же люди сразу видно — взрослые, — капитан покосился на свой импровизированный бутерброд, — В лесу знают как себя вести. Уж голодать ваш ребёнок точно не будет.
Я смотрела на своих друзей. Да, могу их понять. Мои-то все при мне будут. А тут…
Капитан продолжал сеанс психотерапии. Я подошла ближе.
— Вот позавчера прошла компания. Человек пятнадцать. Одни малолетки. С гитарами, песни пели. Ушей поналепили себе.
— Эльфы? — поинтересовалась я.
— Ага, у девчонок волосы всякие… голубые да розовые. Детьми леса будем, говорят. Один топор на всю компанию, блин… Прибьётся ваша девочка к таким, будете переживать, как бы дурных людей не встретила. А тут нормальные, адекватные взрослые, тем более ваши знакомые, согласны её с собой взять, — капитан посмотрел на меня, — Вы же согласны?
А я вот не знала, согласны мы или нет. Лошадник — это здорово. Но, блин, мелкая, да своенравная. Воспитывать придётся, сразу видно. Стоит, надулась.
— Алёна, посмотри на меня, пожалуйста.
Глазищи-то…
— Я вот думаю, поручиться ли за тебя?
— Я очень хочу туда! Пожалста-пожалста-пожалста, возьмите меня с собой!
— Стоп! Ты понимаешь, что обратно выйти нет возможности?
— Да!!!
— Ты готова — бросить всё, к чему привыкла? Не будет интернета, телефона, телевизора даже? Другие люди рядом? Я?.. Я — человек сложный. Пойдёшь с нами — я буду фактически твоим командиром. И Вова. Нас слушаться придётся. М? Готова на такое?
Алёнка молчала, смотрела мимо нас в проём портала, и вдруг из глаз её начали литься слёзы. Мать твою, прямо целые ручьи!
— Я очень, очень хочу туда…
— Хорошо! — я протянула ей руку, — Говори: признаю тебя кельдой.
Заморгала.
— Что глазами хлопаешь? Повторяй: признаю тебя кельдой…
Алёнка осторожно взяла мою руку и прошептала:
— Признаю тебя кельдой…
— И даю слово быть верной твоему клану.
— И даю слово быть верной твоему клану!
— Ну вот и хорошо, на первый случай пойдёт. Потом полную версию сочиним. Давай, прощайся с родителями — и поехали. Через три дня мы с Вовой будем здесь. На счёт «увидеться» я не уверена, но вещи Алёнке можно будет передать. Аля, слышишь? Андрей? В ближайшую субботу, в восемь утра. Проспите — мы уйдём. Долго ждать тут нет возможности.
Алёнка замерла около меня, словно боясь, что я передумаю.
— Ну что, чудо наше? Приступай к своим обязанностям: бери лошадок — и через границу, вперёд!
Я позвала Галю с Кирей и обняла ещё разок:
— В субботу, в восемь, как штык!
— Ага.
Ну всё, понеслась!
ПЕРЕХОД
Новая Земля, сорок четвёртый день нового мира
Не сразу я осознала какой здесь воздух, ветер и всё такое. Первые несколько минут я видела только его. Пах он обалденно: лесом и костром, как я люблю. Наконец-то наобнимавшись как следует с мужем, я вернулась к самой черте, кивнула Гале и поманила свой сюрприз. Галюня открыла большую переноску, и он поковылял мне на встречу на толстых лохматых лапах.
Муж заглянул мне через плечо.
— Я вот думаю, милый. Назовём его Акташ?
Щенок был сгущёночно-белый, мохнатый, с толстыми лапами и умной мордочкой, слегка похожей на медвежью. Даже сейчас он уже тянул размером на нашу старенькую Ладку (которая была плодом любви русской спаниельки с неизвестным, как говорили дети, анонимным папашей) — а чего же, собственно, ожидать от алабая? Вестимо, вырастет в телка́.
Алабайчик обнюхал, а потом и облизал Вовины руки, вкусно пахнущие копчёной косулей. Вовка потрепал его по загривку и довольно засмеялся:
— Хорошее имя, сильное. Ну что, Акташ, поехали домой?
Мы быстро со всеми попрощались, ибо долгие проводы — лишние слёзы, и наш фургон тронулся вперёд.
— Смотрите! Светятся! — воскликнула Алёнка.
И правда, в траве, метрах в десяти от входа начали попадаться плоские, отсвечивающие голубоватым камни, словно остатки старой брусчатки. Дальше булыжники шли гуще, и вправду приобретая вид мощёной голубым камнем дороги. Широкая трёхметровая полоса загибалась дугой, примыкая к рамке портала, Дальний от границы миров край этой необычной дорожки так же постепенно разреживался, исчезая в траве.
— Буферная зона, — пояснил Вова, — переход из одного течения времени в другое.
Глаза непривычно резало, я сняла очки, чтобы проморгаться — и поняла, что они-то мне и мешают!
Боже! Нормальные глаза!
Эта мысль так меня поразила, что я столбом остановилась посреди поля.
Небо казалось опрокинутой пронзительно-синей чашей и хотелось орать и скакать от совершенно пьяного медового воздуха. Здесь, в стороне от портала и доносящегося городского шума, становилось слышно, как на лугу и в небольших, напитанных водой ложбинках гудит, стрекочет и квакает мелкая живность, успевая радоваться лету и буйству жизни. И мне хотелось так же заорать от избытка ощущений. И почему, собственно, я должна сдерживаться?
— Й-й-й-йа-ха-а-а-а-а!
Это мой мир, заветный, долгожданный! Мир, в котором мы будем счастливы, я уверена!
Скажете напыщенно и романтически? А вот ни фига! И вообще, с какой стати я должна подстраиваться под чужих тараканов? В моей голове рулят мои собственные! Сейчас конкретно они шли торжественной демонстрацией, с оркестром и фейерверками.
Я замерла посреди поля, раскинув руки, впитывая в себя ласковые лучи начинающего клониться к закату солнца — и говорила «спасибо» всем, кто стал виновником моего счастья. А вокруг носилась Василиса, и смешной толстый щенок старался поймать разноцветных светящихся бабочек.
Муж терпеливо стоял рядом и довольно улыбался в усы.
Из соседней рощицы подошли Светлана, Пашка и Димка. Мы договорились, что доедем до места, разгрузимся и с пустым фургоном вернёмся за ними — всё же барахла у них было до фига.
ДОРОГА К ДОМУ, ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Сперва наша дорога… да какая ещё дорога — наше направление — шло по лугу. Крупные колёса накатывались на неровности, и всё шло сравнительно легко. Потом мы въехали в редколесье. Видно было, что Вова спланировал наш приезд, тщательно выбирал тропу и даже кое-где успел подчистить, но тем
