— Тьфу, опять двадцать пять. Я же говорю! Не вздумай об этом даже заикаться.
— И Льву Палычу нельзя говорить?
— Ему тем более. Ну ты вдумайся! Это получается, что я его план тебе выдал. Но вижу, человек ты хороший, хоть и шахматист. Есть в тебе какой-то скрытый стержень, что ли. Думаю, что выйдет из тебя настоящий дзюдоист, Андрюха. И татуировку потом носить будешь.
Да, вот только что мы с ним пенное распивали и забулдыгам местным морды били — а теперь этот товарищ мне чуть ли не аттестацию личности проводит. Нет, хмель из него выветривался явно медленнее, чем я мог подумать.
Оно и к лучшему. Пусть еще что-нибудь на дурную голову выболтает.
— А татуировка, стало быть, это ваш знак? Ну, как «Черная кошка» в банде из фильма с Высоцким. А вы, получается, банда «Волчья голова»? — хохотнул я.
— Да не банда мы, — отмахнулся Пичугин. — Так, спортсмены.
Вроде бы, даже обиделся.
«Ну-ну», — хмыкнул я про себя. Потом из таких вот спортсменов, всего лет через пять, вырастут бандитские группировки. Но вслух я ничего не сказал.
— Мы пришли, — кивнул Дюша на многоэтажку на углу. — Здесь я живу с родителями.
— Хороший ты человек, Пичугин, — прищурился я. — Не связывался бы ты с грабежами. Опасно же это. Милиция, все-таки, не дремлет.
— Да ты же сам видел, как мы от ментов сегодня ловко смылись. На раз-два.
— Ты не путай. То дружинники были. Конечно, от милиционера тоже можно убежать. Но не от всякого.
— Да, ладно, не ссы, Андрюх, все пучком будет.
— Так это, когда налет-то у вас? Наверное, скоро уже, всё готово?
— Я и так тебе слишком много лишнего наговорил, — подмигнул Пичугин. — Когда будет, тогда будет. Потом узнаешь, я тебе магнитолу японскую покажу, когда все пройдет и денег заработаю. Да и Штырю долг отдам.
Последние слова Дюша проговорил с какой-то грустью. Видно, вспомнил опять о Вальке, которой эту самую магнитолу он тоже хотел показать. Но как и за каким-таким бокалом чая, наверное, еще не придумал.
* * *
Вечером того же дня я рассказал обо всем Горохову. Пришел к нему прямо в гостиничный номер и все выложил.
— Интересное дельце! — следователь отложил газету и стал привычно ходить взад-вперед, так что за ним развевались полы халата в синюю поперечную полоску, как костюм льва Бонифация.
Только места в гостиничном номере меньше, чем в кабинете, и Горохов напоминал не хищника в клетке, как обычно, а крутящийся пузатый волчок. Как раз в полосочку.
— Я так и знал, — сотрясал он кулаком в воздухе, — что борцы эти — самая настоящая преступная группа. Не зря они татуировки странные колют. И убийства наши, наверное, их рук дело.
Я потер подбородок. Так вывод был, может, и желанным, но не очень логичным.
— А мотив? — спросил я. — Они, вроде как, имущественными преступлениями занимаются. Зачем мужиков убивать? Только подставляться.
— А может, они им дорогу перешли где-то. Вот возьмем их — и выясним. За решеткой с ними легче будет разговор вести. И обыски, опять же, по месту жительства, в гаражах и на дачах, в общем, во всех помещениях, что за ними числятся, провести повод будет железный.
— Будем, значит, брать дзюдоистов?
— Конечно!
Горохов очень воодушевился — может быть, только сейчас осознавая, что не зря вернулся со спокойных пенсионерских пажитей в водоворот следственной работы.
— Сами? Местным сообщать не будем?
— Нет… — Никита Егорович приостановился. — Раз ОБХСС подвязано, не исключено, что еще кто-то из УВД с этим Тишкинным на короткой ноге. Он — человек в городе важный и нужный. Если информация утечет, боюсь, его предупредят. Тогда он все с дачи вывезет и сам смоется. Нечего и некого будет грабить. А вдруг наши дзюдоисты, в свою очередь, про это узнают и все отменят? Нет, нет. Без местных будем брать.
Голыми руками, про себя усмехнулся я. Но вслух только сказал:
— Понял. Директора овощебазы как живца используем. Только не наша подследственность, Никита Егорович. Грабежи — не тот профиль для группы.
— Брось, Андрей Григорьевич. Не мне тебя учить. Справку левую накатай, что так, мол, и так, получена оперативная информация о причастности группы дзюдоистов к расследуемым убийствам. Для проверки необходимо провести такие-то оперативные мероприятия. План для проформы составь, я подпишу. Мы борцов якобы по убийству будем проверять, а возьмем — случайно — на грабеже.
— Так-то оно так, только там десять рыл подготовленных спортсменов. А нас всего два человека и Катков.
— Я с вами пойду, и не все же они попрутся, вдесятером сразу, на одного директора нападать, — Никита Егорович достал из походного сейфа свой наградной «ПМ», бережно протер вороненую сталь платочком, дунул на затвор и проговорил. — Сто лет его в командировки не брал. А сейчас, как чувствовал, что пригодится. Вот только бы узнать, когда они налет затеяли… Сможешь?
— Постараюсь. Если Воеводин тренировку отменит, значит, в этот день будет. Но, с другой стороны, выбрать время они и между тренировками могут. Нужно, выходит, установить слежку за тренером.
— А если на дело без него пойдут? — скептически заметил Горохов. — Может, он у них как полководец, будет в «кустах» на пригорке отсиживаться, пока его войска в атаку идут?
— Хм… Об этом я как-то не подумал.
— Нам все надо предусмотреть, Андрей Григорьевич, нельзя дать маху.
— Значит, надо зайти с другой стороны. И наблюдать за дачей Тишкина. Круглосуточно и во всеоружии.
— Подозрительно будет как-то, что машина чужая возле дома стоять будет день и ночь. За городом. Да и спугнуть дзюдоистов сможем.
Что-то мы с Гороховым сегодня не очень сходились во мнениях, хоть и не на совещании в кабинете.
— Встанем подальше от дачи. Возьмем неприметный «Москвич» Жмыха, его тогда тоже привлечь придется. Окна занавесим газетами, будто от солнца. Никто нас не увидит. Стоит себе машинёшка в теньке. Таких старых машин в дачном поселке пруд пруди.
Покачав головой, Горохов вынужден был согласиться.
* * *
На небе ни звезд, ни луны. Чернота выползла из дачных закоулков и расстелилась по узенькой улочке с нависшими абрикосами. Полночи мы просидели в машине возле дачи Тишкина. Загородное строение директора овощебазы сразу выделялось на фоне соседних приземистых домишек своей монументальностью и шиком. Двухэтажный особняк с террасами и колоннами. А ещё с бассейном, беседкой и дорожками, выложенными красной плиткой. Не спутаешь.
Вместо картошки и редиски — диковинные кусты и клумбы. Есть даже небольшой прудик с кувшинками. Судя по всплескам, в нем обитали рыбки, возможно, золотые и исполняющие желания. Хотя Тишкин сам неплохо умел исполнять желания, свои и чужие.
Никита Егорович набивался, конечно, идти с нами, но я его все же отговорил. Не к добру этот его энтузиазм. Вместо него взял Жмыха со стволом. Погодин, Вася и я — вот и вся наша группа захвата.
Федя храпел, Вася травил анекдоты про Петьку, Василь Ивановича и Брежнева, а я вглядывался в темноту, изредка усмехаясь глупым концовкам этих анекдотов.
— Похоже, сегодня не придут, — разочарованно проговорил Жмых, когда на горизонте забрезжил рассвет. — Эх… Уже вторую ночь зря проторчали. Может, они передумали?
— Хрен их знает, — поморщился я. — Может, и передумали, а может, «Москвич» твой срисовали. Говорил же, надо на соседней улице было лучше встать, а сюда дозорного в кусты выставить.
— Ага, а дозорным кого? Меня? Чтобы комары сожрали?
— Поочерёдно бы дежурили.
— Слушай, Андрюха, а может, они днем придут?
— Вряд ли, сейчас дачный сезон в разгаре. Народу здесь, как в городе. Ночью они должны прийти, пока дачники и сам Тишкин мирно спят.
Свет в окнах директорской дачи не горел. Лишь одинокая лампочка на веранде мерцала маяком для мотыльков и букашек, бившихся о ее свет.
Мимо прошел пошатывающийся хмырь. Ноги заплетаются, грудь нараспашку, кепка набекрень. Все, как и полагается ночному гуляке.