— В... В-вы... — он отполз от меня, затравленно поглядывая на всех нас по очереди. — Вы мне не привиделись?..
Мы рассмеялись в голос. Но на самом деле это было не смешно, а страшно.
— Нет, не привиделись, — сказал я.
Гривз разрыдался, бросился мне в ноги, что-то быстро забормотал, всхлипывая и вздыхая так, что я не мог разобрать ни слова. Он обхватил мои колени так, что я едва не упал, и бился головой о землю возле моих сапог.
— Молю! Ради всех святых! Умоляю! Прошу вас, капитан, умоляю! — я наконец сумел понять, что он бормочет. — Заберите меня отсюда!
Я брезгливо отпихнул его сапогом, сам пошатнулся, но сумел высвободиться из его хватки. Гривз разрыдался ещё сильнее. Эмильен с укором посмотрел на меня.
— Ты как тут очутился? — спросил я.
— Я... Меня... Меня высадили, сэр, но я клянусь, это была ошибка! — размазывая слёзы по грязному лицу, бормотал Гривз.
— Кто высадил? — спросил я.
— К-капитан Морли, сэр... — выдавил он.
Мы переглянулись снова. Этого имени никто из нас не знал.
— Пират? — спросил я.
Вряд ли на обычном торговом судне или военно-морском флоте принято высаживать провинившихся матросов на необитаемый остров.
Гривз заткнулся мгновенно, испуганно глядя на нас.
— Морли — негодяй, по которому плачет виселица, сэр... — робко произнёс он.
— По нам тоже, — сказал я. — За что он тебя высадил?
При этих словах Гривз заметно оживился, понимая, что мы не спасём его для того, чтобы повесить, как могли бы поступить военные моряки. Слёзы быстро высыхали на лице, оставляя после себя только светлые полосы на грязной коже.
— Я человека убил, — ощерился он, показывая гнилые пеньки зубов. — В карты он мухлевал, подлец.
Я только хмыкнул в ответ.
— Могу тебе предложить пойти к нам в команду, — произнёс я. — В карты у нас на борту не играют.
— Да я бы хоть к морскому дьяволу в команду пошёл! — воскликнул Гривз.
— Это французский корабль, — предупредил я. — Англичан мы топим.
Он удивлённо вскинул брови.
— Война?
— Да, — сказал я.
— Плевать, — заявил он.
— Ну, тогда добро пожаловать на борт. Звать меня Эндрю Грин. Капитан Грин, — представился я.
— Клиффорд Гривз! — снова представился Гривз, видимо, забыв, что уже делал это.
— Таскай мешки в шлюпку, Клиффорд Гривз, — приказал я.
Губернатор острова, несмотря на свой измождённый вид, принялся загружать шлюпку с таким рвением, что я подумал, что он надорвёт спину. Вот что значит мотивированный работник. Пираты насмешливо поглядывали на него, а я всё глядел на стремительно темнеющее небо.
Ветер налетал шквалами, словно коршун, и нужно было спешить, если мы не хотим остаться здесь вместе с губернатором. Я тоже принялся грузить балласт в шлюпку, чтобы поскорее отсюда убраться.
— Отчаливаем, парни, — сказал я, когда все мешки оказались плотно набиты, перенесены в шлюпку и уложены на дно.
Лопаты побросали туда же, на дно шлюпки, Гастон и Эмильен столкнули шлюпку с берега, и мы запрыгнули внутрь. Море волновалось ещё сильнее, чем до этого, накатывая пенными бурунами на пологий берег и пытаясь выбросить нас туда же, но мы боролись с ним, усиленно налегая на вёсла.
Гривз возбуждённо подпрыгивал на банке, не в силах усидеть на месте, оборачивался к месту своего заключения, щурил глаза и тихо смеялся, не в силах поверить, что для него этот кошмар закончился. Я его в чём-то понимал, после побега я испытывал схожие ощущения. Но Гривзу, конечно, от жизни досталось куда сильнее, чем мне.
— Спроси, чего он про клад болтал, — налегая на весло, тихо произнёс Гастон.
— Надо запомнить это место, а потом сюда вернуться! Тут, наверное, сокровища зарыты! А он их, типа, охранял! Это же просто обалдеть! — выпалил Андре-Луи.
Пацан во все глаза смотрел на измождённого Робинзона, который подставлял лицо солёным брызгам морской воды. В словах мальчишки, похоже, была толика истины.
— А про клад ты что говорил? — спросил я.
— Что? — Гривз часто заморгал, будто возвращаясь в реальный мир из далёких грёз.
— Клад, говорю, — сказал я. — Ты говорил.
— Какой клад? — хмыкнул он.
Либо он включил дурачка и он на самом деле талантливейший актёр, либо и в самом деле не помнит, что он кричал нам двадцать минут назад. Даже глазки не бегали, он только моргал и щурился.
— А разве там их несколько? — спросил я.
— Что? Кого?
Налетевший шквал поднял волну, швырнул нам в лица пригоршню холодных брызг, будто мы были не в тропиках, а в Финском заливе.
— Дьявол, — пробормотал Андре-Луи, фыркая и утирая лицо.
До «Ориона» оставалось плыть ещё метров тридцать, и шхуна качалась на волнах из стороны в сторону, опасно кренясь.Главное, чтобы «Ориона» не выбросило на берег какой-нибудь особенно большой волной, принесённой внезапным порывом ветра.
Закапал дождик, сначала мелкий, словно водяная взвесь, поднятая в воздух, затем по нашим плечам забарабанили крупные капли, и даже шляпы не помогали укрыться от них, бросаемых нам в лицо ветром, который становился всё сильнее.
Гастон и Эмильен налегали на вёсла изо всех сил, заполненная балластом шлюпка шла тяжело, как ленивая черепаха, но, в конце концов, мы достигли борта «Ориона», и нас втащили на палубу. Матросы побежали закидывать балласт обратно в трюм.
— Уходим, — приказал я. — Кажется, дождь начинается.
Глава 26
Дождь барабанил по палубе, высокие волны бились о форштевень, раз за разом взрываясь шрапнелью из тысячи холодных брызг. «Орион» шёл под одним стакселем, остальные паруса были убраны, но даже так постоянно пытался увалиться под ветер, и Клешня с трудом справлялся со штурвалом.
Недостающий балласт уложили по местам, шхуна перестала болтаться, как скорлупка, но ветер всё равно безжалостно гнал её к берегу, так и пытаясь выбросить её на мель. Если бы здесь где-то была бухта, укрытая от ветров, мы бы постарались уйти туда, переждать, но никто из нас о таких бухтах поблизости не знал.
Единственным выходом для нас осталось уйти мористее, подальше от берега, и положиться на милость стихии. Я впервые видел местные шторма, хотя боцман и сказал, что это не шторм, а так, немножко погода испортилась. Зрелище всё равно было величественное и страшное.
Небо затянуло густыми тучами, опустились сумерки. Такелаж жалобно скрипел, свист ветра глушил всё, и приходилось громко кричать, чтобы тебя услышал хоть кто-нибудь. Вода раз за разом прокатывалась по палубе, стекая в шпигаты, просачиваясь в трюм, и на помпе постоянно дежурили два матроса. Туда я поставил Мувангу и Себадуку, раненые негры наверху были бы бесполезны, но качать могли, и методичный скрип свидетельствовал о том, что у них неплохо получается.
Всех наверх отправлять я не стал, пока справлялись силами одной вахты, но лично я усидеть в каюте не мог, и теперь бродил по палубе, невзирая на проливной дождь и промозглый ветер, бьющий в лицо. Все вымокли до нитки. Отличная возможность помыться для некоторых членов команды.
От безымянного острова мы отошли примерно на милю, и только тогда я приказал зарифить оставшиеся паруса. Ветер злобно завывал, путаясь в такелаже, но больше не выносил нас к берегу. Шхуна просто переваливалась по волнам, понемногу дрейфуя под действием ветра, волн и течения, и пёс его знает, куда нас вынесет этот шторм.
Я чувствовал, как по шее пробегает холодок, а все волосы встают дыбом, но не понимал, от холодной воды это или от созерцания буйной стихии. Никакая картина, никакое видео не может передать то ощущение, когда ты стоишь на палубе деревянного парусника, а вокруг бушует разгневанное море. Я ощутил себя так, будто ненароком бросил вызов стихии, самому Посейдону, наглым образом выйдя в море в такую погоду, и теперь он рвал и метал, пытаясь запугать ничтожного человечишку.
Но запугать у него не получилось, наоборот, я восхищался непокорной стихией, холодными брызгами, яростным ветром. Наверное, именно в этот момент море окончательно признало меня своим, а я окончательно полюбил море.
