Чуя серьезность ситуации, он захрустел пальцами. Будто разминал кулаки перед боем.
— Так называют проворовавшихся служителей правопорядка.
— Не слышал.
Медведев напрягся. Я внутренне хлопнул себя по лбу — сколько мне надо ещё прожить в этом времени, чтобы перестать вот так прокалываться?
— Ясное дело, — выкрутился я. — В Москве так говорят, скоро и до нас дойдет.
— То есть, ты хочешь вскрыть сейф собственного начальника? Зачем?
— Он мне не начальник. Скорее, смежник. Подозрения у меня на его счет имеются. Тебе не могу сказать. Сам понимаешь, служебная тайна.
— Сафонов-то та еще гнида, — кивнул шубник.
— Ого, я смотрю, ты о нем наслышан?
— Кто же его не знает из нашего брата. Всех к ногтю прибрал. Не по закону только. Фарцовщиков доит, совсем обнаглел.
В голове щелкнуло так громко, будто в тёмной комнате включили лампочку.
— Фарцовщиков? А вот это уже интересно, — я, конечно, обрадовался, что разговор зашел как раз по той теме, по которой я и разрабатывал Сафонова. — Расскажи поподробнее.
— Сам понимаешь, — скривился в улыбке Медведев. — Служебная тайна.
Улыбался он так, как улыбалась бы скала. Обыкновенные расспросы на него не действовали.
— Ладно, — махнул я рукой (а про себя подумал — все равно тебя потом разговорю). — Не хочешь рассказывать, твое дело. Ты мне, главное, помоги сейф вскрыть. Отблагодарю.
Шубник хмыкнул громко, нарочито.
— Чем мент может отблагодарить вора? Тем, что не упечет его в каталажку?
— “Волгу” двадцать четвертую подарю, — неожиданно предложил я. — Почти новая, пробегу с гулькин нос.
— Ого, как высоки ставки… Только ты же понимаешь, что если нас заметут, то мне вообще крышка. Как рецидивист пойду с отягчающими.
— Машины тебе мало? Что ты хочешь? А помнишь, я тебя когда-то отпустил? За кражи у номенклатурщиков и функционеров с использованием поддельной конторской ксивы тебе, как минимум, десятка корячилась.
— Гошу отпусти, Индию… — неожиданно выдал хозяин квартиры.
— Ты и с Гошей знаком? — теперь уже я удивлялся. — Он про тебя ничего не рассказывал. С ним все сложно пока… Он в руках московского следователя, но все, что я делаю, как раз поможет отбелить Гошу перед законом. Поверишь?
Я не готов был ему рассказывать всю сложную историю дружб и подозрений между нами с Индией.
— Не можешь отпустить? — ухмыльнулся Медведев, — А в городе говорят, что повязал каталу не следак, а прыткий опер из бывших местных по прозвищу Курсант. Хитрый как лис и цепкий как бульдог. Ты же и есть Курсант? Ведь так?
— Андрей меня зовут, как и тебя. Некоторые Курсантом кличут. А за Гошу что печешься, это тебе только в плюс. Я думаю, что именно Сафонов его подставил. Так что если мне поможешь, возможно, этим и Гошу выручишь.
Медведев помолчал, будто взвешивая каждое мое слово на неведомом аппарате. Ему приходилось слепо верить мне, так что решение точно было не из лёгких.
Наконец, силач-Деточкин махнул рукой.
— Черт с тобой, Курсант… Но смотри, если обманешь! Перо в бок. Пусть даже если расстрел мне потом, — голос его был глухим, будто звучал уже из могилы.
Я не сомневался, что такое обещание он действительно постарается исполнить, но кивнул, будто с коллегой разговаривал, стараясь не показывать напряжения.
— Договорились. С меня “Волга”.
— Да нахрена она мне нужна? Я добро помню, не за награды Медведев дела проворачивает. Как отпустил ты меня — не забыл. Помогу, чем смогу. Только инструменты нужные я порастерял. Заказать слесарю надо будет. Какой там сейф? Какой замок? Кабинет тоже запирается?
— Вот это другой разговор, — я придвинул к дивану журнальный столик.
Он оказался тяжелый, как асфальтовый каток. Будто из чугуна отлит. Разложил на нем свои домашние зарисовки сейфа и замочной скважины.
Медведев повертел в руках листки с моими художествами, почесал затылок, посопел и задумчиво произнес:
— Судя по формату ящика — сейф старой модели. Замок, получается, под ключ “бабочку” с полым стержнем изготовлен. Запирающие пластины у таких замков штамповкой изготавливаются, потому строгой геометрии не имеют. Отмычки нам понадобятся всего две. Типа крючков специальных. Такие я и сам могу сварганить.
— Отлично, — потирал я руки.
Не хотелось, чтобы еще какой-то слесарь участвовал в нашем предприятии, ведь всем известен “всемирный закон сохранения тайны”, который гласит, что с каждым новым участником в секретном деле конфиденциальность его снижается в геометрической прогрессии.
— А ты поможешь мне инструменты изготовить, — буркнул медвежатник.
— Я? Отмычки сделать?
— Нет, яйца Фаберже золотом расписать. Конечно, отмычки.
— С удовольствием, — не думал я, что когда-нибудь буду подобным заниматься.
Признаться, мне стало интересно, будто что-то жгло внутри. Из мента я превращался в бандита. Что ж… Такая карьера в девяностые была отнюдь не редкостью, когда нашего брата пытались на колени поставить развалом системы и нищенской зарплатой. Стойкие выдержали, а слабаки в криминал подались.
— Нужно три сварочных электрода. Один запасной будет, — распорядился шубник. — Принеси сегодня.
— Да я их через сорок минут достану.
Я смотался за электродами на ближайшую стройку. За пачку “Примы” выменял у сварщика десяток отборных стержней (взял на всякий случай побольше и разного калибра) и вернулся к Медведеву в квартиру. Тот уже все подготовил. Прикрутил на кухонный стол маленькие тиски, разложил разномастные напильники, плоскогубцы, пилку по металлу.
— Приступим, — просопел он, засучив рукава и отобрав для работы трехмиллиметровые стержни.
Руки у Медведева оказались как у борца. Жилистые и бугристые, ни капли жира. Сильные, как кольца удава. Как я еще тогда смог его уложить? Даже сейчас он был килограмм на десять меня массивнее. А тогда-то я еще меньше был, совсем худой и почти безусый пацан.
— Очисти электрод от защитного покрытия, — шубник вручил мне один из стержней, а сам принялся крошить ножом второй. — Потом наждачкой зашкурь, чтобы гладкий был, как паркет в “Кремле”. На совесть работай.
Я очистил заготовку и старательно заполировал шкуркой.
— А зачем шлифовать их? — спросил я. — Чтоб точность лучше была?
— С такими замками точность не нужна, просто нравится мне работать с инструментом, приятным на ощупь, — оскалился медвежатник.
Заготовки Медведев зажал в тиски, оставив свободный конец длиной ровно двенадцать сантиметров. Загнул его строго под девяносто градусов. Далее на этом же коротком конце отмерил двенадцать миллиметров и снова сделал загиб, но уже в обратном направлении. Всё строго в одной плоскости.
— Теперь приступим к подготовке "рабочего крючка", — пояснил он, видя, с каким интересом я наблюдаю за рождением отмычек. — Который будет двигать пластину, что блокирует ручку запорного устройства. Толщина этой пластины около трех миллиметров. И нужна примерно такая же рабочая поверхность.
Он вооружился напильником и, чуть отступив от загиба (чтобы жёсткость конструкции не терялась), обточил кончик с двух сторон. Тот стал напоминать по форме жало отвёртки.
— Всё, — довольно выдохнул медвежатник. — Один инструмент почти готов. Длинный конец еще чуть укорочу и для удобства загну маленько. Он у нас ручкой служить будет.
После принялся за изготовление второго крючка, который, с его слов, нужен был для работы с пластинками, фиксирующими запорную пластину. Толщина этих трех пластинок — всего около двух миллиметров. Поэтому крючок нужно делать совсем другой.
Заготовку из электрода он согнул пополам под углом девяносто градусов. На одном конце сделал загиб длиной пятнадцать миллиметров под углом сто градусов. Я подумал, что наблюдаю за ним как за искусным мастером, совершенно не думая о том, что всё это вне закона. Да и показывал он мне всё, будто ученика готовил. Вот уж не знаешь, где и что найдёшь.
— У этого крючка толщина должна быть чуть больше миллиметра, — пояснил медвежатник. — Чтобы не зацепить соседнюю пластину. И кончик закруглю сейчас, чтобы легче скользил. Ну, все. Дело сделано. Помнят руки, ёшкин кот…