Внезапно захотелось подышать свежим воздухом. Пойду, посижу в беседке, которую персонал в качестве курилки использует. Так, а кого это принесло? Судя по силуэту, городовой. Что он здесь забыл? И идет прямо ко мне.
— Доброй ночи, — встал я навстречу.
— О, господин Баталов. А я тут обход провожу, смотрю, телега от вас выехала. Дай, думаю, зайду на всякий случай.
— Да у нас, как видите, спокойно всё.
Полтинник перекочевал из моего кармана в руку, а потом куда-то в городового, подкрепив уверенность того, что у нас всё в пределах законности и порядка. Им что совсем мало платят? За такие смешные деньги так долго благодарить. Давай уже, иди охранять наш покой и порядок. И не стой на дороге у возвращающейся бригады.
А если бы он бдительность проявил минут на десять раньше? Вот это поворот бы случился! Тут уже рассказом о превышении пределов допустимой самообороны не закончилось. Вступило бы в игру сокрытие следов преступления.
Кстати, о следах. Я быстро вернулся в кабинет. Да уж, как в кино. Одна лужица крови, вторая, размазанная, со следами волочения. И кто-то умудрился вступить и оставить следы на полу. Кто этот слабоумный? Экстраординарный профессор Императорского Московского университета Баталов, угадал с одного раза.
Подошву позже отмывать буду, там уже засохло всё и пылью забилось. А вот с подсыхающими следами на полу надо срочно что-то делать. Мы же в медицинском учреждении, тут у нас для таких забав куча добра. Я помчался к операционным, схватил в шкафу бутыль с перекисью водорода, вытащил из кладовой парочку свежих половых тряпок, и гораздо спокойнее пошел к кабинету. Я бы даже сказал, крадучись. Потому что забеги по лестнице в ночное время могут привлечь внимание. Которое мне совершенно не надо. Я к популярности не стремлюсь. По крайней мере сегодня.
Когда-то я читал, что на заре криминалистики один специалист додумался определять следы крови на месте преступления с помощью раствора перекиси. За что получил славу первооткрывателя и всякое другое. Я бы такого деятеля сначала выгнал с работы, а потом отправил в сумасшедший дом. Или наоборот. Мало того, что реакция происходит с любым белком, так еще и следы уничтожаются с гарантией.
Но мне это подходит. Ведь любая санитарка в «Русском медике» знает, что кровь надо залить перекисью, а потом убирать. А без этих знаний ни у кого в нашей организации швабру в руки взять не получится.
Вспомнив старую санитарскую шутку про тех, кто активнее всех живет половой жизнью, я к этому занятию и приступил. В смысле, начал мыть полы.
* * *
Утром я бессовестно проспал. Вернее, меня поднял Кузьма, но разбудить забыл. И я посидел в кровати секунд десять, решил, что пару минут еще можно и полежать, и тут же был придавлен непонятными природными силами к подушке так, что даже глаза открыть оказался не в силах. Как итог — на планерку не пошел, завтрак ел холодный, при бритье поранил правую щеку, приклеил к порезу кусок «Русских ведомостей», да так и пошел к себе.
При дневном свете стало понятно — если выгонят с работы, идти можно куда угодно, только не в поломои. За такие разводы в операционной я бы точно заставил перемывать, еще и штраф выписал, не задумываясь. Применив военную хитрость в виде перевернутого стакана с водой, вызвал профессионалов.
* * *
Странно, но Жиган не вернулся ни к обеду, ни вечером. Я засиделся на работе, сделав микроподвиг — разобрал корреспонденцию. Правда, возле стола Должикова, который выйдет на работу только послезавтра, скопилась довольно большая коробка с новыми письмами, но это ведь будет потом.
Моя крестница с маститом пока показывает неплохой результат — температура всего лишь тридцать семь с копейками, из дренажа течет соответствующе, но не так много. И сиделка возле нее — та самая суровая свекровь. Когда я пришел на обход, она как раз помогала сцеживать молоко из здоровой груди. И костерила невестку за криворукость. Мол, только такое недоразумение могло довести себя до грудницы. При этом она тщательно мяла грудь, следя, чтобы всё попадало в подставленный ковшик. Зачем она это делала — непонятно. Всё равно на выброс, кормить таким молоком детей противопоказано.
Побродил, позаглядывал везде, пугая персонал, да и вернулся к себе.
— Кузьма, давай ужинать! — закричал я с порога.
— Уже, всё готово, барин, — ответил он с кухни.
Принес. Всё как я люблю — картошечка тушеная, огурчики, помидорчики, лучок кольцами, осетрина копченая в нарезочке, сальцо с прослойкой мяса, розовое, прямо так и просится положить сверху на кусочек черняшки, в завершение — лучок зеленый, хлопнуть рюмочку водки, обязательно чтобы холодная, и этим чудом закусить. А потом горячее. Так как я помех не видел, то так и сделал. И даже повторил.
Кузьма, вопреки обыкновению, уходить не стал, стоял в стороне и громко глотал слюну, глядя на мои алкогольно-кулинарные излишества.
— Говори, — махнул я вилкой. — Вижу, не просто так ждешь.
— Стало быть, надо помощника мне, барин, — начал он голосом профессионального исполнителя русских былин, слегка запевно и нудно.
Я сам былинников ни разу не слышал, но мне кажется, что происходить всё должно именно так, чтобы слушатели побыстрее устали и отсыпали денежку в желании прекратить этот ужас.
— А Алексей что, не справляется? — удивился я.
— Так эта… сбёг, стало быть, Алёша, — тут же ответил слуга.
— Когда?
— Так с вечера. Вот такая вот ерунда, — развел Кузьма руками, даже чуть присев при этом.
— Не мог он к родне в гости пойти?
— Нету у него никого в Москве. Некуда идти.
— Барышню, может, завел? Погуляет и вернется.
— Девок он боится, я бы знал, если что появилось. А так — деньги не тратил, никуда не ходил, только со мной, ежель я звал. Что баба есть, не похоже.
— Пропало что? Вещи его на месте?
— Да он и не воровал… почти. Так, еду
