Глава 14
У меня из головы сразу выветрились остатки хмеля. Не будь рядом Санникова, я бы развернулся, чтобы позорно измотать противника бегом. Их человек десять-двенадцать, а нас двое. Против такой оравы можно выстоять только в американских или гонконгских боевиках. В реальной жизни драка заканчивается быстро и прозаично.
– Господин еф… – взволнованно заговорил я, но спутник меня прервал:
– Не ссы, рекрут. И не вздумай бежать: потом лучше в часть не возвращаться, позора не оберёмся.
– Есть не ссать, – вздохнул я, всеми фибрами души чуя, что вот он, песец котёнку, а вернее, сразу двум котам в форме.
Юнкера знали, что мы не дёрнемся, не смажем пятки салом, а потому надвигались на нас медленно и неумолимо, словно грозовая туча. Ещё немного, и тверди небесные разверзнутся…
Физически крепкие парни, с развитыми грудными клетками, уверенные в себе, успокоенные численным превосходством. Да они уже предвкушали скорую потеху. У многих на лицах появились кривые ухмылки, не предвещавшие ничего хорошего. Они подступали к нам полукругом.
– Идём, – приказал Санников.
Мы двинулись навстречу, одинокие, как парус в океане. Дураку ясно: краями не разойтись. Ещё несколько шагов, и мы схлестнёмся.
Дорогу преградил высокий блондин с прямоугольным волевым подбородком. Его могучая фигура говорила о том, что юнкер всё свободное время проводил в тренажёрке. Наверняка ещё и жрал спортпит вёдрами: даже через парадку чувствовалась гипертрофированная переразвитость его мышц. При каче в натуралку таких результатов не добиться, хоть умри на тренажёрах.
Говорят, большой шкаф громко падает. Чтобы уронить этот «шкаф», понадобился бы бульдозер.
Мужественное лицо блондина портили слишком узкие глазки, похожие на две щёлочки. Будь у него широкие скулы, я бы подумал, что он азиатских корней, но нет, во всём остальном – типичный европеоид. Сильный, самоуверенный, не привыкший получать сдачи. Почему-то не сомневаюсь, что остальные юнкера в его взводе порой стонут от выходок блондинчика, потому что во взгляде здоровяка откровенно читались явные садистские наклонности. Такие в детстве любят мучить животных, а потом, в более взрослом возрасте, начинают издеваться над людьми.
Санников оказался ниже блондина на полголовы.
– Дай пройти, – сквозь зубы процедил ефрейтор.
Здоровяк ухмыльнулся. Его ноздри хищно раздувались в предвкушении хорошей драчки.
– Да ты совсем берега попутал, чмошник! – заговорил он, явно играя на публику. – Вам, обезьянкам, вообще не полагается покидать пределы казармы. Какого хрена в город припёрлись?!
– Тебя не спросили, урод! – спокойно ответил ефрейтор.
Сейчас я восхищался его мужественностью. Большинство из тех, кого я знаю, предпочли бы заткнуться и не выказывать гонор.
– Значит, ты, чмо зелёное, осмелился назвать меня, будущего офицера, уродом?! Да я тебя, суку, под асфальт закатаю!
Блондин угрожающе замахнулся огромным, как пудовая гиря, кулаком. Его ручища представлялась мне сваей, способной вбить по уши в землю любого из тех, кому не повезло оказаться на пути здоровяка. Но его же громадные размеры сыграли с ним злую шутку. Будь он чуточку быстрее, его кулак превратил бы Санникова в кучку сплющенного дерьма. Однако перетренированное тело не могло выдержать нужный темп.
Здоровяк уже опоздал, когда только лишь замахнулся. Ефрейтор ударил на опережение. Бил, словно молния: быстро, сильно и резко. Никакие кубики – а в данном случае плиты – пресса, не могли устоять. Они были просто бесполезны. Здоровяк не успел понять, что с ним произошло, когда кулак Санникова угодил ему в солнечное сплетение, заставляя забыть всё на свете.
Я на своём горьком опыте знал, что это такое. Господи, да мне самому недавно именно так прилетело во время драки с Цыганом. Из тебя словно пробкой вылетает воздух, тело автоматически наклоняется, делается лёгкой мишенью. Юнкер-Геркулес не был исключением. И вторым ударом Санников выключил его на какое-то время из схватки.
И тут кто-то невидимый щёлкнул выключателем. Юнкера одновременно кинулись на нас.
– Прикрывай мне спину! – заорал Санников.
Я быстро скользнул к нему, развернулся на сто восемьдесят градусов и, надо сказать, сделал это вовремя: какой-то каратист уже налаживался двинуть ефрейтору ногой по затылку. Растяжка у парня оказалась отменная, офицерский берец взлетел в воздух на высоту человеческого роста, но я перехватил его и, хорошенько дёрнув, заставил описать полукруг и врезаться в ближайший фонарный столб.
Ещё одного взял на дзюдоистский бросок через плечо. Вряд ли бы мой тренер похвалил меня за чистоту исполнения, но своего я добился: юнкер оказался на земле, а я успокоил его дополнительным, уже чисто боксёрским прямым в челюсть. И едва не взвыл от боли, когда костяшки больно врезались в зубы будущего офицера.
На этом мои успехи закончились. Юнкера тоже не манкировали занятиями рукопашкой, и довольно скоро я стал пропускать удары, прилетавшие то справа, то слева. После одного у меня закружилась башка – это был почти гарантированный аут. Через несколько секунд драка превратится в избиение младенцев. Даже Санников уже не мог противостоять вполную. Нас быстро оторвали друг от друга и стали оттеснять в разные стороны. Сбывались мои худшие предчувствия.
Нгав! Голову мотает набок, перед глазами взрывается фонтан искр. Я, уже не видя противника, просто хватаю кого-то за горло, валю, а сам падаю сверху и начинаю душить. Странно, ситуация явно куда хуже тех переделок, в которые я до этого попадал, но режим неистового зверя почему-то не включается. Я просто становлюсь мальчиком для битья и жутко слабею после каждого удара. И всё-таки мои пальцы упорно сжимают кольцо вокруг горла поваленного рекрута. Я вижу его впервые, но ненавижу больше всего на свете. Глаза парня лезут из орбит, рот приоткрывается, он что-то хрипит.
Шарах! Помнится, я сравнивал удар Санникова с молнией, но то было образное выражение, а вот сейчас я действительно не вижу, но почему-то чую, что в меня летит росчерк искрящейся молнии. Мозг ускоряется, начинает работать, как суперкомпьютер. Твою ж дивизию, успеваю вспомнить я, среди юнкеров был как минимум один маг, мне удалось увидеть его волшебную ауру. И вот он решил пустить в ход волшебство.
Я только слышал, как действует молния на человека: кого-то убивало, кому-то везло, и он оставался цел и невредим. Но мне не улыбается проверить результаты на собственной шкуре. Нет, сука, врёшь, не возьмёшь. Пальцы разжимаются, внутри зарождается клубок тепла, он пронизывает всё моё тело, а потом словно расширяется, покидая его пределы. Шипение, треск, как в момент электрической сварки.
Я подскакиваю, разворачиваюсь, делаю прыжок, достойный олимпийского рекорда, чтобы оказаться возле несколько потрясённого происходящим юнкера. Вид у парня просто очумелый, ресницы хлопают с бешеной частотой. Он будто не в себе: наверное, его магия требует некоторой отстранённости, заставляя человека выпасть из окружающей действительности. Вокруг кистей рук бушует электрическая вакханалия, их словно лижут тысячи искорок. Эх, сейчас он накопит заряд и снова захреначит им в меня.
Не знаю, что спасло меня от поджарки электричеством. Я боюсь озвучить догадку, но предполагаю, что это всё-таки магия, которой, как считают, у меня теперь быть не должно, ведь надо мной провели обряд шельмования – гражданскую казнь, делающую мага рядовым обывателем.
Но хватит мыслей, надо действовать. Уверенности, что снова удастся создать вокруг тела защитную сферу, у меня нет. Собственно, как почти и нет сил, я действую больше на каком-то автопилоте, используя остатки жизненной энергии. Вспоминаю одну из лекций поручика Шереметевой: после магической атаки начинается откат, чем больше было израсходовано маны, тем он сильнее. Хотя, конечно, есть ещё поправки на индивидуальные особенности. Но в целом атакующего мага необходимо прикрывать, ибо сам он потом не всегда в состоянии защититься.
