нашёлся и мы стрелять перестали.
На берегу ещё постреляли немного, а потом всё затихло.
Через пару часов наш пароходик двинулся дальше. Пассажиров с оружием на нём прибавилось. Кроме дружинников, революционных матросов и мобилизованных, ещё и солдаты из губернского центра сейчас на палубе появились.
У меня после боя, на удивление, работы было немного. Степановцы особого сопротивления не оказали. Разве, что пулемёт на колокольне.
- Всех семерых, что мы в плен взяли, прямо у церкви венгры и расстреляли…
На корме жгли табачок и беседовали два теребиловских дружинника.
- Собаки просто… Расстрелянные-то всё местные были. Одного я даже и видал. Он в нашем селе церкву расписывал…
Я не подслушивал их разговор, просто так получилось.
Не знал я сейчас и о том, что эти двое, в сей момент в дружине из Теребиловской волости за красных воюющие, через несколько лет будут рьяно биться с большевиками.
Гражданская война всё перемешает, взбаламутит, поставит с ног на голову.
Правда станет у всех своя, жизнь у многих такие финты выкинет…
Сабанцева я в душе уж только какими матьками не крыл. Леший принёс его в село Федора Терентьевича. Не он, так я тихо и спокойно бы жил.
- Доктор, там Мойше плохо стало!
Из погружения в мысли меня вывел прыщавый юноша со взором горящим.
Мойше? Я, что, по именам всех раненых знать должен?
- Пошли… Кому там плохо…
- Скорее, скорее, доктор!
Мля…
Да, иду я…
Глава 29 Нападение на лазарет
Утром Сормахом было объявлено, что мы идём на Уржум.
Через час руководством дружины были получены сведения о том, что степановский гарнизон Уржума покинул город и двинулся куда-то под Шурму. Нам было велено оставаться на месте ввиду неопределенности обстановки.
Ну, на месте, так на месте. Кому как, а мне есть чем заняться. Раненых у нас хоть и было не много, но я-то – один. Пока, кого требовалось, перевязал, время к вечеру и подошло. Почему долго возился? Одному-то перевязывать очень неудобно. Тут руки помощника очень требуются.
Уже в сумерки стало известно, что товарищ Бабкин взял Шурму после непродолжительного её обстрела из трёхдюймовок.
Мы ужинать уже, чем Бог послал и реквизировали, начали, а тут сверху очередное указание поступило – из-за того, что Уржум сейчас в оперативном отношении никакой роли не играет, туда нам двигаться не надо. Дружине Сормаха было предписано занять подступы от Аркуля до Турека, загородить степановцам отступление из-под Шурмы. Понятно, не одной нашей дружине, а в числе других красных частей.
Вот такая дребедень целый день…
Почти до самого утра, дружина то двигаться начинала, но своё движение прекращала. В бой мы так ни с кем и не вступили. Я, если честно, воевать и не рвался. У меня ещё золота не один пуд припрятан. Убьют – пропадет оно без пользы…
На рассвете, однако, чуть кровушку и не пролили. Со стороны Вятки подошел 1-й Полтавский кавалерийский полк под командованием товарища Зусмановича, а Сормах подумал, что это степановцы. Хорошо, вовремя успели разобраться.
Бывший с Полтавским полком товарищ Одинцов своей властью нам опять направление движения изменил и отправил дружину в Уржум. Наша задача – навести и поддерживать в городе порядок. Будем мы там опорой и железной рукой советской власти.
Я опять над своей жизнью стал не волен, а превратился в винтик военной машины. Ну, не в первый раз…
Начальник Уржумского гарнизона выделил под штаб дружины дом Кошкина на Тургеневской улице. Там же, на первом этаже, был развернут и мой лазарет.
Работы у меня прибавилось. Это, в Уржуме – советская власть, а в самом уезде и у соседей было весьма неспокойно. То тут, то там постреливали. Не всем власть рабочих и крестьян – матушка родная.
По этой причине мне пришлось в месте нашей дислокации даже небольшую операционную оборудовать. Пациенты-то не с геморроем или отитами ко мне поступали. Наиболее подходящей в доме Кошкина оказалась комнатка с окнами во двор. Это меня и спасло.
Раненых чаще всего в мой лазарет ночью или под утро привозили, вот, как и сегодня случилось.
- Иван Иванович, вставайте…
Василий Агафонович, возрастной санитар из бывшей уездной земской больницы сейчас у меня в помощниках. Он меня из объятий Гипноса и вырывает при поступлении очередного пациента. Он – тоже мобилизованный. Теперь тут много чего мобилизуют. Не только лошадей у кулацкого элемента. Нет, сознательное население красноармейцам и само много чем помогает, тем же продовольствием, фуражом и даже лаптями, но кое-чего советской власти приходится и мобилизовывать.
- Вставайте, Иван Иванович. Раненого привезли. – тормошит меня Василий Агафонович.
Мля… Хоть воззвание пиши и на каждом углу расклеивай! Побойтесь Бога, господа и товарищи, хоть ночами-то не воюйте, дайте доктору выспаться!
Инструментария у меня теперь достаточно. Мобилизовали его в моё пользование из уездной больницы. Нет, он там тоже нужен был, но помощь раненым – это сейчас первоочередное, советская власть, но на кончиках штыков красноармейцев держится.
Ранение было не тяжелым, и когда я уже пулю извлёк и рану зашивал, началась стрельба, а потом чьи-то злые руки ручную гранату с улицы в окно штаба дружины бросили. Ударной волной даже дверь в мою операционную распахнуло, хорошо ей мне по спине не попало, но вперёд меня всё же шатнуло. Еле и устоял.
- Стол хватай, в угол тащи! – скомандовал я своему санитару-помощнику.
Операционный стол у нас не настоящий, обыкновенный обеденный. Лучшего в доме Кошкина не нашлось. Его я и для своей работы приспособил. Застилали мы его простыночкой, а дальше вперёд и с песней…
Василий Агафонович с одной стороны, я – с другой, раненого на столе в угол и оттащили. Понятное дело, стерильность своих рук я нарушил, но сейчас не до стерильности.
Только от проема двери в углу комнаты мы спрятались, как нападавшие на штаб ещё одну ручную гранату с улицы забросили. Вовремя мы в угол переместились, а то бы осколками посекло.
Нападение дружинники отбили, я с раненым дела закончил. Однако, с товарищем Сормахом утром всё же переговорил. Попросил лазарет в больницу перевести. Ввиду ночных событий мне не отказали.
Глава 30 Реализация
