Женщина с папироской развешивала на верёвке следующий тазик с постиранными вещами. Вот только пацана поблизости не наблюдалось. Оно и к лучшему.
Я привлёк её внимание деликатным покашливанием.
— Скажите, а Мария увлекалась самодеятельностью? Ну там играла в театре, танцевала в кружке, пела?
Женщина фыркнула.
— Скажете тоже! Наша Маша — прошмандовка, а не артистка. По мужикам она скачет, а не по сцене.
Грим действительно смотрелся в её комнате инородным предметом. Можно предположить, что он принадлежит кому-то другому… Например, убийце, который случайно его забыл.
А зачем ему мог понадобиться театральный грим? Для ответа на этот вопрос не надо команды игроков из «Что? Где? Когда?» и минуты на размышление. Даю ответ досрочно: убийца умеет менять внешность.
— То есть вы хотите сказать, что у Марии много любовников? — спросил я.
Соседка флегматично пожала плечами.
— Это вы лучше у неё спросите, со сколькими мужиками она путается…
— Обязательно, но пока что мне хотелось бы выяснить у вас: кого из кавалеров Марии вы знаете.
— Господи, — раздражённо выпалила женщина, — ну чего вы ко мне причепились⁈ Думаете, раз из уголовки, так можно к законопослушным гражданам с вопросами приставать? Неужто на нашей Машке свет клином сошёлся?
— Вы, наверное, очень хотите съездить к нам на допрос, — поведение этой дамочки начинало меня порядком раздражать. — Что ж, могу это организовать.
— Ой, товарищ сыщик, ну не надо всё так буквально воспринимать! — спохватилась она. — Вас Машкины ухажёры интересуют? Не вижу пранблем. Есть у неё вроде как постоянный хахаль, солидный такой дядечка, я так понимаю — начальник её с работы.
— Армянин?
— Да-да, армянин. Баграт, кажется.
— А не постоянные?
— Из непостоянных чаще всего у неё бывал Диня.
— Кто-кто?
— Диня… Денис то есть. Инвалид. Ему во время гражданской правую ногу оттяпали, так он хоть и на костылях прыгает, а всё одно — мужик бойкий! Машке спуску не даёт!
— Так, а вчера, ближе к вечеру, кто у неё был?
Женщина задумалась.
— Диня был, потом, правда ускакал на своих деревяшках. Дела у него какие-то образовались. Потом, часов так в восемь приходил Баграт, только почему-то долго не задержался. Почти сразу убежал. Взволнованный весь такой, чуть мальца моего с ног в коридоре не сбил…
— Взволнованный, говорите…
— Ну да. Глаза навыкате, губки трясутся — тьфу, смотреть противно! И что Машка в нём нашла⁈
Я решил, что настал момент «вскрываться».
— Как вас зовут, гражданочка?
— Матрёной кличут. То есть Матрёной Ивановной… А что такое? Я ж всё рассказала, что надо, — испугалась женщина.
— Дело в том, что вам, Матрёна Ивановна, придётся повторить ваши показания под протокол.
— Час от часу не легче… Чего такого Машка хоть натворила, что про неё протоколы сочиняют?
— Убили её.
— Где? — обмерла Матрёна Ивановна.
— У себя в комнате.
Она мелко закрестилась.
— Свят! Свят! Свят! А я-то дура всё голову ломала: чего она с постели всё не вылазит… Хоть бы до ветру выскочила… А оно — вона как! И что ж теперь будет?
— Теперь сюда приедет следственная бригада. До их приезда в комнату Марии Будько заходить нельзя. Вы меня поняли?
— Конечно, поняла! Да и на кой ляд мне в комнату-то её заходить⁈ Я ведь покойников до смерти боюсь.
— Вот и держитесь на расстоянии…
Вместе с бригадой прибыл и мой непосредственный шеф Кабанов. Правда, зачем — я так и не понял. Он лишь вошёл в комнату, взглянул на тело и тут же убыл восвояси, не дав мне никаких «цэ-у».
Зато я впервые увидел эксперта-криминалиста: низкорослого и пузатого, чем-то похожего на сказочного Колобка.
— Витя, — протянул руку для знакомства он.
— Гриша.
— Гриша, скажи честно — натоптал?
— Натоптал.
Он печально вздохнул, открыл свой походный чемоданчик и принялся «колдовать».
Я передал ему палитру.
— Витя, поработай с этой хреновиной на предмет пальчиков. Есть подозрение, что она принадлежит убийце.
— Трогал?
— Было дело, но я аккуратно…
— Все так говорят, а потом выясняется, что там места живого нет…
— Вить, честное слово — я старался.
— Ладно, верю. Всё равно придётся и твои пальчики откатать.
— Ну это само собой… Прямо сейчас?
— А чего тянуть? — удивился он.
Взяв с меня отпечатки пальцев, он продолжил осматривать место преступления, а я, убедившись, что процесс благополучно завертелся и может обойтись без меня, отправился в гости к гражданину Акопяну, вопросы к которому нарастали в геометрической прогрессии.
И самым основным из них был: не он ли вчера задушил свою любовницу чулками, когда догадался, что она навела на финдиректора государственной заготконторы банду налётчиков?
С Багратом Самвеловичем мы едва не столкнулись на пороге его подъезда. Он выскочил из него, согнувшись под тяжестью двух чемоданов и практически сразу меня увидел.
— Гражданин Акопян, — с натянутой улыбкой поприветствовал его я. — Какая удача! Я как раз к вам собирался.
— Мне… Мне некогда, я спешу! — взвизгнул он, бросил чемоданы и помчался от меня прочь как наскипидаренный.
— Твою мать! — выдохнул я сквозь зубы.
Раз сматывается от меня, значит, чувствует вину.
— А ну стоять! — заорал я, бросаясь за ним вдогонку.
Эх, жаль револьвера мне так и не выдали, а то бы с огромным удовольствием пальнул для острастки.
Баграт Самвелович был далеко не молод, вдобавок страдал от лишнего веса и давно не занимался физкультурой и спортом, так что догнать его не составляло для меня больших проблем. Так бы и произошло, если бы не одно но: дорогу мне преградили двое крепких ребят с перебитыми носами.
На обычную шпану эти граждане не самой культурной наружности походили мало, я сразу распознал в них «конкретных пацанов» — может, не блещущих умом, но это был как раз такой случай, когда говорят: сила есть — ума не надо.
До последней секунды я ещё надеялся, что мы разойдёмся краями и ничего криминального не произойдёт. Как выяснилось — зря.
Ребята оказались весьма агрессивными.
Самый ближний схватил меня за лацкан пальто, дёрнул к себе:
— Куда разогнался, легавый⁈ Это наша улица!
Я с досадой посмотрел на скрывающегося за углом финдиректора. Ещё секунда, и он пропадёт из виду и затеряется где-то во дворах.
Играться в бирюльки с попутавшими берега пацанами было некогда. Я двинул коленом в пах того, что вцепился мне в пальто, когда он с воем скрючился, схватил его и, оторвав от земли, с разворота бросил тяжёлую тушу во второго урку.
Тот не сумел выстоять и, обняв приятеля, завалился.
На какое-то время угроза миновала. Я побежал к углу, за которым пропал Акопян и встал как вкопанный.
Баграт Самвелович словно под землю провалился.
Кровь во мне закипела, я с ненавистью поглядел на барахтающихся на земле урок, а затем, стиснув зубы, двинулся в их сторону.
— Григорий Олегович, — окликнул меня прохаживавшийся неподалёку солидный мужчина в дорогом пальто и котелке.
Я замер.
— Мы знакомы?
Он улыбнулся.
— Ещё нет, но, как мне кажется, пришла пора познакомиться. Лосев рассказывал о вас массу любопытных вещей… Признаюсь, я был весьма и весьма заинтригован и, как выяснилось, не зря!
Глава 17
— Кто вы? — спросил я, подходя ближе к мужчине.
— Знать моё имя вам ни к чему, но в некоторых кругах меня принято называть Папой, — ухмыльнулся он.
Двое молодчиков уже успели оправиться и встать на ноги, хотя вид у них был потрёпанный. Один из них, тот, которому я саданул в пах, попёр было в мою сторону, номужчина подал ему знак, и бандит остановился в нескольких шагах от меня.
— Так вот вы, значит, какой… Папа, — протянул я, рассматривая неожиданного собеседника.
Обычное, я бы даже сказал — ничем не примечательное лицо. Слегка пухлые наеденные щёки, чуть сонный взгляд серых глаз, щербатый нос — должно быть в юном возрасте изрядно пострадал от угрей. Тёмные вьющиеся волосы. Котелок он не снимал, но почему-то мне показалось, что на макушке у него проклёвывается плешь.
