вашу голову. Хотя в данном случае я действую не как ливонский барон, а представляю интересы Новгородского княжества, я не хотел бы создавать в отношениях с вами излишнее напряжение.
— Ну что ж, ценю, — он с интересом посмотрел на меня. — И вторая причина?
— А вторая причина состоит в том, что я хотел бы получить вашу рекомендацию.
— Вы знакомы с кардиналом лично, барон, — указал епископ. — Я уверен, что он примет и выслушает вас и без моей рекомендации.
— Мне недостаточно, чтобы он меня выслушал, — прямо заявил я. — Мне нужно, чтобы он отнёсся к моим словам серьёзно.
Епископ посмотрел на меня с непонятным выражением.
— Интересный вы человек, барон, очень интересный, — усмехнулся он. — Ну что ж, я подумаю над вашей просьбой и сообщу о своём решении.
— Благодарю вас, ваше преосвященство, — сказал я вставая. — Я буду ждать.
* * *
Серые стены Дерптской крепости возвышались над Эмбахом [13], отражаясь в его тёмной воде. Крепость была очень старой — её стены были усеяны выщербинами, оставленными, скорее всего, ещё чугунными ядрами. Современные орудия быстро превратили бы эти стены в груды камня, но в те времена крепость достаточно успешно сопротивлялась осадам ордена, да и русские не раз уходили от этих стен несолоно хлебавши. Низко висящие свинцовые тучи и ворóны, сидящие на голых ветках деревьев, гармонично дополняли мрачноватый пейзаж.
Лена увлечённо набрасывала эскиз, стараясь уловить самые важные моменты. Приходилось торопиться — Кеннер вряд ли согласится задержаться здесь даже на несколько лишних дней. Можно будет, конечно, потом слетать сюда на дирижабле и порисовать, но кто знает, что к тому времени будет с погодой, и удастся ли поймать нужный свет.
Прошедшая выставка оставила у Лены смешанные впечатления. После долгих раздумий семья всё же решила провести небольшой аукцион, выставив на него дюжину картин. К удивлению всей семьи, картины были проданы за достаточно высокую цену, причём за некоторые из них шла настоящая борьба. Больше всего Лену потрясло то, что несколько картин были куплены музеями. Впрочем, покупку двух картин Княжеским музеем можно было объяснить благосклонностью князя, а приобретение Народным музеем живописи портрета Милославы за совершенно безумную сумму в двенадцать тысяч гривен было, возможно, вызвано тем, что это был единственный доступный её портрет.
Очень легко было посчитать себя гениальным живописцем, но всё же Лена была достаточно умна, чтобы понимать, что гениальность — крайне расплывчатая характеристика, которая к тому же обнаруживается исключительно после смерти художника. Более вероятным объяснением было общественное положение семьи. После долгих размышлений она всё же решила не забивать себе голову этими вопросами, а рисовать и дальше, как рисовала. В конце концов, для любителя общественное признание не является чем-то жизненно важным.
За всеми этими мыслями, и увлечённая рисованием, она совершенно не услышала шагов сзади.
— А неплохо рисует девочка, — сказал кто-то.
— А что ещё делать богатым девочкам? — ответил ему другой голос. — Рисуй и вообще развлекайся от души, пока такие, как мы, тяжко трудятся ради куска хлеба.
— А порой и умирают от голода и непосильной работы, — откликнулся первый.
— Как верно ты подметил, брат! — восхитился второй. — Пока нас терзают муки голода, кто-то от безделья малюет картинки! Справедливо ли это?
— Это несправедливо, брат! — решительно ответил первый.
Лена не торопясь оглянулась. Позади весело скалили зубы две физиономии, которые не внушали ни малейшего доверия.
— Не похоже, чтобы вас терзал голод, — заметила она. — Да и на людей, которые тяжко трудятся, вы тоже непохожи. Я бы скорее предположила, что вы никогда в жизни не трудились. Так что проходите мимо, любезные.
— Она насмехается над нашим несчастьем, брат! — патетически воскликнул первый.
— Клоуны, — хмыкнула Лена, отворачиваясь обратно к мольберту.
— Моё сердце кипит от обиды, брат!
— Спокойно, брат! Мы сами восстановим справедливость, своими натруженными руками.
— Ты прав, брат! Она должна заплатить нам сполна за свои насмешки и за наше унижение!
Лена вздохнула и снова повернулась к ним.
* * *
Я наклонился к окну водителя.
— Демид, госпожа где-то в скверике прямо напротив замка. Подъезжай туда потихоньку, а я прогуляюсь.
— Понял, — кивнул водитель, и я двинулся к воротам, выходящим к Эмбаху.
Не торопясь миновав массивные ворота, которые в наше время редко бывали закрытыми, я пересёк небольшой Соборный мост, и почти сразу оказался в крохотном парке на другом берегу Эмбаха. Епископский замок отсюда выглядел очень живописно, и неудивительно, что Ленка сразу же загорелась его нарисовать. Серые изъеденные осадами стены мрачно нависали над чёрной осенней водой — именно так и должен был выглядеть замок Чёрного Властелина. Я немного похихикал про себя, представляя фон Херварта в этой роли, и двинулся по аллейке, держась поближе к набережной.
Идти пришлось недолго — практически сразу чуть в стороне обнаружилось какое-то скопление людей. Подробности было слишком сложно разобрать — пусть и почти облетевшие, но довольно густые кусты порядком заслоняли вид. Однако, интуиция немедленно подсказала, что без Ленки там не обошлось. Я сменил направление и быстрым шагом двинулся туда.
Собравшаяся компания выглядела довольно странно. На земле в позе раздавленной лягушки лежала пара индивидуумов неясного гражданского статуса и рода занятий. Лежали они явно не по своему желанию, поскольку были придавлены к земле непонятной слабо сформированной структурой. Немного в стороне от них стояли два стражника в грязных мундирах. В центре композиции находилась Ленка, увлечённо работающая над эскизом, а рядом с ней стоял ещё один стражник с нашивками сержанта, который в данный момент обращался к ней с речью.
— Госпожа, я ещё раз обращаю ваше внимание на то, что вы совершаете преступление, и требую подчиниться законным требованиям стражи.
— Разбирайтесь с моим мужем, — рассеянно отвечала Ленка, продолжая рисовать.
— Который как раз здесь, — вмешался в разговор я. — Позвольте представиться: Кеннер Арди барон фон Раппин. Кто вы, уважаемый, и что вы хотите от баронессы?
— Курт Ланге, сержант стражи, — отрекомендовался тот.
— Епископской или магистратской стражи? — прервал его я.
— Магистратской, — неохотно ответил тот.
— Итак, какие же претензии имеются у магистратской стражи Дерпта к баронессе фон Раппин?
— Как вы сами изволите видеть, госпожа совершила, эээ, — сержант запнулся, пытаясь сформулировать состав правонарушения, — насильственные действия по отношению к гражданам Дерпта. Когда стража вмешалась, она напала на стражников, причинив им телесные повреждения. — Тойво, покажи, — скомандовал он, обращаясь к подчинённым.
Тот, который постарше, повернулся к нам задом, продемонстрировав порванные штаны.
— Там ещё ссадина есть, — застенчиво добавил он.
— Я верю, — поспешно сказал я. — Не надо показывать ссадину. Это все претензии?
— Этого мало? — возмущённо вопросил сержант.
— Прежде чем делать выводы, мало этого
