смотрит, мне стесняться нечего.
– Не богохульничай!
– К Богу претензий не имею, только к попам. Зимой все голодают, а эти ещё жирнее становятся. Как так?
– Тихо! Что-то вы куда-то не туда ушли, мужики, – напомнил Серёга, навсегда остановив зарождение религиозной вражды в зародыше или как минимум приостановив конфликт до следующей перепалки. – Считать до десяти все умеют? Даю восемь из десяти.
– Даю десять, – внезапно выдал Ваня.
– Ты её даже не видел!
– Зато хорошо представил.
– Четыре, – теперь уже всех удивил Миша, на которого все уставились. – Готовить она точно не умеет, вечно со своими железками возится. Нет, как человек она хороший, спору нет, но как баба…
– Критик петроградский, – вздохнул Сергей, после чего перевёл взгляд на меня. – Ну а ты что думаешь Саш?
– Печку бы, а то ночи хоть и летние, но холодные уже. Ещё эти ветра с моря задувают. В одной гимнастёрке и заболеть можно.
Так и закончился день, впервые за всё время в этом мире мне удалось нормально поспать. Спасибо немцам за то что вырыли эти прекрасные траншеи и обустроили блиндажи. И за еду им спасибо, жаль только пиво всё отравленное вылили. И всё же всё хорошее когда-нибудь заканчивается.
Утро началось с того, что к нам приехал неубиенный Смоленко, которому дали очередную безумную задачу.
– Вы думали, что так легко от меня отделаетесь? Вы думали, что какой-то мудак-генерал расформирует мою роту и я про вас забуду? Самсосонову нужен Аллентшейн! Для этого нам на помощь прислали саму Екатерину! Знаете, что это значит?! Думай, Ваня, думай своей пустой головой! Воздушный крейсер, моя рота, Алленштейн! Смекаешь, Ваня? Понимаешь, что с тобой случится уже этой ночью?!
Глава 10
– Боже, я не хочу умирать… – произнёс Ваня, вдруг ставший очень религиозным.
– Что такое?! Ты же сам хотел полетать на Екатерине! Или тебе не нравится гордость нашего воздушного флота?! – в своей привычной манере общался Смоленко, то есть кричал.
Больше двадцати тысяч тонн летели по ночному небу, рассекая облака. Без устали работали десятки орудий начиная с лёгких семидесяти пяти миллиметровых орудий и заканчивая тяжёлыми трёхсот пяти миллиметровыми. Порой прилетало и с земли, но броня держалась, зачастую даже щиты не разряжались.
Экипаж состоял из более тысячи офицеров и матросов. Это не считая авиационных отделений, располагающихся на верхней палубе. В длину крейсер «Екатерина» составлял чуть больше двух сотен метров в ширину около тридцати пяти. Двигатели вырабатывали столько пара в процессе охлаждения, что образовывались новые облака. А уж сколько энергии производилось… мне кажется столько небольшая армия одарённых не произведёт.
– Почему вы не рады?! Родина выбрала именно вас! Вами будет выкована победа! – продолжал кричать Смоленко проходя мимо свеженабранной роты. – Алленштейн падёт, а затем мы выйдем к Кёнигсбергу! Возрадуйтесь!
Но солдаты явно находились не на пике боевого духа. Тем временем начал раздаваться скрежет металла и вот уже прямо под ногами можно увидеть сам город.
– Твою мать… – сглотнул Иван, когда один из снарядов, летящий прямо к нам, взорвался об барьер. – Да нас всех перебьют только мы парашюты раскроем.
– Не переживай! У нас есть план! Надёжный как двигатели «Екатерины»! – ободряюще заявил Смоленко, продолжавший осмотр бойцов: мало ли кто-то парашют забудет. – Тем более ночь же, нас будет практически не видно!
– Спаси нас Боже… – шептал свою молитву Миша, пока белый как смерть Сергей с ужасом смотрел вниз: он явно очень сильно боялся высоты.
Прозвучала сирена, сделали залп орудия и в огненных вспышках утонул Алленштейн, вокруг которого смыкала клешни пехота.
– Открывайте парашюты только после меня, – дал приказ Смоленко и первым сиганул вниз.
За ним последовали и другие, самые храбрые бойцы, однако некоторые впали в ступор. Ну и я как поручик вместе с другими офицерами помогал им принять правильное решение, пихая солдат в пропасть. Десантники из них никакие, однако наша задача несколько отличается от задач элитных подразделений воздушного флота.
Как только последние рядовые отправились в полёт, то следом прыгнул и я. Из-за экзоскелета моя скорость свободного падения оказалась выше, поэтому быстро передо мной пролетели тех, кого я пихал. Но быстрее всего к земле мчался Смоленко, броня которого была самой тяжёлой в нашей роте.
Ветер хлестал мне в лицо, и только гоглы на моём лице защищали глаза от ветра. Скорость просто чудовищная, адреналин уже насыщает кровь, а мимо нас летят снаряды и уже пули. Смоленко же до сих пор не открыл парашют.
В какой-то мне показалось, что его случайно кто-то прибил, хотя это невозможно, ведь у него имелись мощные барьеры. Так что пуля бы его не убила, а взрыв артиллерийского снаряда не заметить невозможно.
Но мои опасения развеялись, как только передо мной появилась белая точка. В самый последний момент Смоленко открыл парашют и несколько белых куполов начали тормозить его движение. Отсчитав несколько секунд, достигнув примерно той же высоты, за кольцо дёрнул и я. Скорость падения замедлялась, а по нам уже открыли огонь враги, начавшие высовываться после обстрела с «Екатерины». Ночь озарили осветительные ракеты.
Смоленко не успел сбросить скорость полностью и его приземление на крышу вышло довольно жёстким. Он выжил только благодаря экзоскелету, от которого начал исходить пар. И сразу же капитан побежал к ближайшему пулемётному гнезду, где стрелки работали по солдатам, что открыли парашюты слишком рано.
Моя посадка тоже выдалась довольно жёсткой, ведь я дёрнул за кольцо ещё на более низкой высоте. Правда у меня и экзоскелет меньше весит, на что и делался расчёт. Правда латунные трубки странно лязгнули, однако вроде ничего не сломалось, только пар валит из энергетического ранца.
Сразу же я оказался под перекрёстным огнём. В каждом окне дома сидел немец с винтовкой, поэтому с крыши нужно было убираться.
– Внутрь, в дом! – Кристина уже принялась раздавать советы.
Но и без неё мне было понятно, что делать. Мой потенциал лучше всего раскроется именно в ближнем бою и вот уже я спрыгнул во внутренний двор, после чего выбил плечом дверь и вынул из ножен духовное оружие, принявшее облик шашки с защитой кисти. И Кристина начала петь, ознаменовав начало кровавой жажды.
Перед высадкой Смоленко говорил, что у
