Я процедил сквозь зубы:
– Почему нет? Багровая Звезда… Это случилось в предыдущий раз.
Он повел пальцем по карте.
– Если подняться вот здесь, дальше по верхогорью сотни миль каменистой дороги в сторону юга. Вполне утоптанной, там никогда не бывает половодий.
Я поморщился.
– Снова Аскланделла… Сведения надежные?
– Да, – ответил он. – По крайней мере, она пока что все говорила точно. Дорога не такая уж и высокая, но там в самом деле снег даже в самые снежные зимы не задерживается, сдувается вниз в долину. Если туда подняться, то по сравнительно сухой дороге, главное – твердой, можно двигаться почти месяц, а за это время и внизу в долинах все подсохнет.
Я сказал с надеждой:
– Если все так, часть армий можно сразу отправить на юг.
– По прямой?
– Часть прямо, – ответил я, – часть на юго-восток. На меня не смотрите, я снова помчусь вперед и буду вилюжить, я же такой, непредсказуемый, что так пагубно и потому так важно для политика. Нужно заскочить по дороге в Бриттию. А там и в Гиксию. Все-таки принц-регент…
Он посмотрел настороженно.
– Сэр Ричард?
– Ах да, – сказал я, – дорогой Альбрехт, вы будете смеяться, но третья ваша дочь… тьфу, что это я, будете смеяться, но я еще и принц-регент!
Он заулыбался, потер ладони.
– Это уже что-то! То просто принцы, хотя один другого выше по титулам, а принц-регент… это уже власть! Хотя… Гиксия?.. Разве там на троне не лорд Теоденль?
Я поморщился.
– У вас из-за удаленности Сакранта весьма устаревшие сведения. После того как король Фреадор, чересчур обожавший охоту, погиб, власть захватил и объявил себя королем некий северный землевладелец, как говорят – не самый крупный, этот самый лорд Теоденль. Уцелевшие два принца, Дрогон и Винхельм, прибегали ко мне и просили помощи, но я, как вы знаете, отказал. Может быть, даже по вашему совету? Ладно, не опускайте глазки. В Гиксии тут же вспыхнула война между теми, кто поддерживал Теоденля, и теми, кто против. Оба принца погибли, как и Теоденль, а власть захватил лорд Стокбридж, объявил себя королем, но и он процарствовал недолго… В общем, гражданская война разгоралась все жарче, и тогда лорды, которым никак не удавалось сговориться, кого же на трон, решили, как часто делается, пойти на компромиссный вариант…
Он сказал живо:
– Понятно. А саму корону не предложили?
Я усмехнулся.
– Нет, всего лишь должность принца-регента. А королем будет малолетний сын Стокбриджа Теодорих, сейчас ему семь или восемь лет.
– Все равно это власть, – сказал он авторитетно. – Как воспользуетесь? Ухватите загребущими корону?
– Не знаю, – признался я. – Но корону у них хватать не буду точно. Это получается, что воспользуюсь их доверием. Я хоть и политик, но не настолько же демократ?
– А как тогда?
– Корону ухвачу этой же весной, – сказал я твердо. – Другую.
– Ваше высочество?
– У других, – пояснил я.
Он все еще смотрел непонимающе, но на лице проступала дикая радость, чистая и ничем не замутненная.
– Ричард, – выдохнул он, едва ли не впервые пользуясь правом называть меня по имени, – наконец-то… Сколько я ждал… Сколько все мы ждали!
– Надо, Альбрехт, – ответил я со вздохом, – надо. Ухвачу, надену на голову и топну. Ногой. А потом велю. У меня столько накопилось для повелевания!
– Боюсь и представить.
– То-то, – сказал я. – Ладно, идите, граф, вицеканцлерствуйте, а я пока проложу остальные маршруты. Войск у нас многовато для одного Сакранта…
Он поднялся.
– Я тоже так думаю, ваше высочество. Пора думать, как стать властелином мира.
– Идите вы туда, – вырвалось у меня, – со своими шуточками, куда я послал принцессу!
Он радостно охнул.
– Правда? Поздравляю, ваше высочество! Совет да любовь…
– Идите, – сказал я, – пока я вас не убил.
Он сказал от двери:
– Не засиживайтесь, ваше высочество.
– Как получится, – буркнул я.
Выпроводив вице-канцлера, хотя какой он вице-канцлер, когда король Леопольд вернулся и сел на трон, я обошел стол, на стене над ним зажег еще пару свечей. Люблю, когда горят все свечи. На меня интимный полусвет, когда на столе жалко тлеет одна дохлая свечечка, навевает только сон, а когда свет яркий, кровь бежит быстрее по всему телу, иногда попадает даже в голову, и в этих случаях я мыслю весьма интенсивно и борзо.
В дверь легонько стукнули, я рыкнул, не поднимая головы, уверенный, что снова Альбрехт с каким-то вопросом, однако в комнате прошелестели легкие шаги.
Я торопливо вскинул голову. Джоанна, поглядывая смущенно и вместе с тем хитренько, уже идет к столу, а рядом шагает Бобик, настойчиво подставляя под ее пальцы голову.
– Ваше высочество, – проговорила она сладеньким голоском, – вы что же, собираетесь работать всю ночь?
Я пробормотал ошалело:
– Ну… как бы…
– Вы должны, – сказала она уже тверже, но все еще щебечуще, – заботиться не только о своих людях, но и о себе! Или дайте позаботиться о вас другим…
Бобик тоже посмотрел на меня требовательно, мол, да, пусть она о нас позаботится, она такая старательная и чуткая, сразу понимает, где чесать и с каким нажимом.
Я поспешно встал, мы принц и принцесса, но я доминант, а она женщина, это накладает, сказал торопливо:
– Джоанна, вас отец не отшлепает… за такие… ну?
Она улыбнулась еще хитрее:
– Что чешу собачку?
– Да, – подтвердил я, – мы еще те собачки. Родители обычно запрещают общаться с такими собачками.
Она прощебетала счастливым голоском:
– А мы все трое спим в отдельной комнате в покоях принцессы Аскланделлы!.. Чтобы всегда быть готовыми к ее услугам.
– А-а-а, – сказал я, – так мы почти соседи?
Она сказала зовущим голоском:
– Вот именно. Вы могли бы вспомнить еще в прошлую ночь.
– Ну, – возразил я резонно, – узнал о таком милом соседстве только сейчас. То-то мне всю ночь такое снилось… ух!
Она спросила живо:
– Ой, как интересно! Расскажите! С подробностями…
– Нет, – ответил я, – вам такое еще рано. Джоанна, меня дико тянет ухватить вас сейчас и потащить в постель, чтобы там проделать все, что снилось, но мне в самом деле срочно нужно разметить диспозиции и написать еще два десятка приказов и указаний. Потому я горжусь своей стальной волей, отказываясь вот сейчас от такой сладкой возможности демократа схватить и поиметь, ибо рыцарь – это не только самец, но и мужчина!
Она растерянно хлопала глазками, милое личико выразило непонимание, наконец пролепетала:
– Сэр Ричард?…
– Вам нужно вернуться к себе, – сказал я твердо. – Сейчас я только верховный главнокомандующий объединенными войсками. Пробуду им до завтра, увы!.. Труба зовет, я должен ответить на этот чистый небесный зов.
Бобик посмотрел на меня с негодованием, а ее хорошенькая мордочка искривилась, выражение стало такое, что вот-вот заревет, но вовремя вспомнила, что мужчины не переносят женских слез, считая запрещенным приемом вроде удара в спину или ниже пояса, через силу улыбнулась и прощебетала:
– Хорошо, ваше высочество! Как скажете, ваше высочество!.. До свидания, ваше высочество…
Я галантно проводил ее до двери.
– До свидания, принцесса. Приятных снов!
Кто там ждет в коридоре, трусливо интересоваться не стал, чувствую себя хуже некуда, я же не целомудренник и не аскет, какого же хрена, что за указы-приказы, когда сейчас уходит по коридору тепленькая и мягкая, пальцы сами по себе дернулись, уже хватают и мнут сладкую плоть, да что это со мной…
Мое тело даже вернулось к двери, ладонь упала за ручку, но так и застыла, я же в самом деле не только самец, хотя тот во мне сейчас визжит, падает на спину и орет в истерике, подай ему прям сейчас и немедленно.
– А вот шиш тебе, – прошипел я. – Трудно быть человеком, но надо, хоть и непонятно, зачем.
Бобик посопел и с грохотом бухнулся на пол, выбрав место на середине кабинета. Вот именно, говорил его взгляд, зачем. Надо жить, как вот он, легко и радостно.
Что это я совсем, мелькнуло в голове рассерженное. Не лучше ли быть демократом, тем все можно, свобода и самовыражение, а я тут весь скован цепями морали, да еще и сам себе прицепляю пояс верности, идиот высокоморальный.
Шаги в коридоре затихли быстро, моя стальная воля хоть и малость расплавилась, но вернула меня к столу, но теперь никакие идеи не кажутся важными. Самую главную заповедь Творец дал еще Адаму: плодитесь и размножайтесь, а я сейчас уклоняюсь от ее выполнения. Как же так, неужели разнузданные демократы ближе к пониманию целей Создателя, чем я, паладин Господа?
Оторвав себя от двери и снова усадив за стол, я прошипел зло:
– Да пусть хоть весь мир одемократеет! Всем назло останусь мужчиной и рыцарем… И даже сам над собой не стану смеяться. Ну, по крайней мере, не сейчас вот так сразу. Потом… не знаю.
Наконец распределил, кому куда идти, а кому оставаться в Сакранте, проложил маршруты, определил время, а если с погодой будут нелады – ранняя весна или слишком поздняя, Аскланделла внесет коррективы.
