Оружия у нас не было, его забрали напавшие на нас крестьяне. Поэтому будем импровизировать. К счастью, несмотря на приближающуюся зиму, погода стоит довольно тёплая и голова моя соображает, как надо.
Но, несмотря на бурную мыслительную деятельность, придумать мне ничего так и не удалось. Когда нас посадили в тюрьму, удобного момента, чтобы сбежать, тоже не случилось.
Но, к моему превеликому удовольствию, нас посадили в камеру, в которой было сразу два десятка заключённых. Они оказались вполне подходящим источником информации.
Судебная система в Тарлии немного отличается от таковых в других государствах. Здесь по мелким вопросам тебя просто изобьют на месте. По вопросам более серьёзным собираются городские советы из уважаемых граждан и выносят приговор. Это, как правило, либо смертная казнь, либо исправительные работы на рудниках или подобных им местах, где требуется грубая сила. В тюрьмы сажают лишь в очень редких случаях и чаще всего ненадолго — до суда или казни. Но вот вопросы максимально серьёзные, будь то вопрос о серийных убийцах, о продолжительном разбое и все подобные рассматривает единственный суд в стране, что находится в столице. А ожидают суда заключённые в одной из немногих в стране тюрьм. Ожидают, как правило, не слишком долго. Обычно все дела уже расследованы в какой-то мере до того, как разумный попадает в тюрьму.
Ежедневно рассматриваются дела заключённых одной из камер, коих здесь десять, причём неважно, по одному преступлению вас обвиняют или по совершенно разным. Так что ждать своей участи преступникам нужно не более недели. Нам повезло, если так можно выразиться, судить нас будут уже завтра.
На ужин принесли жидкую баланду, которая была такой же мерзкой на вкус, как и выглядела. Но мы не ели несколько дней, поэтому были рады даже ей. После ужина мы легли спать. Завтра предстоит тяжёлый день, и перед ним нужно как следует набраться сил.
Осеннее светило не собиралось подниматься высоко в небо. Оно шествовало плавно, не слишком высоко поднявшись над горизонтом, и к полудню едва набирало достаточную высоту, чтобы согреть нас вопреки плотной городской застройке из двухэтажных каменных зданий.
Суд проходил прямо на площади, рядом с виселицей, на специальном деревянном помосте. Весьма символично, на мой взгляд. Всех гостей тюремной камеры вывели на площадь и запихнули в отдельные клетки. Напротив, в десятке ростов от нас, за трибуной, стояли трое лохматых судей-тимурлинов в тёмных одеяниях. Слева от них сидел секретарь с кипой бумаг на столе. Справа стояло несколько свидетелей и обвинителей. По периметру, за пределами помоста, процессию охраняли многочисленные стражники, за стройными рядами которых собралась толпа городских зевак, желающих посмотреть на то, как повесят очередных татей.
Судья сделал кивок секретарю, после чего тот затараторил:
— Блум Крумли! Тимурлин. Обвиняется в лишении чести дочери главы городской гильдии торговцев Авлии Бумбы! Свидетели, выйти вперёд!
Вперёд вышел полный, пожилой лохматый тимурлин, с мерзкими складками кожи на лице, в дорогом халате с золотым узором. С собой он силой тянул зарёванную молодую тимурлинку с блестящей лоснящейся шерстью, в столь же пышном и солидном одеянии, как у отца.
— Ваше слово!
— Уважаемые, достопочтенные, великолепные судьи! Я уважаемый гражданин не только города Тарли, но и всей Тарлии! Меня знают тимурлины от мала до велика! Плём Бумба — это имя у всех на слуху! И вот! Неделю назад моя непорочная дочь, прогуливавшаяся по нашему замечательному городу вечером, была застигнута врасплох этим мерзким, отвратительным, ужасным пройдохой Крумли! И нашу семью постигло страшное горе! Теперь моя дочура не сможет найти себе достойного жениха! Это позор на весь наш род! Смыть его сможет лишь кровь! Кровь этого насильника! Я верю, что многоуважаемые, почтеннейшие и отменные судьи вынесут верный приговор этому мерзавцу!
От его пафосной и лестной речи меня затошнило. А его зарёванная дочь всхлипывала и пыталась что-то ему сказать, но из-за расстояния, разделявшего нас, я не слышал, что именно. Затем купец грубо подтолкнул дочь вперёд и что-то требовательно ей сказал. Хныкая и обливаясь слезами, она произнесла, запинаясь на каждом слове:
— Пожа… Пожалуйста… Вы… Вынесите… Справедливый. Приговор.
После этих слов она окончательно разревелась. Судьи шептались друг с другом какое-то время, после чего судья, что стоял в центре сказал:
— Обвиняемый! Твоё слово!
Сидящий в клетке тощий тимурлин, который вчера и стал главным нашим источником информации, после этих слов прочистил горло и сказал:
— Это всё ложь! Я не сделал ничего плохого этой барышне! Всё было по обоюдному желанию! Это всё её отец! Просто я обычный бондарь, а он хочет выдать её за знатного вельможу или купца!
— А ну закрой свой грязный рот, свинья! — прокричал купец.
— Тишина! — заревел судья. — Плём Бумба, сейчас не ваша очередь говорить. Так что помолчите или будете наказаны! Блум Крумли, продолжайте!
— Я, как и сказал, не виноват. Я не насильник. Я люблю Авлию и хочу, чтобы она стала моей женой. Я закончил.
Судьи вновь стали шептаться друг с другом, на этот раз их совещание продлилось значительно дольше, чем в прошлый. Наконец они вновь встали к трибунам, после чего судья в центре произнёс:
— Суд готов вынести свой приговор!
После этой фразы, прежде чем продолжить, судья выдержал театральную паузу. Ну, цирк ведь, чистой воды! На публику работает. Судить должно быстро и прямолинейно – так велит Кодекс. Ох и любят развлечения эти разумные обезьяны. Наконец судья продолжил:
— Блум Крумли – оправдан! Но с одним условием! Ты женишься на Авлии до конца этой недели! Ты согласен с этими условиями?
Тимурлин в клетке заметно повеселел и сказал:
— Конечно, я согласен, если согласна Авлия! Авлия, ты выйдешь за меня?
— Конечно! Конечно! Я согласна! – кричала зарёванная тимурлинка, шерсть которой на шее даже побелела от высохших слёз.
— Стража, отпустите его сейчас же! А вот господин Плём Бумба обвиняется в клевете! Взять его под стражу сейчас же! Господин Плём, вы будете ожидать решения суда в тюрьме.
После этих слов Авлия заметно расстроилась. Похоже, отца она любит не меньше, чем Блума. А вот толпа ликовала. Судилище им было явно по нраву.
А вообще, похоже, что судьи разыгрывают настоящий спектакль для публики. Не зря ведь вокруг собралась такая толпа, а суд проходит на специальном помосте, чтобы всем было хорошо видно и слышно происходящее. Что ж. Обладая данным знанием, будет проще добиться желаемого, то есть освобождения меня и моих друзей.
Но рассмотрения нашего дела пришлось дожидаться ещё целую десятину. Нас судили последними. До нас ещё троих подсудимых помиловали, а вот двоих повесили, обвинив в воровстве государственных средств. Наконец, настал наш черёд.
— Обвиняются Каварл, Джанг, Морт, Пад — фамилии называть отказались, Мэнди Ванди Мо. Обвинители, выйдете вперёд! Ваше слово! — прокричал секретарь, уставившись в документ на столе.
Вперёд вышел крестьянин, что привёз нас в столицу, и городской стражник. Начал крестьянин:
— Ваша честь! Мы всей деревней ловили этих разбойников! Вот уже много лет они грабят деревни, в том числе нашу! Они нападают на путников на дороге, убивают невинных, крадут наши припасы! Вот они, перед вами! Вздёрните их, ваша честь!
Толпа зашумела. Многие слышали про банду разбойников, промышляющих в лесах Тарлии, и желали им всего плохого.
— Слово предоставляется обвиняемым. Кто из вас будет говорить?
— Я буду.
— Мы вас слушаем.
Я решил использовать своё ораторское мастерство, ибо по таковому искусству у меня были учителя, чтобы склонить толпу на свою сторону. Тогда судьи, которые по сути являются в то же время своего рода шутами, не посмеют вынести нам обвинительный приговор. Я поклонился настолько низко, насколько позволяла тесная клетка и начал свою речь:
— Уважаемый суд, достопочтенные граждане Тарлии, выслушайте меня, прежде чем вынести свой вердикт! Это ужасно, когда в стране творится беззаконие, когда правительство неспособно защитить своих граждан от преступников! А одним из самых подлых преступлений является грабёж! Я считаю, что наказание за такое может быть лишь одно: смерть!
