литовские племена занимали территорию вполне сопоставимую с землями славянских/венедских племен.
Если же вернуться от абстракций Славянского мира на землю грешную, то конкретно драговитамам более всего досаждали живущие на севере балты и фино-угры на северо-востоке. Чаще всего это проявлялось в столкновении охотничьих отрядов в лесу, особенно ярая и бескомпромисная война велась с балтийскими племенами-ренегатами. Что для одних, что для других выпустить из засады в соседей стрелу было милое дело, все равно как моим (Дмитрия) современникам поздороваться при встрече.
О подобных вещах я думал с момента моего, если можно так сказать, «выздоровления», уже второй день к ряду. Знания Дивислава пыталась с высоты прожитых веков обработать моя вторая часть, что некогда была Дмитрием. Но процесс шел и в обратную сторону, я (Дивислав) запоем поглощал информацию доступную мне (Дмитрию) и при этом, точно также пытаясь ее принять, осмыслить, как-то уложить на имеющийся у Дивислава пускай и детские, ничтожные по сравнению с Дмитрием, жизненный опыт и знания. От подобных фортелей и вывертов сознания (или все же сознаний?) голова буквально шла кругом. Поэтому размышлять относительно новой для меня, прежде всего меня-Дмитрия, информации и анализировать ее по-новому, не девственными мозгами Дивислава, а умственным аппаратом Дмитрия и прилагающийся к нему базой данных, я старался в одиночестве, чтобы не выглядеть со стороны человеком стебнутым пыльным мешком. Становится юродивым в мои ближайшие планы не входило.
Передав весть, Ладислав помчался домой, а я потопал по до боли приевшейся Дивиславу, но абсолютно непривычной и чуждой Дмитрию, раскисшей весенней дорожке, направляясь в гости к своему старшему брату. Подобного рода шизофрения, когда знакомое является незнакомым, меня теперь в часы бодрствования донимала почти постоянно. Чувствовал я себя психом, самым настоящим. Происходящее со мной пугало, но и одновременно разжигало любопытство, что же будет дальше? Оставалось лишь надеяться, что однажды не проснусь с третьей или, не дай Боже четвертой, своей же собственной хронологической личностью, но из другого временного потока.
В целом же я (Дмитрий) был доволен произошедшим, я (Дивислав) к подобному переселению относился хоть и не без интереса, но с осторожностью
Глава 2
На завалинке у дома, греясь под ласковыми лучами, судя по всему, апрельского солнца, поскольку равноденствие наступило еще три недели назад, сидела жена Градислава с двумя соседками. Женщины оживленно беседовали, а у них в ногах копошились, лепя куличики, пятеро детишек, двое из которых были моими племянниками. Чуть поодаль под присмотром петуха паслась другая женского рода компания куриц с выводком смешных желтых цыплят, тоже активно и громко кудахтающих.
— О! Див! Как твое здоровье? Ты к брату? — спросила Новица.
— Уже лучше. К брату.
— Ну, ступай тогда, он дома с Бериславом, после охоты отдыхают, да порванного кабаном бериславого пса оплакивают. Жалко собачку, хорошая была, зверя за версту чуяла … — Новица горестно вздохнула.
Только я направился к входу, как из дверного проема выпорхнула Ружица — родственница жены брата. Она шла почти невесомо, гордо расправив плечи. Соломенного цвета волосы и тусклое зеленое платье из крапивной ткани трепал легкий ветерок. В племени практически вся тканевая одежда изготавливалась именно из этого растения. Прямо как в сказке Андерсена «Дикие лебеди», где героиня сплела братьям рубашки из крапивы, чтобы освободить их от колдовских чар. Дмитрий раньше с такой одеждой из крапивы не сталкивался, но на первый взгляд это волокно мало чем отличалась от льна. Лен же весь уходил на плетение сетяных ловушек и рыболовных сетей. Подобное использование льна было не лучшим выбором, более влагостойкая конопляная пенька для этих целей подходила куда как лучше.
