— Далеко ещё? — проворчал Шон.
— Нет, если вы пошевелитесь, — в тон ему ответил Эмильен.
Спорить и пререкаться ни у кого желания не было, и снова повисла тишина, нарушаемая только сиплым дыханием Шона и резкими птичьими воплями, к которым я так и не мог привыкнуть, каждый раз вздрагивая, когда очередной попугай или тукан решал обозначить своё присутствие.
В конце концов, мы увидели впереди, между деревьев, мерцающие огоньки. Солнце почти село, сгущались сумерки, в это время года весьма короткие, и теперь мы шли, ориентируясь на огни. Мне почему-то вспомнились легенды про болотные огоньки, заводящие путников глубоко в топь, из которой нет выхода. Вскоре нас окликнули из темноты.
— Стой! Кто там?! — раздался голос откуда-то из кустов.
— Это я, Эмильен, — отозвался буканьер. — А это со мной.
Я пытался высмотреть в темноте того, кто нас окликнул, но никого так и не смог разглядеть. Только огоньки костров мерцали где-то за деревьями.
— Кого ты там опять привёл? — протянул голос так, будто Эмильен уже не в первый раз приходит с гостями.
— Беглые, с плантации, — ответил Эмильен. — Это они Блезу пожар устроили.
Караульный из темноты коротко хохотнул в ответ.
— Проходите, гости дорогие, — сказал он, и мы пошли вслед за Эмильеном.
Тропинки здесь становились шире, и когда мы прошли ещё немного вперёд и вышли из-за деревьев, то увидели просторную поляну, усеянную россыпью костров. Тут и там стояли хижины, крытые пальмовыми листьями, сушились растянутые на палках шкуры, на деревянных решётках коптилось мясо. Мы шли и озирались по сторонам, будто туристы. Один только Эмильен энергичным пружинистым шагом летел к своей хижине, возле которой горел небольшой костерок.
От запахов дыма и мяса рот снова наполнился слюной, а желудок свирепо заурчал, словно раненый лев.
— Располагайтесь, — сказал Эмильен, когда мы подошли к одной из хижин.
Заходить внутрь он не стал, сел у костра. Мы сели тоже, положив мушкеты рядом с собой. Я чувствовал, что с оружием тут лучше не расставаться, хотя в целом ощущал себя в безопасности. Здесь было куда более безопасно, нежели на плантации.
Костёр потрескивал и стрелял искорками, Феб крутился неподалёку, выпрашивая у хозяина подачку. Тепло от костра приятно согревало, ночи здесь всё-таки выдавались весьма и весьма холодные. Я почувствовал, что меня клонит в сон так, словно я находился не в джунглях Испаньолы, а в родительском доме, возле горячей печки, окружённый уютом и заботой. Очень скоро я провалился в сон.
Когда я проснулся — солнце уже ползло в зенит. Впервые за долгое время я неплохо выспался, хотя кости немного ныли от ночёвки на твёрдой земле, но зато я ночевал на свободе. Даже ночная прохлада, вытягивающая тепло, не помешала мне отлично выспаться, благо, я хотя бы постелил под себя одежду, снятую с мертвецов.
Я встал, похрустел суставами, протёр глаза и осмотрелся.
При свете дня посёлок выглядел иначе. Как-то более обыденно и приземлённо.Буканьеры занимались своими делами, в основном, рубили и солили мясо, не обращая на нас никакого внимания. Никто не докучал нам расспросами и не пытался выяснить наше происхождение, всем было на нас абсолютно плевать. И мне это нравилось. Кто-то из буканьеров спал, валяясь в тени, несколько негров пилили дрова, которых здесь постоянно не хватало. Двое жарили кабана на вертеле, и с его румяных боков постоянно капал жир, с шипением падающий в угли костра. Я почувствовал, что снова дико голоден.
Эмильена нигде не было видно, Шон тоже куда-то пропал. Только негры сидели у потухшего костра, о чём-то тихо переговариваясь. Я поднял свой мушкет и решил пройтись по лагерю. Хотелось найти воду и умыться.
Лагерь находился в долине, внизу, и я не сомневался, что здесь какой-нибудь ручей или речка. Вряд ли буканьеры стали бы копать колодец. Я прошёл ещё вниз по склону. Никто не пытался меня остановить или выяснить, куда я иду, даже несмотря на мой оборванный вид. Вскоре я вышел к ручью, где на берегу даже оказалась удобная вытоптанная поляна, как раз у небольшого водопада, из которого, наверное, здесь таскали воду.
Первым делом я вдоволь напился и умылся. Затем я достал трофейный нож, ещё раз проверил остроту. Хотелось, наконец, сбрить все эти заросли на лице и голове, а жилеттов с тройным лезвием сюда, к сожалению, не завезли.
Спустя долгие полчаса, показавшиеся мне вечностью, я покончил с бородой и усами, только чудом не вскрыв себе глотку. Мелкие порезы саднило, но я был рад, что расстался ещё с одной меткой раба. На бритьё головы у меня не хватило сил и терпения, так что мне пришлось пока оставить длинные выгоревшие патлы. Зато в ручье теперь отражалось моё лицо, то, к которому я привык, хоть и сильно исхудавшее. Раньше я терпеть не мог бороду и никогда её не носил. Без неё я словно сбросил десяток лет, не только внешне, но и по своему ощущению.
Ещё раз умывшись и смыв кровь с лица, я медленно пошёл назад, наслаждаясь бездельем, хоть и знал, что мой характер не даст мне долго им наслаждаться. Я и на Гаити-то поехал лишь потому, что устал прогревать бока на пляже, поглощая коктейли. Сперва посмотрел на достопримечательности Доминиканы, а потом рванул на Гаити, и лучше бы я остался валяться на пляже.
И к костру я вернулся, кажется, как раз вовремя. Рядом с Мувангой и Обонгой стояли три каких-то незнакомца, и до меня донёсся обрывок разговора.
— Эй, черномазые! Почему прохлаждаетесь?! Живо за работу! — требовал от испуганных негров какой-то заросший мужик в широкополой шляпе.
Через плечо у него была переброшена перевязь с тремя пистолями, прямо на голое тело, парусиновые шаровары были подпоясаны широким ремнём, на котором покоился тесак в ножнах.
Двое других стояли, опираясь на странного вида копья, похожие на рогатины для медвежьей охоты, но я сильно сомневался, что в здешних лесах водятся косолапые. Неподалёку за брошенную кость дрались несколько собак, по видимости, принадлежащих этой троице.
Муванга и Обонга трусливо поглядывали по сторонам, не зная, что делать, и, когда Муванга увидел меня, его глаза засветились надеждой. Я закинул мушкет на плечо и быстрым шагом направился к ним.
Я ничего не имел против того, чтобы негры работали. Но когда я увидел, что какой-то левый мужик пытается напрячь наших негров, это меня здорово взбесило.
Глава 21
Моё появление заметили сразу же, и три пары хитрых глаз уставились на меня, как на какое-то недоразумение. Муванга с Обонгой же, наоборот, заметно приободрились, надеясь, что я смогу им помочь.
— Вы кто такие? И что вам нужно? — с ходу спросил я, приближаясь к ним.
Мужик в шляпе явно был в этой компании лидером, и поэтому я уставился на него тяжёлым недобрым взглядом, хотя вид у меня сейчас был не самый грозный.
— Это вы кто такие? — хмыкнул мужик.
Он, будто невзначай, положил руку на один из пистолей. Его дружки-буканьеры напряглись. Я, в свою очередь, перехватил мушкет поудобнее, чтобы можно было в одно мгновение взвести курок и пальнуть.
— Мы? Свободные люди, — произнёс я, не переставая буравить взглядом переносицу мужика.
— Это твои ниггеры? — спросил мужик.
Меня так и подмывало кивнуть, согласиться, и на корню пресечь весь конфликт. Буканьеры бы поняли, что полезли к чужой собственности, и отступили бы, но я не хотел врать ни им, ни самому себе. И уж тем более не хотел становиться рабовладельцем даже на словах.
— Нет. Это свободные ниггеры. Они со мной, — сказал я.
— Свободные ниггеры бывают либо дикими, либо дохлыми, — хмыкнул один из буканьеров с пикой в руках.
— Помолчи, Жак, — оборвал его мужик.
Он крепко задумался, почёсывая кончик носа заскорузлым ногтем.
— Давай так. Я куплю у тебя этих черномазых, — сказал он.
Я почувствовал, как из глубины души поднимается горячая злоба, сорвал мушкет с плеча, взвёл курок и нацелил на этого наглеца. Буканьеры даже не шелохнулись, разве что мужик нахмурился.