по помещению любопытными взглядами, поглядывали на меня с еще большим, нежели обычно, интересом. И не скромничали с заказами. Работы мне и остальным официанткам привалило сразу много.
Днем заглянула Елка, уже переодетая в чистую одежду, розовощекая, веселая. Крепко стиснула меня в объятиях и на глазах у всего зала поцеловала в губы. От нее пахло спиртным.
— Спасибо, Пупсик! — сказала она.
«Когда я целовался в прошлый раз, мне едва исполнилось шестнадцать», — сказал Ордош.
«Да разве это поцелуй? — сказал я. — Так, обычная женская добавка к слову „спасибо“. Завтра вечером уговорим Липу остаться у нас на ночь, и я покажу тебе, что такое настоящий поцелуй».
Елка в кафе надолго не задержалась: вместо нее нас охраняла сегодня хмурая черноволосая женщина. Тоже из банды гадюк. Новый… новая охранница развлекала себя тем, что с интересом и нескрываемым удивлением наблюдала за мной. Но заговорить со мной не пыталась.
Днем я не бездельничал, но посвятил его рутине: кофе, кофе. Всю остальную работу я переложил на трех других официанток, которых приучил исполнять мои указания без пререканий и споров. Пожалуй, кафе «У Рябины» стало тем единственным местом в герцогстве, где к мнению мужчины начинали прислушиваться.
Вечером я все же поинтересовался у Рябы, почему вчерашнее происшествие обошлось без последствий.
Мне показалось, что хозяйка кафе сторонится меня, старается лишний раз не находиться со мной рядом. Потому, вечером, когда она явилась за выручкой, я подошел к ней сам.
— А что вчера произошло, Пупсик? — сказала Рябина. — Поссорились две банды? Так такое часто происходит. Ранили Елку? Сегодня она уже веселая и здоровая. Кого-то убили? Кого? Ни трупов, ни свидетелей. Или ты думаешь, что кто-то из вчерашних гостей написал заявление в полицию?
— Считаете, никто не сообщил?
— А если и настучал? — сказала Ряба. — О чем? Две женщины превратились в песок? После такого сообщения полицейские посоветуют меньше пить. Я и сама толком не понимаю, что вчера у нас здесь творилось. Вот ты можешь объяснить?
— Могу только рассказать, что видел.
— Это я уже слышала. А куда исчезли два бойца из банды кошек? Их убила богиня любви? Ты так вчера говорил?
— Я вчера очень испугался, — сказал я. — И у меня случилась истерика. Кричал всякую ерунду.
— А куда же они делись? Оставили у нас одежду и отправились купаться в фонтане?
— Не знаю.
— Вот и никто не знает, — сказала Ряба. — Можно, конечно, представить, что это имперцы распылили вчера в нашем кафе какой-нибудь свой газ, вызвавший у многих видения. Но предполагать такое никто не хочет: это уже политика. А вляпаться в политические интриги — врагу не пожелаешь.
— И что теперь? — спросил я.
— А ничего, — сказала Ряба. — Работаем, как работали. Представь, что ничего вчера не было: тебе привиделось от усталости. А банды между собой разберутся сами. Обойдутся без нашего участия.
«Умное поведение, — сказал Ордош. — Зачем ей все эти богини и бандитские разборки? Ей выручку считать нужно».
«Странно, что она меня ни о чем не расспрашивает».
«О чем? Рану Елки она не видела. Докажи ей теперь, что там не крохотная царапина была. А кровь… так может она из разбитого носа натекла. И кучки праха смели с пола без участия нашей хозяйки. Да и вообще, если человек не может чего-либо объяснить, то он старается убедить себя в том, что этого и не было».
«Возможно, ты и прав, — сказал я. — Я прожил прошлую жизнь, общаясь с одним лишь человеком, которого не назовешь обычным и нормальным, и в психологии людей разбираться не научился. Потому, наверное, людские поступки и кажутся мне странными».
«Не напрягайся, Сигей. Вари спокойно свой кофе».
День завершился привычным пересчетом выручки и дележкой чаевых.
Ночевал я в своей комнате.
* * *
А на следующий день начались странности. С самого утра.
Нет, термос квартальной я наполнил.
Но на работу не явились официантки. Ни Липа, ни две другие девчонки. И никто из них не предупредил Рябу о том, что не сможет выйти на смену.
День пролетел быстро. Потому что у меня не было ни минуты на скуку. Он напомнил мне тот вечер, когда я только пытался устроиться на работу в это кафе. Снова Ряба принимала заказы и рассчитывала гостей. Я же занимался всем остальным. А теперь еще и варил «фирменный» кофе, проклиная себя за то, что «засветил» его в этом мире.
Самые напряженные минуты выдались, когда под вечер явилась квартальная. Она вызвала Рябу «на разговор», оставив меня в зале одного, если не считать позевывавшую у стойки женщину из банды гадюк.
Я передвигался по залу с такой скоростью, что, вполне вероятно, мои ноги касались пола не при каждом шаге. Но не сбил никого и не перевернул столик.
Даже Ордош посочувствовал мне и перестал надо мной подшучивать. К полуночи он извел четырех крыс, не позволив мне свалиться на пол кафе без сил.
Ряба вернулась после разговора с квартальной с покрасневшими глазами и припухшими от слез веками.
— Что случилось? — спросил я.
— Не отвлекайся, Пупсик, — сказала Рябина. — Сейчас я умою лицо и буду помогать тебе.
Ночью, позабыв даже снять фартук, я поднялся к себе и со стоном опустился в кресло, которое по-прежнему стояло у кровати. Я понимал, что нужно сразу идти мыться, чтобы поскорее лечь спать. Но проявил слабость, позволив себе присесть.
И теперь не мог заставить себя подняться на ноги.
Раздался стук.
Я не успел раскрыть рот, чтобы узнать, кто явился ко мне в столь поздний час, как в комнату вошла Елка. В руках она держала свернутый матрас.
— Привет, малыш, — сказала она.
Положила матрас около стены, сбросила с плеча лямку сумки. Уперла кулаки в бока. Замерла напротив меня.
«Что это за незаконное подселение?» — напомнил о себе Ордош.
— Ты зачем пришла? — спросил я.
— Ха! Ты мне не рад? Буду у тебя ночевать.
Даже усталость не помешала мне удивиться.
— С какой стати? — сказал я.
— Охранять тебя буду, дурачок. Чо, не ясно?
— Зачем? От чего?
— Ты работаешь в нашем кафе, малыш, — сказала Елка. — Значит, мы за тебя отвечаем. Побуду здесь ночью, чтобы эти драные кошаки с тобой ничо не сотворили.
— А что они могут сделать? — спросил я. — И почему?
— Гадины они, потому что! — сказала Елка.
Ногами расстелила матрас. Из одежды на ней была лишь майка, одетая на голое тело, да короткие шорты. При каждом движении ног на бедрах и голенях девушки вырисовывались внушительные бугорки мышц.
— Официанток ваших, вон, уже обработали.
— О чем ты говоришь? —
