Его медлительность и сонное выражение лица, из-за которых он когда-то и получил прозвище Засоня, оказались весьма обманчивы, в чём Никита убедился в первый же день их знакомства. Проходя по торговой площади, Никита подскользнулся на валявшейся у лотка арбузной корке.
Он уже приготовился основательно приложиться башкой о каменную плиту, свалив по пути ещё и чей-то лоток, когда почувствовал, как сильная рука ухватила его за шиворот и, дёрнув вверх, поставила на землю. Когда же Никита, облегчённо вздохнув, повернулся, чтобы поблагодарить, его встретил привычно сонный взгляд товарища.
Компания каждый день отправлялась в один из концов города и неспешно обходила его, заглядывая в каждую дыру. Жители с любопытством, а некоторые не скрывая страха, разглядывали Ника, кивая ему или приветствуя взмахом руки, но лишь немногие решались с ним заговорить. Никита вежливо отвечал каждому, при этом честно стараясь запоминать их имена.
Город имел форму почти правильного квадрата, обнесённого высокой бревенчатой стеной. От центральной площади к угловым башням вели мощёные улицы, делившие город на четыре конца. Северный, выходивший на глухую стену, обращённую к лесу, почти сплошь состоял из лавок торговцев привозными товарами – вином и фруктами из Гахара, тонкими тканями и кружевами из Митракии, украшениями из самоцветов, добытых в шахтах Сентории и Триании и разными диковинами, купленными у пиратов, приплывающих в столицу Солонии.
На главной улице Северного конца – Торговой – имелись две лавки ювелиров, готовых немедленно исполнить любой заказ – от простых серёжек в виде колец до изящных и замысловатых украшений со множеством драгоценных камней.
Восточный конец населяли мастеровые люди, производившие своими руками необходимые всем и каждый день вещи, которые продавались тут же, у входа в мастерскую. Гончары, плотники, столяры, мебельщики с нескрываемым презрением провожали взглядами повозки, провозившие заморские товары по главной Гончарной улице, ведущей от Восточных ворот к главной торговой площади.
Этот же конец облюбовали и каменотесы, в чьих услугах в последнее время нуждалось всё больше жителей Гудвуда. Дорога, выходившая из Восточных ворот, прямиком шла к сенторийским каменоломням, снабжавшим всю Нумерию великолепным розовым, красным и белым мрамором и чудесным серым и чёрным гранитом.
В Западном конце поселились люди, одевающие и обувающие жителей городка, да, пожалуй, и всего Прилесья. Ткачи и сукновалы, кожевенники и скорняки, прядильщики и вязальщицы, швеи и сапожники день и ночь что-то валяли, мяли, кроили, красили, пряли и шили, чтобы горожане и лантаки могли щегольнуть друг перед другом затейливой вышивкой по тонкому льну, новенькими сапогами с ремешками и клёпками или красиво подобранным рисунком на меховом жилете.
От Западных ворот из города вела наезженная дорога, проходившая по первому их двух мостов через речку Урушу, огибавшую Гудвуд с запада и юга. Дорога вела мимо пастбищ и сенокосов, то проходя вдоль реки, то ныряя в лесную чащу, в далекий Цингурин – столицу соседнего лана Болотные Пустоши.
Этой дорогой мало кто пользовался, учитывая напряжённые отношения местного населения с шаванами. Жители предпочитали более длинный, но менее опасный путь через Ланджланию – землю ста озер.
Южный конец, ближе всех подходивший к берегу реки, облюбовали люди, работающие с железом – кузнецы и оружейники, а также бочкари, колёсники и тележники. Целый день здесь стучало и гремело, сверкало и шипело нагреваемое, скручиваемое, выгибаемое и расплющиваемое железо, которое сильные и умелые руки превращали в подковы и мечи, гвозди и цепи, ножи и молотки. Да мало ли в чём могла ещё возникнуть нужда у честного жителя Гудвуда.
Ворота на Южном конце были самыми большими в городе. Через них шли пешком и ехали верхом стремившиеся попасть в Гудвуд или же покинуть гостеприимный город люди. Весь день по каменным плитам Оружейной улицы гремели телеги с продуктами, которые трудолюбивые лантаки везли на рынок, тащились бочки с водой, скрипели повозки с глиной. И только изредка здесь проезжали нарядные открытые возки торговцев, отправляющихся по своим делам в далекую столицу.
Город охранялся отрядом стражников под командованием Сигана Трока, неулыбчивого крепыша средних лет с седой прядкой в густой чёрной шевелюре, за которую острые на язык горожане прозвали его Помазком. Восемь стражников, состоявших у вейстора на службе, отвечали за несение караула в каждой из четырёх сторожевых и трёх надвратных башен города.
Каждую неделю под их начало старшины всех четырёх концов отправляли по несколько человек для охраны стен и ворот. Заступившая смена должна была постоянно упражняться в стрельбе из лука и владении мечом, поэтому все взрослые мужчины Гудвуда в случае опасности могли защитить своё жилище.
Жизнь в городе кипела. С восходом солнца на центральной площади начиналась бойкая торговля. На лотках можно было купить недорогую, но сытную и вкусную еду, за качеством которой неустанно следил приставленный к площади стражник.
Он же отвечал и за чистоту площади, аккуратно делая запись о нарушителе в толстой книге. Стражники на площади менялись часто, причём исключительно в целях заботы о их здоровье – попробуй-ка сохранить стройность, пробуя каждый день всю принесённую на продажу еду!
А поесть жители Гудвуда и приезжие очень даже любили. В каждом конце имелся большой приезжий двор и несколько харчевен, которые никогда не пустовали. В них с самого раннего утра и до поздней ночи что-то жарилось, запекалось, варилось и тушилось на любой вкус и кошелёк. Сытная еда запивалась изрядными порциями пива и бражки, иногда, правда, совершенно сносившей довольно крепкие головы постояльцев.
Слово за слово – и крепкие кулаки уже молотят по ненавистным мордам соседей, в них же летят пустые кувшины и полные тарелки, а друзья уже хватают и гнут за спины руки, так и тянущиеся к тяжёлым длинным ножам, висящим на поясах.
Редкая неделя обходилась в Гудвуде без свёрнутых носов, выбитых зубов и заплывших глаз, но всё это считалось вполне нормальным способом общения. И пустив друг дружке кровь, бывшие враги уже через пять минут, обнявшись, заказывали новый кувшин бражки и, потирая ушибленные места, горланили развесёлые песни.
Однажды Никиту с друзьями угостили обедом в харчевне, которую её новоявленная хозяйка Феона, не мудрствуя лукаво, назвала «Одноухий Дрон». Увидев проходившего по улице Ника, она послала к нему Буста с приглашением зайти.
В просторной, только что отремонтированной комнате, за деревянными столами сидели с десяток мужчин и женщин, хлебавших из мисок по случаю довольно раннего часа жидкую пшённую кашу, приправленную льняным маслом.
Феона, уже забывшая, что совсем недавно требовала лютой смерти этому мальчишке, радостно заулыбалась при виде дорогого гостя, благодаря которому она из простой лоточницы, торговавшей пирогами с капустой и требухой, вдруг стала уважаемой дамой – хозяйкой харчевни.
Никита с друзьями были немедленно усажены на самые почётные места у огромного очага, и на столе тут же появились румяные пироги, тушёное с овощами мясо и кувшин сладкого яблочного напитка.
Феона лично потчевала гостей, при этом без умолку треща о своей нынешней жизни. Никита кивал головой и даже попытался что-то ответить, но его участия в монологе вовсе не требовалось, и он с чистой совестью принялся уписывать за обе щёки пышные пироги с мясом и творогом. Кстати, ничуть не хуже, чем у Сузы.
На второй неделе их гуляний по Гудвуду и произошла та странная встреча, которую Никита давно ждал, но в душе очень боялся. В тот день они бродили по улочкам Западного конца, от любопытства заглядывая подряд во все лавочки.
Изделия ткачей и вышивальщиц сменяли лавки с кожаными поясами и рукавицами. Сапожник предлагал сшить новые сапоги, вязальщица обещала сделать ему пояс с самым красивым в городе орнаментом. Никита улыбался, горячо благодарил, и друзья продолжали свой путь.
На пороге мастерской скорняка стоял сам хозяин, уважаемый Крутор Миган. Улыбаясь в пышную бороду, он приветливо пригласил Ника осмотреть его изделия из кожи и меха. В небольшом помещении, густо завешанном куртками и меховыми жилетками, было душно, но хозяин был настойчив и принялся демонстрировать Никите свой товар.
Мерку с Дартом это быстро надоело, и они решили подождать снаружи. Рула вертелась в дальнем углу у полки с шапками и потому не заметила, как вешалка с шубками бесшумно отъехала в сторону, и хозяин ловко втолкнул Никиту куда-то в темноту.
В первое мгновение он сильно испугался, набрал в грудь побольше воздуха, чтобы заорать, но из окружившего его мрака вдруг раздался знакомый негромкий голос:
– Проходи, Ник, не бойся. Здесь никто не причинит тебе зла.
