– Я у тебя серьезно спрашиваю….
– Дим, тебе на сборах рассказывали, ты должен помнить. У нас если ты осужден на срок свыше шести месяцев, то тебя из квартиры выписывают. И если ты видишь, что человек был прописан в любом районе, а выписали его в паспортном столе района имени Первого чекиста, то значит, что его выписывала паспортистка из СИЗО номер один.
– Я такого не помню, наверное, в наряде был.
– И второе, важное, что я прочитал, – надо фотографию на просвет смотреть. На обороте фотографии в паспортном столе твою фамилию пишут. Если фамилии на обороте фотографии и в паспорте не совпадают, то что-то не в порядке. Может, человек свою фотографию в чужой паспорт вклеил.
– О как! – Дима впечатлился и дуться на меня перестал.
– Дима, блин, давай решать, что с маньяком делать будем?
– Каким маньяком?
– Дима, не тупи. Маньяк, который под окнами аудитории затвор передергивает. Через две недели все студентки на каникулы разъедутся, и как мы его ловить будем? Даже если ты в аудитории заголишься, боюсь, маньяк на тебя не клюнет, ему студентки молоденькие нужны. Ты пока сегодня Лену «ужинал», командир приезжал, и уже не намекал, а прямо сказал, что если выполнение его поручения мы на осень отложим, он нам «бубенчики» оторвет.
– Паш, вот умеешь ты настроение испортить, нет в тебе присущей мне деликатности.
– Ладно, не бубни, пошли в кусты.
Инженерная разведка местности показала, что если в зарослях кустарника у учебного корпуса техникума кооперативной торговли одна тушка маньяка способна схорониться, то разместиться там силам правопорядка не удастся, нас было видно.
– Что будем делать? – Мой напарник, морщась, оглядывал окрестности, тщетно присматривая место для засады. – За углом спрячемся?
Я представил долговязого Диму, на протяжении пары часов в полусогнутой позе осторожно выглядывающего из-за угла на глазах у двух общежитий и одной жилой девятиэтажки… Даже не смешно. Если мы там «спрячемся», об этом будут знать даже в соседнем районе. Я оглядел ареал охоты на маньяка.
– Дима, у тебя кусок брезента есть?
– Нет.
– И у меня нет, но надо найти какую-нибудь тряпку.
Девять вечера, солнце скрылось за подступившими с запада низкими тучами. Вечерние сумерки опустились на город, время самое маньяковое. Я сижу на лавочке в соседнем дворе, внимательно вслушиваюсь в периодические щелчки в микрофоне рации. Вчера мы нашли хозяина белого «Москвича-408», припаркованного на обочине, в двадцати метрах от окон лекционного зала техникума, где как раз шла вечерняя консультация перед экзаменом. Сквозь заросли молодых кленов, уже покрытых нежными листочками, были видны освещенные теплым электрическим светом «французские», от пола до потолка, окна, ряды парт атриума, заполненные почти сотней девчонок, чьи стройные ноги притягивали взгляды. К счастью, я эту картину сейчас не вижу. Ее наблюдает другой счастливчик – мой напарник, в настоящее время скорчившийся на заднем сиденье белого «москвича», скромно стоящего напротив места грядущих событий. Владельцу автомобиля мы наплели леденящую душу историю о злодеях, которые сегодня вечером планируют лишить его железного скакуна дефицитных покрышек и зеркал. Поэтому Дима лежит, заботливо прикрытый сверху спущенным надувным матрасом (другой, подходящей по размеру тряпки у него дома не нашлось), и в небольшую щель приоткрытой задней двери наблюдает за кустами, периодически матеря меня, хитрожопого, так как за последние полчаса у молодого милиционера затекло все, начиная со скрюченных ног и заканчивая выгнутой шеей.
Через час ожидания в эфире раздались четыре щелчка тангентой, и я немедля выдвинулся на позицию. Когда я осторожно выглянул из-за угла учебного корпуса, то услышал, как негромко скрипнули петли дверцы белого автомобиля, и оттуда на четвереньках, как краб, стала выбираться темная фигура Димы Ломова. Дождавшись, когда Дима приблизится к кустам, я вдоль стены корпуса тоже двинулся вперед. Через несколько шагов стала видна затемненная сутулая фигура, копошащаяся впереди, среди упругих веток клена.
– Что тут у нас происходит? – громко задал я вполне уместный вопрос.
Мужской голос растерянно ойкнул, и фигура неизвестного стала шумно продираться через кусты, уподобляясь бешеному кабану, сметающему все на своем пути. Я сделал еще пару шагов и заглянул в окно. Добрая девушка, на которую «передергивал» маньяк, еще не поняла, что сеанс секс-терапии для полового страдальца был досрочно закончен. Моему нескромному взгляду открылись юные половые губы, выглядывающие сквозь тонкую ткань узких трусиков. Все это обрамлялось шикарной оправой их двух стройных ножек, обутых в синие босоножки на каблучке. Я легонько постучал пальцем по стеклу, и когда два распахнутых в изумлении огромных глаза добровольной секс-модели уставились на меня, сделал несколько восторженных хлопков ладонями. Тут стриптиз и закончился, ножки исчезли за партой, рыжеволосая девица с хвостиком, извернувшись стройным станом, уставилась на преподавателя, полностью игнорируя меня. Пришлось возвращаться к суровым будням. Дима стоял на дороге, вызывая автопатруль и придерживая за плечо понурого мужика в коричневом плаще. Я хотел взять познавательное интервью у эксгибициониста, когда какая-то неправильность, замеченная боковым зрением, заставила меня резко обернуться. С переходного моста, идущего над рельсовым хозяйством железной дороги в сторону улицы Заводской, вниз полетел какой-то куль, а на переходе, еле заметное в густой тени от решетки ограждения, стало перемещаться какое-то темное пятно, как будто там, вдалеке, двигался человек.
– Дима, «скорую» вызывай под переходной! – заорал я уже на бегу: – На рельсы человека сбросили.
К месту падения тела мы прибыли одновременно: я, с хрипом хватающий воздух и держащий в одной руке рацию, а в другой – спадающую на бегу фуражку и, бессильно визжащая пневматикой тормозов электричка. Увидев дорожку темных пятен, уходящую вслед за все еще двигающимся по инерции головным вагоном состава, и маленькую коричневую женскую туфельку, валяющуюся среди щебня насыпи, я остановился, а потом побежал на переходной мост. На последнем издыхании я перебежал на пустынную в это время улицу Заводскую, но никого и ничего не увидел. Когда я вернулся, среди железнодорожных путей уже стояли машины «скорой» и линейного отдела. Подойдя к капитану в форме, пишущему протокол осмотра, я доложил, что когда тело падало на пути, на мосту еще кто-то находился. Дознаватель внимательно посмотрел на меня, затем сказал, что укажет это в рапорте. По его глазам я понял, что никто ничего указывать не будет, что информация о неизвестном на мосту не нужна никому, когда есть типичная картина самоубийства на фоне расстроенных чувств или неразделенной любви. Димы на месте, естественно, уже не было. Наверное, уже прибыл автопатруль, и мой напарник поехал в отдел, оформлять задержанного маньяка. Мне оставалось нести службу еще больше часа. Тучи с запада заполонили все небо, деревья скрипели под порывами усилившегося ветра, электрические провода раскачивались, бросая на землю зловещие тени. Мне отчего-то стало очень неуютно на улице в одиночку. Казалось, что бесплотное черное пятно, замеченное мной на мосту, сейчас затаилось где-то в темноте, наблюдая за мной холодными, рыбьими глазами, решая, не рациональней ли отправить меня куда-нибудь, откуда нет возврата. Погруженный в мрачные мысли я шагнул за угол…
– Слушай, пожалуйста, никому обо мне не рассказывай, – отчаянный шепот в темноте заставил меня с матом отпрыгнуть в сторону.
Прижавшись к двери подвала, стояла высокая стройная девушка, кутающаяся в какой-то пиджак или как у женщин это называется, жакет, наверное. Из-под подола широкой длинной юбки выглядывали аккуратные ступни, обутые в синие босоножки.
– Что?
– Не говори никому обо мне, я в первый раз так сделала, я не такая, – рыжеволосая девушка стала всхлипывать. – Я с девчонками поспорила, сдуру…
