– Я вас не понимаю, господин ротмистр…
– Я звоню вам с радиотелефона моего автомобиля. Минут через пять он будет у ваших ворот. Если вы не будете возражать, я нанесу вам деловой визит. Постараюсь сильно вас не задерживать.
Вроде бы ротмистр старательно подбирал фразы и говорил с вежливой интонацией, но полковник не сомневался: всё это напускное. Ни о каком уважении со стороны жандармского корпуса к нему, старому вояке, речи даже не идёт.
– Хорошо. Вас пропустят, – отозвался Булатов после короткого размышления.
Он всеми фибрами души ненавидел подобные визиты. После них всегда появлялись какие-нибудь неприятности.
– Николя, кажется, на сегодня наша игра закончена, – объявил Булатов другу.
– Ничего страшного. Встретимся на будущей неделе, – покладисто ответил тот и поднялся.
– Буду ждать с нетерпением, – сказал, не покривив душой, Булатов.
Не успел он проводить старого приятеля, как ворота распахнулись, и на территорию особняка въехал служебный «Руссо-Балт» жандарма.
– Маша, – позвал полковник служанку. – Пожалуйста, накройте нам стол в кабинете: два кофе и чегонибудь сладенького. Ну, ты сама знаешь…
– Фёдор Иванович, поздно уже… Да и ваше сердце… Нельзя вам на ночь кофе пить.
– Маша, я не уверен, что эту ночь проведу дома, – вздохнул Булатов. – Так что не спорь, пожалуйста. Приготовь кофейку.
– Хорошо, Фёдор Иванович, как прикажете, – кивнула служанка и убежала на кухню.
Полковник сам пошёл открывать двери перед гостем. Появился Никольский в идеально пригнанном мундире. Порой казалось, что он в нём и спит: ещё никто не видел жандарма в штатском.
– Ещё раз примите мои извинения! – с ходу заговорил он.
– Пройдёмте в мой кабинет, – сухо сказал Булатов.
Он пропустил гостя вперёд, предложил тому занять одно из мягких кресел, а сам опустился в такое же за большим письменным столом, на котором царил настоящий армейский порядок.
– Слушаю вас, господин ротмистр.
Никольский опустился на предложенное место, закинув ногу на ногу, и положил перед собой обе руки, скрестив пальцы.
– Два часа назад произошло прискорбное событие: солдаты вашего батальона подрались с юнкерами.
– Пф! – вырвался из груди полковника вздох облегчения. – Странно, что какая-то драка вдруг привлекла внимание жандармского корпуса.
– В круг наших обязанностей входят многие вещи. Околоточный надзиратель сообщил о случившемся военному коменданту, тот уже доложил начальнику училища, его сиятельству генералу Аракчееву. Думаю, в любую секунду должны будут позвонить и вам. Я лишь слегка опередил события.
– Я могу узнать детали? – слегка напрягся Булатов.
– Конечно. Стычка произошла на Воскресенском проспекте неподалёку от одного из заведений определённого толка…
– Бардака, что ли? – сразу догадался полковник.
– Да. Группа юнкеров, находящихся в законном увольнении, как раз покидала двери этого, как вы выразились, бардака, а навстречу им попались несколько солдат вашего батальона. Вы знаете, какие напряжённые отношения царят между бойцами этих подразделений.
– Безусловно. Мне очень жаль, что верные слуги его императорского величества до сих пор не могут поладить между собой, – с притворной скорбью произнёс Булатов.
На самом деле его тоже подбешивало высокомерие многих юнкеров, хотя он и сам в молодости оканчивал военное училище, пусть и в другом городе. Но, став командиром батальона, он по понятным причинам всегда оставался на стороне своих подчинённых и в таких стычках болел только за них.
– Согласен. Это очень печально, – сказал ротмистр.
– И каковы последствия этого неприятного происшествия? – нахмурился полковник.
– Трое юнкеров попали в госпиталь с серьёзными переломами. Ещё трое отделались сравнительно лёгкими ушибами, но всё равно вряд ли смогут полноценно нести службу ближайшие две недели.
– Что говорит генерал?
– Реакция его сиятельства предсказуема. Он крайне недоволен происшествием. Но у него достаточно выдержки и мудрости, чтобы не раздувать пожар.
– Так-так… – Булатов забарабанил костяшками пальцев по столешнице. – Зная его сиятельство, могу предполагать, что пока вы не обрисовали мне всю картину происшедшего. Скажите, ротмистр, сколько юнкеров участвовало в драке?
– Одиннадцать, – сообщил Никольский.
– А сколько было моих?
Ротмистр слегка помялся.
– Ну же, – внимательно посмотрел на него полковник.
– Их было двое, – выдавил из себя жандарм.
– Двое?! – Булатов хотел изобразить суровое лицо, но не сумел сдержать довольной улыбки. – Двое моих орлов надрали зад… То есть я хотел сказать: два негодника подрались с одиннадцатью рекрутами и отправили шестерых из них в госпиталь? Я не ослышался?
– Никак нет, вы всё правильно поняли, – скрепя сердце произнёс Никольский.
Он знал, какие чувства сейчас обуревают собеседника. Тот явно ликовал и праздновал победу. Ещё бы! Два засранца действительно крепко унизили одиннадцать других засранцев. Само собой, начальника училища, когда тот узнал соотношение сил в той потасовке, чуть не хватил удар. Это был настоящий позор.
– Понятно… – Вид у полковника был как у кота, обожравшегося сливок. – С этим мы разобрались. Удалось установить, кто первым начал драку?
– Показания свидетелей крайне противоречивы, – сбивчиво заговорил жандарм, однако Булатов его остановил:
– Только не говорите, что вы не разобрались, иначе я буду иметь плохое мнение о работе сотрудников нашего отдельного корпуса жандармов. А мне бы не хотелось в вас разочаровываться!
«Знаю я, какого мнения ты о нашей работе», – вздохнул про себя Никольский, но вслух сказал другое:
– Да, после допросов нам удалось установить истину: первыми драку затеяли юнкера. Они оскорбили ваших солдат, а потом попытались ударить одного из них. Если хотите, могу назвать фамилию зачинщика.
– А зачем? – повёл плечами полковник. – Мне она ни к чему. Это пусть господин генерал разбирается. А лично у меня вопросов больше нет. Я понял, что мои солдаты были вынуждены защищаться от многократно превосходящего противника, и они с честью вышли из этого испытания. У вас всё, господин ротмистр?
– Никак нет, господин полковник, – отрицательно мотнул головой собеседник. – Есть ещё один аспект, из-за которого я, собственно, и был вынужден вас побеспокоить.
– И что же это за аспект?
– Одним из солдат был рекрут Ланской.
– Ланской?
– Да, тот самый – убийца, который по приговору суда был ошельмован и лишён магии. Так вот, во время драки Ланской повалил одного из юнкеров и хотел задушить. Юнкер Остерман попытался спасти своего товарища и… понимаю, что это недопустимо, и Остерман понесёт заслуженное наказание, но…
– Что вы мнётесь, как девственница перед свиданием? – буркнул Булатов. – Договаривайте, если начали!
– Юнкер Остерман пустил в ход магию. Попытался ударить по Ланскому разрядом молнии.
– И?
– И есть основания полагать, что рекрут Ланской, который, как считается, официально лишён магических способностей, сумел поставить вокруг себя защитную сферу.
– Ерунда! – фыркнул полковник. – Вашему Остерману показалось. В конце концов, мы прекрасно знаем, что Ланские и Остерманы уживаются как кошка с собакой. Быть может, это просто поклёп.
– Всё может быть, господин полковник. Но я бы хотел установить этот факт точно.
– Что вы от меня хотите? – сурово сдвинул брови Булатов.
– Прошу передать в моё распоряжение рекрута Ланского.
Булатов покачал головой:
– Нет, господин ротмистр. На это я пойти не могу.
– Хорошенько подумайте, господин полковник!
– Вы мне угрожаете?
– Что вы! – сделал изумлённое лицо жандарм. – Как я могу угрожать кому-то вроде вас?
– Действительно, – хмыкнул Булатов. – Особенно если учесть, что батальон не попадает под юрисдикцию корпуса жандармов, а нашими шефами являются лично государь император и члены его фамилии.
– Но мне казалось, что мы все делаем одно дело, – не преминул вставить ротмистр.
