— Чё ты жмешься ко мне? — легко отпихнул от себя Генку.
— Слышь, ты …— начал было ещё один гость, вроде как Саня, на класс старше меня, но, увидев мою рожу, осёкся.
— Всё парни, базар закончен, нас девочки ждут! — говорю я и командую Снежку, отцепляя ошейник. — Охранять!
— ОАААВ! — мощно рявкает псина, подпрыгивая, и почти повиснув на высоком заборе.
— Нах, нах… слышу голоса уходящих гостей.
Снежок он только меня любит, остальных терпит, ну, или не терпит.
— А может и правда, в гости? — предлагает Кондрат, стоявший рядом со мной во время разборок и готовый подмогнуть, в случае чего.
— К кому? — с интересом спрашиваю я, ведь после стычки у меня кровь по жилам побежала, сон пропал и охота веселья.
— Да есть тут одна девчонка, — мнется Кондрат.
— Зачем нам одна? А двух нет? — спрашиваю я, — ну говори, раз начал.
— Только она старая, лет тридцать пять, зато шпилится как швейная машинка, — поясняет Кондрат. — Но дома, наверняка, муж, вот если бы её вызвать…
— Тухлый номер, как ты её вызовешь? Придёшь и скажешь, — «А можно вашу жену на часок?» — хмыкнул я. — «Или пожар, пожар! Бегите!»
— Пожар! — дурным голосом заорал мой друг.
— Всё, тебе уже хватит бухать, — недовольно говорю я.
— Пожар! — Кондрат указывал мне за спину.
Оборачиваясь, смотрю в указанном направлении и вижу столб огня где-то в многоэтажной части посёлка.
— Погнали! — говорю я и мы, закрыв дверь и ворота, бежим в гору в сторону виднеющихся языков пламени.
Дыхалка у меня лучше, Кондрат остановился отдышаться.
— Бросай курить, вставай на лыжи, — шучу я.
Ни разу не спортсмен помалкивает, согнувшись и пытаясь продышаться. Горит универмаг наш! Тут я вспоминаю — да было такое в моей прошлой жизни! Сгорел он целиком, еле рядом стоящий дом спасли, у того уже угол начал заниматься огнём. Слухи ходили разные, мол, сама директор сожгла, опасаясь ревизии, хотя, её, вроде, не посадили потом, припоминаю я. А ещё помню, что народ тащил из горящего магазина всё подряд! Я этого не видел, мне рассказывали потом утром, когда я шарился по пожарищу, пытаясь отыскать что-нибудь ценное. Ничего так и не нашёл, кроме оплавившихся пуговиц и булавок. Народу, несмотря на поздний вечер и темноту, уже собралась около магазина туча, и точно, пока одна часть магазина горела, из второй «добровольцы» чего-то вытаскивали. А двухэтажный деревянный брусовой дом по соседству уже начинал коптиться! Надо тушить, хотя в прошлый раз он и не сгорел, но мало ли я тут бабочек надавил за год с лишним. Пожарки ещё нет.
— Смотри, дом гореть начинает! Беги по квартирам, пусть тушат или спасаются, — киваю я Кондрату.
— Тот, в очумелом восторге глядевший на буйство огня, встрепенулся, и, кивнув, рванул в подъезд.
Через минуту с балкона второго этажа прыгает парень с ребенком на руках!
— Горим, — орёт он.
— Ты как? — подбегаю я к нему, но осматриваю не его, а девочку лет пяти, которая только, что проснулась и, не понимая ничего, вертит головенкой.
— Нормально всё, — говорит датый папаша. — А не сильно и горит-то!
Тут, наконец, раздались звуки пожарной машины, а я успел тормознуть Кондрата, который оповестив весь первый подъезд, намылился бежать в следующий.
— Спасибо тебе, парень, — схватила его за рукав старушка, — а то угол дома уже начал гореть.
Следом и другие «спасенные» стали благодарить моего друга, чем привели его в состоянии паники. Он столько добрых слов не слышал, наверняка, за всю свою жизнь!
Пожарные действовали грамотно и сначала затушили тлеющий угол жилого дома.
— Идём, что ли, домой? — тяну за рукав друга.
Тот идёт как телок, и у моего дома говорит:
— Я домой пойду, завтра дел куча, «жопорежец» мне постоянный клиент подгонит.
Захожу домой, завожу будильник и ложусь спать. Завтра с утра надо до пастуха корову успеть подоить, потом молоко разнести, вечернее и утрешнее. Просыпаюсь от стука в калитку и ленивого лая собаки, так пес лает на давно знакомых людей. Нехотя, — извини, мол, работа у меня такая, а так живи!
Я проспал! Быстро бегу к пастуху и договариваюсь, что приведу кормилицу сам, ведь недоенную вести нельзя. Подоить вроде и быстро можно, но надо же ещё подготовить, воду нагреть, обмыть, массаж потом, чтобы вымя не огрубело. Да это неинтересно. Успев сдать корову в стадо, опять иду в хлев и убираю навоз, это тоже у меня выходит быстро, ручки помнят. Пять минут на дойку, пятнадцать минут на уборку, и я свободен. Пью какао, размышляя, где бы мне пострелять. Надо проверить же пистолет. Патронов всего семь, если не забыл, раза три стрельну.
Допивая какао, иду в свою бывшую комнату, пистолет у меня там под полом в тайнике.
А вот что делать и не понимаю пока.
Батя сделал ремонт в комнате, повесил дверь другую, окно сменил, ну и пол переделал! Он настелил фанеру на дощатый пол и сверху ещё линолеум!
Тайник оказался запечатанным!
Глава 16
Глава 16
Но если я чего решил, «то выпью обязательно!»Вытащить пришлось абсолютно всю мебель из комнаты, ведь под линолеумом не видно стыков фанеры. Начинаю приподнимать фанеру и понимаю, что весь пол поднимать и не придётся, тайник уже рядом. Зафиксировав этажеркой лист фанеры я, наконец, добрался до тайника. Вытащил ствол и ещё свои детские ценности в виде разной мелочи, типа ножа с наборной красивой ручкой из пластмассы, работы безымянного ЗЭКа, или какой-то цепочки, по виду серебряной. Аккуратно опускаю доски на место, потом заношу всю мебель и расставляю как было, благо, мелом обрисовал места где что стояло. Уф. Час работы, и всё готово!
«Жрать только сильно охота», — думаю я, разворачивая пистолет.
Ага, щас — всего час? А три прошло, не хочешь? Вот я чего есть захотел. Полдня убил на выемку оружия. Черт! Молоко надо разносить, хотя время есть ещё, надо пообедать остатками борща. Зелени бы.
На огороде понимаю, что моё мнение о полном безделье в две недели было сильно оптимистичным. Да, картошку окучивать ещё рано, а вот поливать бабушка просила помидоры да огурцы, и прополоть надо. Вздыхаю и решаю, вечером всё сделать разом.
Пообедав и спрятав ствол понадёжнее в старую сарайку около забора на огороде, где у меня хранился коньяк, иду разносить молоко. Бутылку коньяка, кстати, последнюю из найденных, ставлю дома в открытую. Бати нет, и она в безопасности. В его шкафу стоит початая бутылка водки, её мне тоже разрешено употребить. Я, типа, взрослый уже.
Все покупатели живут на горе, да это и понятно, в частном секторе посёлка у всех свои коровы. Первую банку я занес в детский садик, где толстая повариха, флегматично жуя морковку, приняла у меня подношение, величественно качнув головой. Ой, не факт, что она это молоко домой не заберёт! Да это бабкины дела, мне всё равно. Второй адрес рядом, двухэтажка брусовая, как та, что вчера сгореть пыталась. Звоню в дверь. Открывает девица лет двадцати пяти, в коротком халатике с выпирающими буферами, судя по кольцу, замужняя.
— Штыба молоко принёс! Мааааам! — орёт она, с насмешкой разглядывая торгаша.
— Там на блбмм… деньги, и перелей молоко, — кричит откуда-то мама.
— Заходи, что ли, доярка, — ржёт надо мной деваха, отходя с прохода.
Морщусь недовольно, так как чувствую себя некомфортно в роли коммивояжёра. Но возмущаться не буду, ради бабушки. Получаю деньги, завернутые в бумагу, и, не считая, кладу их в карман шорт. Джинсы малы мне стали, я и удлинял уже их, распустив снизу, где было подшито, а всё равно коротки. Вырос. Пока деваха уносила банку и переливала её куда-то там на кухне, заявился, не иначе как, её муж на обед. Страшный парень её лет, вот реально морда свирепая, страшней моей.
— Ты кто? — мрачно спросил он.
— Молочник, — сказала его жена, вынося пустую и помытую банку.
А вот за это спасибо! Умничка. Помыла сама.
— Веселый молочник, — кивнул головой я, и с грустной мордой, диссонирующей только что сделанному заявлению, потребовал: — С дороги уйди, у меня ещё два клиента молоко ждут!
