Рядом стоял внедорожник.
— Кажется, это машина Уилшоу, — проговорил Мартин, приглядевшись. — Наверное, Джеймс здесь.
Пока мы шли к дому, на крыльце появился высокий, худощавый человек с седыми взъерошенными волосами и тонким орлиным носом. Одет он был в военный мундир нараспашку, а в руке держал длинную трубку. Приложив ладонь к глазам, чтобы защититься от солнца, он несколько секунд разглядывал нас, а затем двинулся навстречу.
Поздоровавшись, Мартин представил меня как своего школьного приятеля и объяснил, что желает выразить соболезнования. Отец покойного Тэкери выслушал, прослезился и пригласил нас в дом.
Глава 20
Разговор с родителями Себастьяна ничего не дал. Старики вспоминали, каким замечательным сыном был покойник и живописали его славное будущее, которому, увы, не суждено было свершиться. Мартин горячо поддакивал и расточал «наставнику» комплименты, отчего родители почившего приходили в трогательный восторг.
Куда больше них меня заинтересовал Джеймс Уилшоу. Молодой человек только что закончил университет, но продолжать учёбу не собирался. Должно быть, и правда, решил жениться и осесть в деревне. Мне он показался сентиментальным и мягким. На острожные вопросы касательно Себастьяна и его жизни в имении отвечал рассеянно и без смущения. Даже поведал про конфронтацию дяди и нигилиста.
— Но всё это так, ерунда, — добавил он после рассказа о спорах про ценность принципов, искусства и чувств. — Дядя просто не мог принять, что молодые не ценят того же, что и он. Вечная проблема поколений.
— Его рана затянулась? — спросил я. — Надеюсь, ничего серьёзного?
Джеймс, умолчавший о дуэли, вспыхнул и гневно взглянул на Мартина. Догадался, кто разболтал. Тот виновато потупился.
— Да, всё в порядке, благодарю! — сказал Джеймс. — Рана пустяковая. Да и вообще, ссора вышла глупая.
Разговор происходил на террасе, куда мы вышли подышать свежим воздухом и дождаться чаю. Старики Тэкери хлопотали в доме и нас не слышали. Я потягивал любезно предложенное мне тёмное пиво. Только что вынутое из холодильника, оно прекрасно освежало в такую тёплую погоду.
— Правда, что ваш приятель был влюблён в леди Бланш? — спросил я.
Уилшоу дёрнулся, как от удара. Ох, уж эти аристократические замашки, не позволяющие свободно обсуждать личную жизнь джентльмена!
— Не считаю себя вправе касаться этой темы! — сухо сказал Уилшоу. — Всё, что было, осталось в прошлом, да и к нам отношения не имеет!
Воспитанный человек. Не сказал, мол, не вашего ума дело, не известно откуда взявшийся господин, сующий нос в чужие дела.
— Вы правы, — согласился я. — Это я так, из любопытства. Очень меня личность вашего друга заинтересовала. Необычный был человек, кажется.
Эти слова Джеймсу понравились. Он пустился рассказывать о том, каким был Себастьян.
— Впрочем, мы с ним в последнее время разошлись во взглядах, — с грустью сказал он под конец. — И это сильно отдалило нас друг от друга.
— Разочаровались в нигилизме? — спросил я.
— Признаться, да, — нехотя ответил Уилшоу, но при этом так покраснел, что стало ясно: было что-то ещё.
Уж не в леди ли Бланш тут дело? Богатая вдова вполне могла вскружить головы обоим приятелям. А слухи про женитьбу Джеймса на её младшей сестре… На то они и слухи. Пожалуй, здесь есть смысл поискать мотив для убийства!
— Вы тоже на медицинском учились? — спросил я.
— Нет, я сдал кандидатский по философии.
— Но, должно быть, естественными науками также увлекаетесь? Господин Тэкери наверняка пытался вас приобщить.
Мне хотелось выяснить, разбирался ли молодой Уилшоу в ядах и имел ли к ним доступ.
Мой собеседник равнодушно пожал плечами.
— Помогал ему в некоторых экспериментах. Впрочем, больше как зритель. Себастьян сам отлично справлялся.
На террасе появился хозяин дома и позвал нас пить чай. Пришлось закончить разговор и идти.
Беседа за столом вернулась в прежнее русло: вращалась вокруг Себастьяна и его трагически оборвавшейся жизни.
— Я слышал, болезнь протекала с какими-то необычными симптомами, — заметил я, улучив подходящий момент.
— Да, врач, осматривавший Себастьяна, мне говорил, — кивнул мистер Тэкери.
— А сами вы не видели признаков…?
— Не смотрел! — перебил меня старик. — Не нашёл в себе сил!
— Вскрытие проводил доктор Хэмсворт, — тихо сказал Джеймс. — А вам зачем?
— К слову пришлось, — ответил я, но, кажется, молодой Уилшоу мне не поверил.
Я ещё не раз ловил на себе его задумчивый, пытливый взгляд.
— А что вы думаете по поводу существования демонов? — ни с того, ни с сего вдруг брякнул Мартин. — Слышали, что в Лондоне открылось агентство по борьбе с ними? Об этом много писали и по телевизору показывали.
— Чушь! — убеждённо ответил старик Тэкери. — Очередные шарлатаны!
Мартин насмешливо подмигнул мне, но я лишь демонстративно отвернулся. Пусть знает, как лишнее болтать!
Наконец, пришло время прощаться. Тэкери просили бывать у них. Просили, правда, без энтузиазма, из вежливости. Уилшоу тоже пригласил. Так же формально. Но его приглашением я намеревался воспользоваться.
— Куда теперь? — спросил Мартин, когда машина Джеймса укатила.
— Где тело Себастьяна?
— В больнице. Завтра похороны, так что вечером его заберут, чтобы приготовить к…
— Тогда едем в морг. Надо осмотреть труп.
Мартина слегка передёрнуло.
— Тебе глядеть не обязательно, — успокоил я его. — Подождёшь снаружи.
— Весьма признателен! Узнал что-нибудь полезное от стариков? Не зря ездили?
— Практически ничего, — признался я. — Кроме того, что наставник твой, кажется, был о себе весьма высокого мнения.
— И не без основания!
— Объясни, что же в нём было такого особенного?
— Светлая голова, ясный ум! Мыслитель!
Я попробовал добиться от Мартина чего-то более конкретного, но вскоре понял, что не смогу, и оставил попытки. Должно быть, Себастьян Тэкери обладал сильной харизмой и умел производить впечатление на людей. Особенно уступавших ему в интеллектуальном отношении.
— Хотя бы скажи, что это за зверь такой — нигилизм. Я, конечно, слышал о нём, но специально вопросом не интересовался.
Глава 21
— Понимаю, сейчас мало кто и помнит про него. А ведь дело-то верное, правильное! Конечно, теперь, без Себастьяна… — Мартин сокрушённо вздохнул.
— Ты вот говорил, что не надо признавать авторитетов, — сказал я.
— Да! — приятель оживился. Кажется, именно эта часть доктрины нравилась ему более всего. — Суть тут вот в чём: нигилист не принимает на веру, если ему говорят, мол, это устроено так-то и так-то. Даже если в учебнике каком написано — не верит, и всё! — Мартин даже хлопнул себя по колену от удовольствия.
— А как же теоремы или законы физики?
— Не верит! — завертел головой Мартин.
— Что ж так?
— Сначала сам убедиться должен, на личном опыте.
— И тогда поверит?
— Не поверит, а будет знать! В этом разница.
— Понятно. Авторитеты, стало быть, никакие не признаются? Ни в сфере науки, ни искусства, ни политической деятельности?
— В том-то и дело, что никакие! — сияя, подтвердил Мартин.
— Как-то странно у тебя выходит. Ты вот говоришь, что авторитеты нигилист не признаёт, а сам на Себастьяна своего только что не молишься, кажется. Да и Джеймс Уилшоу, как я понял, целый год в рот ему глядел — пока в сестру вдовы не влюбился. Получается, для вас Себастьян был самый что ни на есть настоящий авторитет!
Этот вопрос привёл Мартина в замешательство. Он открывал несколько раз рот, чтобы ответить, но так и не нашёлся, что сказать.
Когда подкатили к больнице, солнце уж садилось. На белые стены лечебницы ложились красноватые отсветы, в оконных стёклах сверкало расплавленное золото.