— Не обращайте на меня внимания, парни, отдыхайте, — тихо сказал я, зная, что спокойно отдыхать дальше они всё равно не смогут, пока я здесь.
Я прошёлся по тесному кубрику, вдыхая спёртый воздух вместе с запахами плесени и грязного тела, втайне удивляясь стойкости моряков, сутками живущих в таких, почти нечеловеческих условиях. Шон прав, я стал страшно далёк от народа.
— Как нога? — спросил я у Себадуку.
Негр лежал в гамаке, и сломанная нога в лубке торчала из гамака, напоминая индейскую курительную трубку. Костыли стояли рядом, грубые, неуклюжие.
— Наступай — болит, не наступай — не болит, — улыбнулся негр.
— Ну тогда не наступай, — хмыкнул я и дотронулся до натянутой парусины. — Вот пьяному-то, наверное, из такого вылезать каково, целое приключение!
Матросы тихо посмеялись. Наверняка каждый из них не раз и не два проделывал подобное.
— Нормально всё? — спросил я, окидывая взглядом кубрик.
— Да, кэп, нормально, — вразнобой ответили матросы.
Звучало довольно искренне, и мне стало немного спокойнее.
— Кристофу хреново, — сказал его сосед по койке, Жан-Поль.
Я подошёл к его гамаку, заглянул внутрь. Кристоф, раненый во время абордажа в руку, выглядел и впрямь паршиво. Изжелта-бледный, осунувшийся, он баюкал раненую конечность, плотно замотанную в грязные бинты. Он лежал в полузабытье, спал и не спал одновременно, мелко дрожа. Я потрогал его лоб и нахмурился. Горячий, значит, всё-таки началась инфекция. Кажется, он пропустил несколько перевязок, ну а я не имел достаточно времени, чтобы бегать за каждым раненым. Ну или мне похер на людей, как говорил Шон.
— М-да, — протянул я.
Он вдруг открыл глаза и встретился со мной взглядом, в котором я прочёл безмолвную мольбу, отчаянную просьбу спасти его. Самое мерзкое это то, что я не знал, как ему помочь.
— К-кэп... — прошептал он. — Выручай...
Я едва не отдёрнул руку, но постарался выглядеть уверенно и медленно обвёл кубрик взглядом. Те, кто не спал, внимательно смотрели за моими действиями.
— Похоже, всё-таки инфекция, — произнёс я. — Здесь слишком темно, помогите мне вынести его на палубу. Или на камбуз. Нет, лучше на палубу.
Жан-Поль и Ален поднялись из своих коек, оттеснили меня чуть назад, поднатужились и просто сняли гамак Кристофа с креплений. Я хмыкнул, оценив простоту и удобство такого способа, и пошёл следом за ними.
Расположились на баке, под лучами восходящего солнца. Парусиновый гамак расстелили прямо на досках, Кристофа уложили, и он сразу же принял позу эмбриона, машинально стараясь спрятать раненую конечность. Его по-прежнему трясло.
— Несите ром, Доминику на камбузе скажите, чтобы кипятил воду, — приказал я.
Я изрядно нервничал и боялся сделать что-нибудь не так. На всякий случай я снял камзол и рубашку, тщательно вымыл руки. Вторая вахта, работавшая на палубе, удивлённо глядела на нас, и я заметил насмешливый взгляд Шона, по-прежнему стоявшего за штурвалом.
Наконец, мне принесли всё необходимое. Жан-Поль и Ален постояли рядом немного, но я видел, что они и так уставшие, и помочь особо не смогут, поэтому я отпустил их отдыхать дальше и подозвал к себе юнгу. Андре-Луи оторвался от штопанья рубахи и подошёл к нам, опасливо поглядывая на раненого.
— Крови боишься? — спросил я на всякий случай.
— Я ничего не боюсь! — вскинулся пацан, и я усмехнулся.
— Руки мой и иди сюда, — сказал я. — Помогать будешь.
Андре-Луи поглядел на свои ладони и вытер их о бриджи.
— Мой руки, кому говорю?! — вспылил я. — Нельзя раненых грязными руками лапать, понимаешь? Ты же его добьёшь так!
Мальчишка буркнул что-то себе под нос, но приказание исполнил.
— Чего делать-то? — спросил он, стряхивая капли воды на палубу.
— Да погоди ты, — проворчал я.
Первым делом нужно было избавить Кристофа от прикипевших бинтов, присохших к ране настолько, что и не оторвёшь.
— Вот чего ж ты сам-то не пришёл... — хмыкнул я, пытаясь найти конец грязного мокрого бинта.
Рана даже пахла скверно, и что-то мне подсказывало, что руку уже не спасти.
— Кэп... Ну ты же постоянно... — тихо произнёс Кристоф, кривясь от сдерживаемой боли. — То одно... То другое...
Я только тихо выругался себе под нос. Что сказать, я тоже виноват. Не проследил, не проконтролировал.
Бинты пришлось разрезать, и на свет явилась довольно неприятная картина мокрой, истекающей гноем раны. Бледная, почти серая кожа вокруг плавно переходила в красные воспалённые края, пузырящиеся гноем и сукровицей. Андре-Луи побледнел и нервно сглотнул, не отрывая напряжённого взгляда от этого зрелища.
— Да твою же мать... — вздохнул я. — Понимаешь, да?
Кристоф прикрыл глаза и мелко кивнул.
— Режь, капитан... Не могу уже... — простонал он.
Я тяжело вздохнул, понимая, что ампутации не избежать. Что ж, я оттягивал этот момент как мог, но раз уж назвался корабельным врачом — будь добр, оперируй.
Нужно было всё подготовить, и я теперь раздумывал, где лучше это провернуть, здесь, на палубе, или же уйти на камбуз, где есть хотя бы стол и горячая вода. В итоге решил оперировать здесь, на свежем воздухе, а не в душной тесноте нижней палубы.
Мне принесли кипятка, ножовку, по виду которой можно было предположить, что полчаса назад ей пилили какие-то гнилые деревяшки, колодку. Мальчишку я снова отправил на камбуз, кипятить бинты.
Кристофу для анестезии пришлось влить в глотку целую бутылку рома. Матросы то и дело поглядывали на нас, исключительно с сочувствием. Калек здесь многие видели и понимали, чем может грозить любое ранение.
Я тоже хотел приложиться к бутылке, но в последний момент передумал, и просто замотал нос и рот платком, на всякий случай, чтобы не блевануть ненароком. Меня уже мутило от одного только вида.
На помощь пришлось позвать ещё двоих, у мальчишки просто не получилось бы удержать Кристофа на месте, даже в стельку пьяного и ослабшего от кровопотери.
Я снова продезинфицировал все инструменты, место ампутации, затянул жгут на руке Кристофа, демонстративно перекрестился и принялся за дело. Пила вгрызлась в кость с жадностью голодной акулы, с чавкающим неприятным звуком, от которого кровь застывала в жилах, а я изо всех сил старался удержать скудный завтрак внутри себя.
Глава 28
Можно сказать, операция прошла успешно. Я не блеванул, не упал в обморок и не убил пациента. В остальном — ощущения были крайне паршивые. Я даже закурил и приложился к бутылке после того, как Кристофа унесли обратно на нижнюю палубу. Не этого я ожидал, когда шёл в пираты.
Более того, меня пробило осознанием того, что и меня могут точно так же ранить, чтобы потом какой-нибудь мясник с ножовкой разводил руками, мол, больше ничего нельзя сделать. От этого кишки внутри переворачивались вверх дном, лучше уж сразу погибнуть в бою, наповал. В общем, всё как в анекдоте, люблю свою работу, но как пожар — так хоть увольняйся.
Я стоял у правого борта, сложив руки на груди и посматривая на тонкую серую полоску вдалеке. Земля, неизвестная и далёкая. Если бы мы могли вычислить долготу, то сумели бы определить, что это за остров, вытянутый с запада на восток, но хронометры ещё не изобрели, да и время по Гринвичу взять было неоткуда.
Поэтому мы просто шли на юго-восток в надежде, что идём в правильном направлении. Несколько раз на горизонте виднелись чьи-то паруса, но мы старались избегать нежелательных встреч. Хотелось дойти в порт без приключений.
А пока мы шли, я тратил это время с пользой. Фехтовал с Робером, и даже он отмечал мой прогресс, когда мне удавалось его достать или ловко отбить какой-нибудь хитроумный выпад. Изучал паруса и такелаж, вникая в основы управления шхуной, которые оказались не так сложны, как мне показалось на первый взгляд. Делал записи в судовой журнал, пытался читать прежние записи на голландском, понимая в лучшем случае одно-два слова из десяти. Но кое-что из журнала я всё-таки понял точно.
