был достаточно широкий, около четырёх метров. В его середине, напротив друг друга располагались две двери. Одна, слева по ходу с улицы, вела в часть дома, где раньше проживали старшие Сечкины, за дверью же справа находились комнаты, которые занимала семья его сына. И там и там было по две комнаты, разделённые печкой, а ещё отдельная кухня. По площади левая часть, старших Сечкиных, имела метров семьдесят, у младших немного меньше, метров, наверное, шестьдесят.
Конечно, внутри дом в своё время был перестроен под нужды правления, но перед заселением новых жильцов, старая, изначальная планировка была восстановлена и даже печки на кухне сложили заново.
Их соседями, через коридор, занявшими меньшую часть дома, была семья также из двух человек.
Муж – Николай Григорьевич Валов и его жена Клавдия. Отчества её Костик не помнил, для него она всегда была просто тётя Клава. Николая Григорьевича в детстве он тоже называл просто – дядя Коля, но с возрастом, где-то после 16-17 лет перешёл на уважительное, по отчеству – Григорьевич, или упрощённо – Григорич.
Григорич родился и вырос в этой деревне. После школы поступил в машиностроительный техникум, где и познакомился с Клавдией, своей будущей женой. Из техникума, с началом войны, его призвали в армию. Отучившись два месяца на курсах связистов, попал на фронт.
Вернулся с войны в 1944 году, комиссованный по ранению. Из-за ранения сильно прихрамывал при ходьбе, за что «сердобольные» односельчане наградили его прозвищем – «Колька Шлёп Нога».
Клавдия его с фронта дождалась. Они поженились, воспитали двух сыновей. Сыновья выросли и уехали. Один устроился в Ростовской области, другой где-то на Урале.
После войны Григорич работал в какой-то «Спецсвязи».
Что это за «Спецсвязь» такая, Костик не знал, а когда об этом спрашивал, то Григорич отмахивался, или говорил, что это страшно секретная работа, и он не имеет права разглашать.
Пункт этой спецсвязи находился на окраине Каменска в отдельном строении, огороженном высоким забором с колючей проволокой. В этом же строении, Григорич раньше не только работал, но и проживал вместе со всей семьёй. По некоторым оговоркам, Костя понял, что тот просто дежурил при рации.
Из каких-то соображений, эту точку спецсвязи решили ликвидировать, или законсервировать. Григоричу же с женой для проживания выделили тоже часть дома бывшего правления колхоза.
Бабушка и дед с соседями жили очень дружно, можно сказать -душа в душу. Хотя и Григорич был инвалид, и дед Фёдор тоже инвалид -контуженный, но они были мужиками деятельными и «рукастыми».
Вода и канализация к дому были подведены, но в бывшем правлении все удобства сосредоточились в одном месте – маленьком туалете в коридоре, где имелся ржавый умывальник, а вместо унитаза железный помост из рифлёного железа с дыркой посередине, прожжённой сваркой.
После долгих споров, и, в первую очередь, по настоянию бабушки, на месте туалета устроили ванную комнату. Водонагреватель на первых порах, работал на дровах. Так как общий коридор в доме не отапливался, то в зимнее время, разогревшись после ванны, надо было стремительно бежать в жилые комнаты.
На собрании жильцов, было решено, что если ванная будет общая на две семьи, то туалеты каждый делает себе сам в своей части дома.
Позже от Григорича Костя узнал, что на месте, где они соорудили ванную комнату, раньше было стойло для коровы. Как оказалось, отец Григорича подрабатывал у кулака Сечкина на пасеке и ребёнком, Григорич несколько раз бывал в этот доме, когда с отцом привозил сюда мёд с пасеки.
– Мне, тогда совсем огольцу, этот дом казался большим и богатым. Жить в таком было пределом мечтаний, – как-то поделился Григорич воспоминаниями с Костей.
– Но этот дом не очень… Ничего так особенного, – удивился Костик.
– Не знаешь ты, как мы раньше жили! Наша деревня ещё более-менее: и шахты, и заводы со станцией в Георгиевске – есть где подработать. Я-то во время войны по России-матушке помотался. Насмотрелся на избы – мазанки с земляными полами и соломенными крышами. Так что, по тем временам это были просто хоромы.
– А почему он корову в доме держал? – спросил Костя. У него не укладывалось в голове, как человек имеющий несколько мельниц, конезавод, пасеку, много земли – жил в доме вместе с коровой.
– А кто он такой Сечкин? Он что, дворянин какой? Нет, он простой мужик. Да оборотистый, да работящий. Привыкли они так испокон веков жить вместе с коровой в доме, так и продолжали.
Ему все завидовали по-чёрному, а когда раскулачили и выслали – вся деревня радовалась, только не плясала.
– И отец твой радовался? – поинтересовался Костя.
– Мой отец, наверное, больше всех.
– Но он же после выселения Сечкина работу потерял на пасеке. Или нет?
– Сечкин его раньше, ещё до раскулачивания выгнал, – якобы, батя мёд воровал.
– А он не воровал? – поинтересовался Костик.
– Ну как не воровал? Подворовывал, конечно, понемногу. – Григорич улыбнулся. – Когда мёд качали, я так объедался, что на пузе красные пятна появлялись, и из них мёд сочился! А работать на пасеке и не прихватить немного мёда – не по-русски это как-то.
Правда отец погорел на продаже целой бочки с медовыми сотами. Сечкину кто-то донёс, а батю сначала избили. Сильно избили, ну и, само собой, запретили и близко к пасеке подходить. Так что, когда у Сечкина всё отобрали, а самого с семьёй выслали, отец только радовался. И я тоже радовался, вместе со всей деревней. Кто ж богатых любит? Это потом с возрастом дошло…
Спустя пятьдесят с чем-то лет, после постройки, в бывшем доме Сечкина, на месте стойла для коровы, совместными усилиями двух семей, смонтировали ванную комнату. На ванной настаивала Евгения Петровна – бабушка Костика, урождённая петербурженка. На общую ванну в коридоре, согласилась из-за сложностей с подводкой и монтажом водонагревателя.
Дед же Фёдор – бывший житель Псковской губернии требовал во дворе поставить баню.
Позже он всё равно начал подбивать Григорича на строительство бани. Тот в бане особого толка не видел, но дед Фёдор соблазнял возможностями гнать там самогон, под видом топки бани, а затем, в чисто в мужской компании, спокойно употреблять полученный продукт в антураже из пара и берёзовых веников.
В конце – концов, деду Фёдору удалось сагитировать всех на это дело, и на участке за домом появилась баня.
Где-то после войны, на месте бывшего постоялого двора, частично использовав старые полуразрушенные строения, частично добавив новые постройки, колхоз создал бытовой комплекс с баней, столовой и магазином. Когда, после укрупнения хозяйств, центральная усадьба перешла в другое поселение, баню
