— Что писать? — спросил я.
— Как добычу делить будем, ясное дело, — сказал Шон.
— И как? — спросил я. — Поровну всем?
— Надо определить, сколько капитану, помощнику, штурману, плотнику и врачу. Канониру и боцману тоже, — сказал Шон.
— Капитану — четыре доли, — предложил Эмильен.
— Две, — сказал я.
— Пиши две, — согласился буканьер.
Уголёк крошился и пачкал всё вокруг, но я смог записать, что капитану полагается две доли добычи. По-английски, ясное дело, писать на французском со всеми этими нагромождениями гласных я не умел.
— Остальным, получается, по полторы доли? — спросил я, дописывая предложение.
— Помощнику и штурману — полторы. Остальным по одной с четвертью. Рядовым джентльменам по одной доле, — сказал Шон.
Спорить никто не стал, и я занёс это в документ. Писать угольком оказалось не так-то просто, и буквы выходили крупными, детскими.
— Записал. Что дальше? — спросил я.
— Калекам надо тоже долю выделить, если будут такие, — сказал Эмильен.
— Сколько там обычно? По восемьсот песо? — спросил Шон.
— Вроде бы, — кивнул буканьер.
Я принялся записывать и это, хоть и не представлял даже близко, что это за сумма.
— Дальше, — сказал я.
— Наказания, — ухмыльнулся Шон.
— Да что тут думать, дезертирство — смерть, трусость в бою — смерть, утаил добычу — смерть, — буркнул я, начиная писать.
Мне виделось, что только так можно удержать всех в повиновении.
— Кровожадный какой, — хмыкнул Эмильен. — Пиши, смерть или высадка на необитаемый остров.
— Ладно, — сказал я. — С драками как быть?
— На борту? Наказание на усмотрение капитана, — сказал Эмильен.
— С согласия команды, — вставил Шон.
Я записал и это. Перечитал заново, вспоминая, что ещё можно добавить.
— Воровство? Азартные игры? — спросил я.
— За воровство — смерть, — единогласно решили все.
С азартными играми вышел небольшой спор, но в итоге решили, что на борту азартные игры будут запрещены, любые, а на берегу можно всё. А если кто попадётся, или попадётся на обмане другого члена команды — будет наказан на усмотрение капитана.
Правила выходили простые и понятные каждому. Такие легко можно было объяснить даже самому недалёкому члену команды, и в этом была их прелесть.
— Теперь надо подписать, — сказал Эмильен.
Под последним пунктом я добавил, что документ составлен на острове Испаньола, летом тысяча шестьсот шестьдесят шестого года, написал свои имя и фамилию, а потом изобразил подобие своей размашистой подписи.
— Вам тоже подписать надо? — спросил я.
— Конечно, — хохотнул Шон.
Я написал в столбик имена и фамилии каждого из присутствующих, а потом передал пергамент и уголь Шону, пальцем показывая, где нужно расписаться. Шон поставил крестик напротив своей фамилии. Точно так же сделал и Эмильен. Негры долго не могли понять, что от них требуется, считая происходящее каким-то непонятным ритуалом. В итоге я просто спросил у них согласие по каждому пункту и заставил поставить крестик напротив их имён.
Когда всё было улажено, я сдул с пергамента остатки угольной пыли и протянул его обратно Эмильену.
— Вот и всё, — сказал я.
— Надо это отметить! — воскликнул ирландец.
— А чем отмечать собрался? У меня больше нет, — фыркнул буканьер, унося документ в хижину.
Шон не особо расстроился. Он улёгся на траву, заложил руки за голову и потянулся всем телом, отдыхая после сытного обеда.
— А кто будет капитана? — впервые за всё время подал голос Обонга.
Мы переглянулись. Как по мне, так перед выборами капитана нужно было сперва раздобыть корабль, а уже потом распределять роли. Сам я в капитаны не рвался, но и отказываться бы не стал, хотя считал, что и Шон, и Эмильен куда опытнее меня в этих делах.
— Потом выберем, — сказал я. — Когда будет, чем командовать.
— А если до того момента какой-нибудь приз возьмём? На суше? — Шон даже приподнялся на локтях.
— Поровну поделим тогда, — сказал я.
— Нет, подожди, — возразил Шон. — Надо сразу выбрать.
Я по его глазам видел, что он и сам не прочь покомандовать. Но лично я бы его капитаном не выбрал, ему не хватало какой-то хитрости, или решимости, или умения смотреть на несколько шагов вперёд. Он мог бы командовать десятком бойцов, максимум — полусотней, но принимать какие-то стратегические решения — нет. Не тот уровень.
Эмильен вышел из хижины, уселся в обнимку с мушкетом и принялся его чистить. У него был целый наборчик, как положено, с маслом, ветошью и щёточками, и я даже не подозревал, что в этом времени существуют подобные наборы. Вот он, в принципе, мог бы стать капитаном, если бы не одно но. Эмильен совершенно не стремился вести за собой, а был скорее ведомым, а для капитана это непростительное качество. С другой стороны, француз знал и умел практически всё, что было необходимо в этих землях, в отличие от нас с Шоном.
Кандидатуры негров мы даже не рассматривали, ни тот, ни другой в капитаны не годились, да и просто моряки из них получатся, скорее всего, неважные.
Ну а мне не хватало знаний. Я их, конечно, каждый день впитывал, как губка, но их всё равно не хватало. Капитан должен быть лучшим во всём, а я даже не знал, как называется тот или иной парус, и в море ходил только на теплоходе, как пассажир. Я не умел фехтовать, и если какому-нибудь негодяю вроде Франсуа де Валя взбредёт в голову вызвать меня на бой, я, скорее всего, не продержусь и пары минут. Единственным моим преимуществом были образование, общая эрудиция и послезнание, но в джунглях, да и на борту корабля они, в общем-то, почти бесполезны.
Так что никто из нас не мог стать хорошим капитаном, но капитан всё равно был необходим. Анархия и полнейший коммунизм у пиратов — это миф.
— Нас всего пятеро, Шон, какой толк выбирать капитана сейчас? — спросил я. — Будет корабль, будет команда, тогда и выберем.
— Надо вождь, — многозначительно сказал Муванга. — Нет вождь — плохой добыча. Хороший вождь — хороший добыча.
Логика простая и понятная. Но я всё равно считал, что сперва нам нужно захватить корабль и набрать команду, чтобы выбирать капитана не только из нас пятерых, но и из тех, кто присоединится потом.
— Давайте выбирать, — произнёс Эмильен, наконец оторвавшись от своего мушкета.
Глава 25
Это были первые выборы, в которых я участвовал, как кандидат, и первые полностью открытые выборы, которые я видел. Голосовать можно было за кого угодно, и за себя в том числе.
Шон тут же проголосовал за себя любимого. Я проголосовал за Эмильена, Эмильен проголосовал за меня. Получилась ничья, и теперь всё зависело только от двух негров, которые снова не совсем понимали, чего от них хотят.
Муванга сидел, хлопая глазами, и глядел то на меня, то на Шона, то на Эмильена.
— Кто вождём будет, решай! — гаркнул Шон.
— Так... Кто вождь не так решают... — пробормотал негр. — Старый умер, новый вождь быть...
— У нас так решают! Давай, думай, негритос тупой! — прорычал ирландец.
Муванга ткнул пальцем в меня.
— Масса колдун, много знай, — пояснил он.
Шон нахмурился и перевёл тяжёлый взгляд на Обонгу.
— Теперь ты, — хрипло сказал он.
— Моя не хотеть ничего решать, моя хотеть спать, — вздохнул негр.
— Я тебе башку разобью, — пригрозил Шон.
— Твоя сильный, твоя вождь, — быстро согласился Обонга лишь для того, чтобы Шон от него отстал.
Снова случилась ничья. Мы с Шоном переглянулись и рассмеялись почти одновременно. Во всяком случае, никакой враждебности в нём я не заметил, его, как и меня, позабавил сам факт ничьей.
— Ну, и что будем делать? — усмехнулся ирландец.
— Захватим два корабля! — пошутил я.
Шон довольно осклабился.
— А до того? — спросил он.
— Нужно либо переголосовать, либо запретить голосовать за себя, — пожал плечами я. — Если голосуем заново, то я тогда тоже голосую за себя, и у нас три против двух. Если запрещаем голосовать за себя, то другое дело, но...
