— Спасибо, — поблагодарил я. — Я тогда к нему наведаюсь, а вы, товарищ, подстрахуйте, пожалуйста: приглядите за выходом: вдруг у меня не срастётся…
— Пригляжу, товарищ Быстров, — пообещал собеседник. — Не сомневайтесь.
Глядя на его широкую спину и мускулистые руки, сомнений и впрямь не возникало. Этот товарищ прошёл все возможные подготовки. Наверное, и джиу-джитсу знал не хуже японцев.
Я поднялся на третий этаж по здоровенному лестничному маршу. Единственное, чего на нём не хватало — античных статуй, в остальном обстановка приближённая к дворцовой.
Утопил «пипку» электрического звонка, дождался, когда за высоченными дверями послышится чьё-то шарканье.
— Кто? — простуженным басом поинтересовались из квартиры.
— Водопроводчик, — ляпнул я первое, что пришло в голову.
Щёлкнуло несколько замков, дверь приоткрылась, на меня глянуло сонное одутловатое лицо в конопушках. Накидывать цепочку гражданин Ляпис не стал, облегчив тем моё проникновение в квартиру.
Я толкнул его плечом и вошёл внутрь.
— Мужик, ты чего?! — Рыжий оказался не робкого десятка, даже попёр на меня с кулаками.
Сразу видно, что в столицу гражданин прибыл из деревни, где до сих пор живы традиции кулачного боя стенка на стенку и где, как рассказывал мне когда-то дедушка, редкий праздник обходился без драки и трупов.
Так что драться поэт умел и, не будь я начеку, лежать бы мне в глубоком нокауте.
В данном случае моё «кунг-фу» всё-таки было посильнее: и опыта у меня больше, и послезнания всяких приёмчиков. Так что я успел уклониться от его удара и, более того, перехватил руку и выкрутил так, чтобы желания дёргаться у Ляписа больше не появилось.
— Пусти! — заныл он, как и десятки других, скрученных мной злодеев. — Пусти! Руку сломаешь!
Боже, как хорошо знакома мне эта песня! Сколько раз я её уже слышал!
— Уголовный розыск! — рявкнул я страшным тоном.
— Чего вам нужно?! Я же ни в чём не виноват! — заканючил рыжий.
И эту песню мне приходилось слышать чаще, чем я бы того хотел в самых различных исполнениях. И, по опыту скажу, что Ляпис меня не убедил. Милиции и уголовного розыска рыжий побаивался. Видимо, на сей счёт имелась веская причина.
И тогда я решил как следует прессануть его, для начала морально:
— Гражданин Ляпис, вы обвиняетесь в убийстве Ольги Мартынюк!
— Чего? — взвыл он.
— У вас проблемы со слухом? Могу повторить громче: вы обвиняетесь в убийстве вашей невесты Ольги Мартынюк! — заорал я, склонившись у него над ухом.
— Товарищ милиционер, вы с ума сошли?! Какое убийство?! Ольга жива!
— Жива? — нахмурился я.
— Жива, и я могу это доказать! — твёрдо объявил он.
И тут я ему поверил. Он говорил с такой уверенностью в собственной правоте, что смог убедить меня. Собственно, никакой гарантии, что убитая была Ольгой Мартынюк у меня не было. Только смутные подозрения да рыжие волосы. Найденные на трупе. Что, если это была другая женщина, а я сейчас выкручиваю руку ни в чём не повинному человеку?
— Хорошо! — сказал я. — Как вы можете мне это доказать? Ольга находится в этой квартире?
Чекист в дворницком фартуке уверял, что Ляпис в квартире один, но что если он или кто-то из сменщиков проголубоглазил, и наш поэт контрабандой протащил в дом невесту? В наше время ни в чём нельзя быть уверенным на все сто, пока сам трижды не перепроверишь факты.
— Нет её здесь!
Ага, зря я наговариваю на конторских, те своё ремесло знают туго.
— Тогда где она?
— Давайте я отвезу вас к ней, вы поговорите с Олей и сами убедитесь, что она цела и невредима! Да и как вы вообще могли подумать, что я её убил?! Я ведь люблю её больше всего на свете! — Рыжий всхлипнул.
Я отпустил его руку.
— Хорошо, гражданин Ляпис, покажете мне гражданку Мартынюк. Если она в порядке — я извинюсь перед вами.
— Сразу бы так, а то водопроводчиком назвались, руку вывернули! — недовольно загудел он.
В иное время я бы ощутил некоторую неловкость перед рыжим, но… в конце концов мы тут не в бирюльки играем. Погибла молодая женщина, убийца отрубил ей голову, а туловище положил в мешок и выбросил в реку.
Такое злодеяние нельзя оставить без наказания.
— Далеко? — спросил я.
— Что — далеко?
— Ехать до вашей невесты далеко?
— Нет. Пешком минут пятнадцать ходьбы отсюда, — угрюмо произнёс он.
И эта его угрюмость вновь вызвала во мне приступ сомнения. Что-то тут нечисто… Но что именно — пока не пойму!
— Собирайтесь, — велел я.
На Ляписе был домашний халат, не самая удобная одежда для прогулок по городу.
— С вещами? — напрягся он.
— Пока просто оденьтесь, а дальше будет видно, — пояснил я.
— Ладно.
— Хочу предупредить: я буду смотреть за вами, если что — сразу пущу оружие в ход, — я продемонстрировал ему свой наган.
— Надеюсь, до этого не дойдёт.
— Я тоже.
— Моя одежда висит в шкафе, в другой комнате, — предупредил он.
— Показывайте.
Мы вошли в небольшую комнату, где, кроме большой и широкой кровати, ширмы, двух комодов, ещё находился платяной шкаф высотой до самого, отнюдь не низкого, потолка.
Дверь, ведущая на балкон, была открыта. Оттуда дул приятный холодок.
Ляпис открыл шкаф, стал копаться в его содержимом.
Я встал сбоку, чтобы не мешать ему, но при этом контролировать процесс. В шкафу действительно на плечиках висела мужская одежда: костюм, рубашки, брюки…
Всё-таки я не дооценил Ляписа. Внезапно он развернулся и резким толчком сбил меня с ног, а сам кинулся к балкону. Стрелять в него мне точно не хотелось, рыжий был нужен мне живым, чтобы пролить ясность в деле Ольги Мартынюк, поэтому пришлось в темпе вскакивать и бросаться за ним.
На улице послышался крик. Я перегнулся через перила и увидел злополучного поэта, который умудрился выпрыгнуть с третьего этажа, причём, довольно удачно для себя: только прихрамывал чуток.
Сигать за ним было слишком опасно — если одному дураку повезло, не факт, что повезёт другому. Подо мной метров восемь расстояния: можно так гробануться — костей не соберёшь. Бежать по лестнице — этот рыжий гадёныш куда-нибудь свернёт и затеряется потом в бесконечных московских дворах.
Сигать — не вариант, лестница — то же самое. Куда ни кинь — везде клин, короче. Но и позволить Ляпису удрать — нельзя.
Хрен с тобой, золотая рыбка!
Я осмотрелся и увидел, что поблизости проходит водосточная труба. Эх, альпинист из меня так себе, да и акробат откровенно неважный, но раз Родина просит — не могу же я ей отказать!
Я свесился с балкона, вцепился в трубу и стал сползать по ней, пока подошвы не коснулись земли.
По итогам ни я, ни штаны не пострадали, а сам спуск занял считанные секунды. Могём, когда хочем.
Краем глаза успел отметить, куда свернул поэт, и рванул за ним так, что пятки засверкали.
Злости в адрес этого «Чубайса» с каждым шагом становилось всё больше и больше, поэтому когда догнал гражданина Ляписа, не стал с ним церемониться, а так наподдал ему ногой по хребтине, что он пролетел метров пять кубарем, прежде чем распластаться в виде распятия.
Сознания беглец не потерял, лежал на пузе, тяжело дыша, стараясь не поднимать голову.
Я присел возле него на корточках и упёр ему в затылок холодный ствол нагана.
— Ты, урод! Значит, убил-таки девушку!
— Не убивал я никого! — сдавленно прохрипел он.
— Тогда какого лешего устроил мне гонки по пересечённой местности?! — с гневом спросил я.
— Просто испугался.
— Чего испугался, гад?!
— Того, что вы арестуете меня, — Ляпис как-то по-детски всхлипнул, и это никак не увязывалось с его обликом взрослого мужика.
— А есть за что?
— Есть. Ольга… В общем, я не убивал её!
— А кто убивал?
— Да никто! — заорал он так, что случайные прохожие, которые с опаской наблюдали за нами, шарахнулись в разные стороны. — Жива, Ольга! Жива!
— Ну, и где же она?
— На даче! Я её запер там, после того, как она сказала, что не выйдет за меня замуж.
