— Гы-ы, — отозвалась я, стараясь держать марку дурачка.
— Лилиан, — очень тихо произнес мужчина, — ваши красивые глазки ни одна грязь не спрячет. Попалась, принцессочка. А хочешь, я тебя спасу?
Я перестала изображать неадекват и подняла на него свои красивые глазки. Мужчина удовлетворенно хмыкнул. Послышался звук еще одного отодвигаемого стула, и он тут же вскинул голову:
— Самый настоящий дурак, отвратительное зрелище, — крикнул он. — Я его сейчас выведу, чтобы аппетит не портил.
— Господин, но его брат… — попробовал протестовать хозяин таверны и сразу замолчал под взглядом аминасца.
Меня грубо подняли и чуть ли не пинком погнали на выход. Как только мы оказались за пределами видимости и слышимости остальных, аминасец затащил меня за угол таверны, прижал к стене и вперил голодный взгляд.
— Я тебя спрячу, маленькая принцесса, — задушевно начал он, параллельно шаря под моим плащом рукой. — Если вздумаешь рыпаться, позову остальных. Ты ведь не хочешь к своему жениху? — я помотала головой, лихорадочно раздумывая, что же мне делать. — Вот и хорошо, малышка. Тебе со мной будет хорошо, обещаю, что не обижу.
Он наклонился ко мне, намереваясь поцеловать. Я зажмурилась, ожидая неизбежного прикосновения, но вдруг раздался звук глухого удара. Аминасец хэкнул и мешком повалился к моим ногам. Я открыла глаза и увидела ту самую бабку, сжимающую в руках толстую палку. Она молча вцепилась мне в руку и потащила за собой.
— Куда вы меня тащите? — возмутилась я, попытавшись вырваться.
— Молчи, дура, — ответила старуха, и я обиделась. — Хочешь внимание привлечь? Пошли.
— Куда? — я была уже на грани истерики.
Старуха повернулась и посмотрела мне в глаза. Я завороженно уставилась в темную глубину ее зрачков, которые чуть пульсировали. Бабка погладила меня по лицу, потом произнесла очень тихо:
— Повинуйся.
С этого момента я ничего не помню.
Пахло сушеными травами. Полынь, зверобой, чертополох… Обоняние само разделило знакомый запах на составляющие. Еще пахло дымом, старым деревом и чем-то вкусным. Я пошевелилась и с удивлением обнаружила, что связана по рукам и ногам. Пошевелилась еще раз, точно, связана. Я попробовала вспомнить, когда же случилось это эпохальное событие, не вспомнилось ничего. Я огляделась, пытаясь хотя бы опознать место своего пленения. Это был деревянный домик, маленькая такая избушка. Под потолком были развешаны пучки трав, запах которых я и почувствовала. В противоположном углу горел очаг, в котором висел котелок с бурлящим варевом. Сама я сидела на жесткой узкой лежанке, покрытой шкурами. Посреди избушки стоял грубо сколоченный стол и два таких же грубых стула.
Раздался скрип, и открылась дверь. Я живо повернулась к входящей женщине и опознала все ту же старуху. Она взглянула на меня и сокрушенно покачала головой:
— Слабеют чары, слабеют. Уже очухалась.
— Вы кто? — спросила я.
— Ведьма, не видно что ли? — она пожала плечами и прошла к котелку, помешав варево. Потом взяла тряпку и сняла котелок с крюка. — Сейчас есть будем, — сообщила она.
Я обрадовано кивнула. Не кормить же она меня собирается, значит, развяжет. Старуха достала две миски, налив в них кипящую похлебку. Потом подошла ко мне и, обнаружив немалую силу, подняла на руки и перенесла к столу. Она освободила одну руку, умудрившись оставить вторую привязанной к телу. Я расстроилась.
— Может развяжете меня? — хмуро спросила я. — Я даже не знаю, где нахожусь.
— Нет, девонька, — ответила ведьма. — Ты мне нужна, так что потерпи.
— Зачем? — живо заинтересовалась я.
— Ешь, — скомандовала она вместо ответа.
Вот чего мне сейчас не хотелось, так это есть. Но все же послушно взялась за ложку и случайно посмотрела в сторону. Там стоял кованный сундук. Сундук, как сундук, только вот на крышке лежали до боли знакомые золотые пряди. Я выронила ложку и ощупала свою голову, наткнувшись на взъерошенный ежик.
— Вы что со мной сделали? — возопила я, с тоской разглядывая собственную шевелюру, которая уже не росла на мне.
— Не голоси, — поморщилась ведьма. — Где я еще волосы дриады раздобуду? А тут такой случай.
— Вы меня на составляющие разобрать собрались? — я даже по волосам убиваться перестала.
— Только волосы. — успокоила старуха. — Ну, что кривишься? Уже завтра до плеч будут, ты же дриада. Вон, с любым деревом пошепчись, они тебя живительным соком напоят, хоть до земли волосья отрастут.
— Я деревья сломала, — хмуро ответила я.
— И как же умудрилась? — ведьме явно стало интересно.
— Крикнула, они сломались, — что тут еще объяснять.
Ведьма привстала, вглядываясь в меня. Потом хмыкнула и села на свое место, принявшись за похлебку.
— Что вы там увидели? — не выдержала я.
— А что там у тебя увидишь? Всего от родни насобирала, — ответила старуха, продолжая трапезу. — Ешь давай.
Я снова взялась за ложку и осторожно попробовала похлебку. Оказалось вкусно.
— Не на человечине? — спросила я на всякий случай.
— Тьфу на тебя, полоумная, — выругалась ведьма. — Лосятина.
Я облегченно вздохнула и присоединилась к старухе в нелегком деле уничтожения ее запасов. До конца трапезы мы не произнесли ни слова. Потом ведьма перетащила меня обратно на кровать, не забыв лишить подвижности свободную руку. Она шустрила по дому, я наблюдала за ней, гадая, что ей еще может быть от меня нужно кроме волос. Волосы, кстати, все еще было жалко до зубного скрежета. Затем она штопала носки и подшивала юбку. На меня она даже ни разу не взглянула и не заговорила. Я тоже ничего не спрашивала, умудрившись задремать за своими наблюдениями. Вот такой из меня сторож.
Не знаю сколько я проспала, но проснулась от того, что стало прохладно. Я проморгалась и застыла с широко открытыми глазами. Вместо стола посреди избушки теперь стояла тр енога, на которой возвышался медный котел, под ним пылало синее пламя, прямо на деревянном полу, не прожигая его. Над котлом вился пар, который ведьма закручивала в маленький вихрь.
— Что это за огонь, — спросила я, чуть дыша.
— Мертвый огонь, — ответила старуха. — Молчи.
Она подняла над котлом мою родную прядь, вихрь окутал ее туманом, и прядь исчезла. Ведьма чего-то ждала, выжидательно глядя в котел, потом снова завихрила парок и позвала:
— Вырвень, приди.
— Ну и имечко, — я передернула плечами, бабка недобро посмотрела на меня и вернулась к своему занятию.
Пар перестал кружиться, начиная принимать очертания человеческого тела, маленького человеческого тела. Правда, маленьким оно было недолго. Достигнув некоторой плотности, тело разрослось до размеров здорового мужика. Насколько поняла, это и был тот самый Вырвень. Он обернулся ко мне, и я вжалась в стенку под взглядом таких же синих, как и огонь, глаз. Дух вернул свое внимание ведьме.
— Зачем тревожишь? — спросил Вырвень жутковатым голосом, лишенным эмоций.
— Я нашла дриаду, — сказала ведьма.
— Она не знает, — ответил дух.
— Но она же дриада, — чему-то не поверила старуха.
— Она рождена здесь, но пришла издалека, она не знает, — продолжал разочаровывать бабку Вырвень.
— И что мне делать? — ведьма мрачно взглянула на меня.
— Будить кровь, — посоветовал дух.
— Вы это о чем? — настороженно спросила я.
— Молчи, — отмахнулась старуха и уставилась на мужика из пара. — Как я ее кровь разбужу?
Дух снова посмотрел на меня, я снова его взгляд не одобрила. Его глаза были наполнены синим пламенем, не очень приятное зрелище, хотя завораживает, надо признать. Вырвень отделился от котла и подплыл ко мне.
— Она должна услышать голос леса, — сказал он, наклоняясь к моему лицу.
— И как я ее заставлю слушать лес? — раздраженно спросила ведьма.
— Пусть начнет взывать о помощи. Деревья откликнутся. — ответил дух.
Должно быть Вырвень посчитал диалог оконченным и нырнул в котел, утаскивая за собой пар. Синий огонь тут же погас. Остались только мы со старухой. Обе в раздумьях. И думали об одном и том же. Она, что со мной сделать. Я о том, что она со мной сделает. Ведьма утащила котел, убрала треногу, вернула стол со стульями и села, глядя на меня.
— Может скажете, что вам от меня надо? — решилась я нарушить молчание.
— Источник вечной молодости, — ответила ведьма.
— Здесь и такой имеется? — маленький приступ алчности на мгновение захватил меня, представив сколько можно было бы выручить денег за пузырьки с вечной молодостью. Тут же поняла, что это нервное, потому что бабкин взгляд мне нравился все меньше.
