— Я… Я могу идти?
— Можешь, — разрешил я.
Когда Френкель отошёл, я снова его окликнул.
— А ну — погодь!
Он замер.
— Насчёт награды за грабителей — предложение в силе?
— В силе, — выдавил из себя Френкель.
— Отлично. Только передай Папе, что ставки повышаются — мне надо не в два, а в три раза больше, чем взяли у Акопяна. И тогда я лично приволоку этих сволочей к Папе. Пусть делает с ними, что хочет.
Глаза Френкеля радостно сверкнули.
— А ты не врёшь, мент?
— Запомни, урка: я за свои слова всегда отвечаю. Усёк?
— Усёк.
— Вот и ладушки. Вали, пока не передумал. И корешей с собой прихвати.
Троица бандитов ушла восвояси. А я, понимая, что больше ничего путного не светит, отправился к себе в угро в тайной надежде, что Савиных повезло больше, и он напал на след шайки грабителей.
Хотя… даже если люди Папы ничего о них не знали, вряд ли Роману светит удача, и тогда придётся долго и муторно распутывать весь клубок.
Глава 18
По дороге я мучительно напрягал память, пытаясь сообразить, откуда мне так хорошо известна эта фамилия Френкель. Первые ассоциации были с советским композитором Яном Френкелем, который подарил нам массу прекрасных песен. Да за одних только «Журавлей» он заслужил себе памятник при жизни!
И тут я чуть не хлопнул себя по лбу! И как это я сразу не понял, с кем имею дело⁈
У гражданина, выдававшего себя за Папу, было редкое имя — Нафталий. Теперь уже нетрудно догадаться, что я недавно обыскал и частично опустил будущего создателя ГУЛАГа и целого генерал-лейтенанта. Человека с очень богатой биографией.
Более того, про него мне уже рассказывали Трепалов и Осип Шор, когда я с семьёй скрывался в Подмосковье.
Под Френкелем находилась практически вся контрабанда в нэпманской Одессе, ему принадлежала целая флотия судов самого разного калибра: от пароходов до парусных шхун.
Кстати, немалая часть контрабанды на самом деле изготавливалась здесь же, в городе, а потом перепродавалась через кучу магазинов и лавочек, открытых там же Френкелем через подставных лиц.
И тем не менее, несмотря на весь размах этого насквозь криминального бизнеса, мои коллеги полагали, что в действительности Френкель — это удачливый коммерсант, фантастически талантливый организатор, но при этом далеко не самостоятельная фигура.
За ним определённо кто-то стоял, иначе бы этого авантюриста просто бы сожрали от своих, которым он насолил немало (причём, я имею в виду не только воровскую братию. К примеру, будучи атеистом, Френкель настроил против себя всех влиятельных раввинов), до органов советской власти.
И скорее всего, тот, кто дёргает Френкеля за ниточки, и есть тот самый Папа. Рискну предположить, это не рядовой смертный, а большой человек с массой возможностей. Быть может высокопоставленный партийный функционер или силовик нехилого ранга.
Отсюда и вытекает вседозволенность Френкеля.
Правда, потом его всё-таки примут и упекут за решётку.
Любой другой так бы и сгнил в тюрьме, но Нафталий внезапно делает головокружительную карьеру от зэка до генерала, что опять же свидетельствует в пользу моей версии: крыша у Френкеля чуть ли не на всесоюзном уровне.
Страшно подумать, кто он такой — этот Папа…
Глаза боятся, руки делают. Я просто обязан его найти.
План мой был довольно бесхитростен: я смог привлечь к себе внимание приближённых к Папе людей, вон даже до Нафталия дошло.
А ещё я пообещал найти тех, кто ограбил Акопяна и лично доставить их к Папе. Ход рискованный, однако если Папа силовик (а в этом я убеждался всё сильнее с каждой секундой), его интерес ко мне только возрастёт. Быть может, и впрямь удостоит личной встречи.
Что тогда?
А вот дальше передо мной вставала стеной сплошная неизвестность.
Никто не даст мне в одиночку арестовать Папу, особенно если он из нашей структуры или из чекистской. Но я хотя бы смогу передать о нём информацию Трепалову. Тот наверняка сможет лично выйти на Дзержинского.
Дальше всё будет зависеть от решения Феликса Эдмундовича. На последней встрече Трепалов намекнул, что моё внедрение в одесское угро санкционировано Железным Феликсом, и это нарком поставил передо мной такую задачу.
Я вернулся в угро. Буквально передо мной из дверей выскочил агент второго разряда розовощёкий крепыш-татарин, которого все звали Ахметкой. Вид у него был запыхавшийся.
Об его ногу билась, висевшая на боку, деревянная кобура «маузера»
— Привет, стажёр! А я как раз закрывать собирался.
Он протянул мне ключ от кабинета.
— Привет, Ахметка! Случилось что? — поинтересовался я.
— Я сам ещё толком не знаю. В дежурку позвонили, говорят, какая-то стрельба на окраинах. До пулемётов дошло.
— Ох ни хрена себе! Может я с тобой?
— А тебе шпалер уже выдали?
— Нет пока. Тянут чего-то…
— Тогда без тебя справимся. Успеешь ещё навоеваться, стажёр.
Он растворился в дебрях длинного и гулкого коридора.
Не люблю пропускать движ, особенно со стрельбой, но раз с собой не берут — тут уж ничего не попишешь. Должен же кто-то в лавке оставаться.
Я вошёл в кабинет, сел за наш общий с Романом стол.
Он был пуст: папки с делами лежали в сейфе, а всю канцелярию хозяйственный Рома предусмотрительно прятал в запирающиеся ящички стола. Вроде в уголовном розыске работаем, однако желающих прихватить чужой карандаш или перьевую ручку, почему-то всегда хватает с избытком.
Сколько ещё будет пропадать на стрелках со своими информаторами Рома — одному аллаху известно. Может, только к вечеру явится.
Похоже, здание угро опустело, если не считать кабинета делопроизводителей, в котором я спрятал пакет с деньгами.
Бешенный стук печатных машинок смолк, девушки снова отправились на перекур. Самая пора навестить их и забрать пакетик.
Думаю, второй обыск мне точно не грозит.
Только я собрался на «дело», как внезапно дверь распахнулась. По кабинету сразу пронёсся сквозняк.
Я автоматом подскочил, когда понял, кто к нам пожаловал. Это был не случайный посетитель, а начальник уголовки товарищ Барышев, который прежде не баловал нас визитами.
Он поводил взглядом по сторонам и остановился на мне.
— Не понял… А где все? — недоумённо спросил Барышев.
— Добрый день, товарищ Барышев! Савиных на встрече с осведомителями, остальные выехали на перестрелку, — доложил я.
Барышев задумчиво посмотрел на меня, пытаясь вспомнить. Я ещё ни разу не присутствовал на его летучках — должность не позволяла, поэтому он не мог знать меня в лицо.
— Агент Бодров, — подсказал я.
— Бодров, значит… Погоди, ты вроде у нас стажёр?
— Так и есть, товарищ начальник. Прикреплён к Савиных.
Барышев удручённо махнул рукой и собрался выйти из кабинета, но я его остановил.
— Товарищ начальник, я хоть и числюсь у вас стажёром, но прежде работал в омском угро, — напомнил я страницы своей липовой биографии. — Опыт у меня есть.
— Говоришь, в омском угро работал… И опыт у тебя есть. Ладно, появился повод проверить тебя в деле. Порт найдёшь?
— Конечно, — улыбнулся я.
— Тогда отправляйся туда. У них там склад с мануфактурой подломили. Говорят, на пятнадцать тысяч червонцев товару.
— Ничего себе!
— Вот и я про то. Вечером… А нет, вечером мне в обком… Завтра с утра часиков в восемь доложишь о результатах. Понял?
— Конечно.
— Тогда давай, не рассиживайся! И да, Савиных пусть тоже подключается, как только освободится. Бывай!
Барышев вышел из кабинета.
Ну, вот и на моей улице праздник. Хорошо хоть без трупов.
Сколько за свою практику я повидал обнесённых складов — не счесть! Набитые товаром, они всегда были желанным кушем для воров и грабителем. Тем более, в данном случае, когда речь идёт о дефицитной мануфактуре. Сбыть её не составит особого труда.
Порт Одессы только начал оживать после перипетий гражданской войны и последовавшей за ней разрухи. Пока что это была бледная тень прошлого, но всё равно — жизнь там уже закипала и бурлила.